– И?
– Мать, которая, взяв мужа и детей, едет в отпуск, пока ее дочь разыскивают, – говорит он едко, глядя на Миллу. – Извини, Милла. Я не имел в виду… – он крепко сжимает губы.
– Кто знает о том, что вы их ищете?
– Никто, – отвечает Кенни.
– Ну, – Ивер косится на Кенни. – Это не совсем так.
– О чем вы? – спрашиваю я.
– Милла же давала интервью на телевидении перед тем, как вы уехали в Испанию, – говорит Ивер. – Там она сказала, что в следующей книге об Августе Мугабе речь пойдет про так называемые дела об исчезновении, и что она использует дело Сив и Оливии в своей работе. Хорошее прикрытие для поисков собственной дочери.
– Так что конкретно я могу для вас сделать?
– Мы хотим, чтобы ты помог нам найти Оливию, – говорит Милла. – Выяснить, что с ней случилось, и вернуть домой.
– Домой? – я недоуменно смотрю на каждого из них. – Вы вообще себя слышите? Девочек нет уже полгода, и никаких признаков, что они живы. Вы не обнаружили вообще ничего.
– Торкильд, – шепчет Милла. – Пожалуйста. Мне нужна помощь. Она ведь не может просто исчезнуть навсегда. Это не может так закончиться.
Милла протирает глаза и протягивает мне руку, пока Ивер осторожно покачивается в кресле, а Кенни смотрит на меня исподлобья.
– Ладно, – вздыхаю я и беру ее руку. – Я в деле.
– Прекрасно! – Ивер поспешно встает. – Что если нам встретиться вчетвером завтра после работы, может быть, у тебя в квартире, Милла? И поговорим о дальнейших планах.
– Нет, – отвечаю я.
– Что? – Ивер уже вот-вот готов надеть куртку и выключить компьютер одним движением. Он с удивлением смотрит на меня.
– Нам нужно вернуться в детский дом. Я должен поговорить со свидетелем, с тем мальчиком, который видел девочек на автобусной остановке тем утром, когда они пропали. Мне понадобится полицейский со значком для сопровождения.
– Кенни? – Ивер вопросительно смотрит на своего подчиненного. – Сможешь?
– Я тоже останусь здесь, – вставляет Милла. – не хочу ехать обратно, я устала и…
Кенни вздыхает и всплескивает руками.
– Супер, – говорит он и выуживает ключи от машины. – Поехали.
Не только спазмы в диафрагме и нехватка свежего воздуха мучают меня, когда я наконец поднимаюсь, чтобы выйти. И Ивер, и Кенни – полицейские, расследовавшие дело вместе с матерью одной из пропавших девочек и ее личным частным детективом, и уж они-то должны были знать, что это приведет их в так называемые серые зоны, за гранью их официальных полномочий. Кроме того, что они действительно горят идеей помочь Милле исправить ее прошлое, мне в голову не приходит ни одной причины, почему они согласились на мое участие в этом деле, учитывая мое прошлое в Специальном отделе. И чем больше я думаю об этом, следуя за Кенни из кабинета к лифту, тем больше уверяюсь в том, что следовало откланяться и уехать домой, когда у меня еще был такой шанс.
Глава 17
На улице начинает смеркаться, горят фонари. Вместе с огнями города они придают горизонту беловато-голубой цвет, который растворяется затем в более насыщенном, поднимаясь вверх. Атмосфера в машине такая же веселая, как на встрече по урегулированию споров в конторе по охране семьи.
– А откуда вы знаете Миллу? – спрашиваю я, когда Кенни тормозит на светофоре.
– Мы с Ивером первыми оказались на месте происшествия, – отвечает Кенни, барабаня пальцами по рулю, пока мы ждем, когда загорится зеленый. – Когда ее изнасиловали.
– А после этого?
– Встретились с ней спустя несколько лет. Она начала писать.
– Вы когда-нибудь видели ее дочь? До того, как она отдала ее?
Он качает головой.
– Никогда?
– Нет. – Кенни давит на газ, когда можно ехать дальше. – Милла же переехала в Осло. Она не рассказывала, что забеременела и родила дочь вплоть до того момента через несколько лет.
– Почему вы сами ей не помогли в поиске дочери?
Он смотрит на меня с улыбкой.
– Мы не имеем права по закону.
– А она просила?
– О чем?
– О помощи?
– Да.
– И вместо этого вы познакомили ее с бывшим коллегой, работавшим частным детективом, он нашел Оливию, показал ее Милле в школьном дворе, а потом девочка просто исчезла.
Кенни раздраженно ерзает в кресле.
– Все верно.
Полицейские не любят отвечать на вопросы – они хотят сами их задавать, и Кенни не был исключением.
– Когда вы узнали, что Роберт нашел ее?
– За несколько дней до ее исчезновения.
– А потом? Что случилось потом?
– Я работаю в отделе по охране порядка, и как только поступило сообщение об исчезновении, мы поехали расспрашивать молодежь в Драммене и окрестностях.
– Что-нибудь нашли?
– Раньше девочки периодически мелькали в наркосреде Драммена, но никто уже давно не слышал и не видел их там.
– Окей. Кстати, а Роберта вы знали раньше?
– Лично – нет. Мы оба работали в Драммене в одно время, но Роберт стоял выше в системе, в другом отделе.
– Иными словами, вы один из пехотинцев? – Мы проезжаем заправку, где группа молодежи сидит на капотах машин, в футболках и джинсах, пуская сигаретный дым в холодеющее вечернее небо. – Из тех, кто делает грязную работу.
И снова Кенни пытается найти более удобное положение в кресле.
– Называйте как хотите, – буркает он.
– Почему отдел по охране порядка?
– Мне нравится быть среди людей.
– То есть вы – не охотник за карьерой?
Кенни улыбается самому себе.
– А вы разве не были одной из крупных рыб в прежние времена? Один из парней Особого отдела, в костюмных брюках, красивой рубашке и галстуке, снующий повсюду и портивший нам жизнь?
– Не вам, – говорю я и подмигиваю. Мы уже выехали из центра города, вокруг нас вереницы домов и предприятий сменились большими зелеными участками и свежевспаханными полями пыльно-серого цвета с небольшими жилыми застройками между ними. – Только зловредным полицейским. Мухам в полицейском супе.
– Мухи в полицейском супе. – Он смеется и включает дальний свет. – Так вы нас называете?
– Исключительно из отряда насекомых и пауков. – отвечаю я и добавляю. – Но как я уже сказал, только зловредных.
Он опять смотрит на меня.
– Вам это нравилось? Уничтожать карьеру коллег? Придираться и указывать на процедурные ошибки и служебные упущения, вместо того, чтобы делать полицейскую работу по совести?
– Я обожал это, – отвечаю я. – Мы могли бы вас взять хотя бы за день кремового торта в Особом отделе, отделение запад.
– Бог мой, – стонет Кенни, снова переключаясь на ближний, когда караван фур приближается по встречке. – Черт побери, вы похожи на Роберта больше, чем можете себе представить.
Глава 18
Мы снова встречаем Карин в дверях, припарковавшись у входа в детский дом.
– Здравствуйте, Кенни, – говорит она, широко улыбаясь. – Что вы здесь делаете?
– Аске очень хочет немного поговорить с Андре, – отвечает он. Мы следуем за Карин в ее кабинет.
– Он сейчас делает уроки. Но мы можем пойти и послушать, что он скажет.
– Отлично! – Кенни крутит ключи от машины на пальце. – Так и сделаем.
– Наедине, – говорю я. – Я могу поговорить с ним наедине?
– Ну, да. – Кенни смотрит на Карин. – Я не против. Карин?
– Я не знаю, – начинает Карин. – Я не совсем поняла в последний раз, когда вы здесь были, как вы вообще связаны со всем этим?
– Аске – главный дознаватель, – вставляет Кенни. – Он помогает нам.
– О. Ну, тогда да.
Кенни подмигивает мне, когда мы с Карин оставляем его в кабинете. Карин ведет меня по длинному коридору к двери с именной табличкой на стене рядом. Она осторожно стучит и приоткрывает дверь.
– Андре? – она просовывает голову в проем. – Тут к тебе пришел человек. Из полиции. Он хочет поговорить о Сив и Оливии. Ты не против?
Я слышу, как мальчик что-то бубнит в ответ. Карин отходит в сторону и делает знак, чтобы я заходил.
– Просто возвращайтесь в мой кабинет, когда закончите.
Я вхожу в комнату и жду в дверях, пока не смолкнут шаги Карин по коридору. Типичная комната подростка. У мальчика, сидящего за столом со стопкой книг перед собой, каштановые волосы средней длины. Узкое лицо с красивыми чертами. Он сидит, частично повернувшись ко мне спиной, теребя в руках карандаш и делая вид, что что-то читает.
– Какой предмет? – спрашиваю я, не покидая своего места у двери.
– Математика, – отвечает он, не сдвинувшись.
– О, – говорю я, озираясь. – Почему у тебя нет никаких плакатов на стенах? Рок-группы, девушки в бикини, математические формулы и другие веселые штуки?
Он едва улыбается.
– Нам не разрешают.
– Ну, моя спальня была увешана плакатами звездных певиц с мощными… – я делаю театральную паузу… – голосами. Саманта Фокс, Сабрина, Сандра, мне кажется, у большинства имя начиналось на «с».
И снова эта косая улыбка, всего на мгновение, и вновь исчезает.
– Когда-нибудь слышал, как они поют?
– Нет.
– Ну что же, жаль. Я только хочу сказать… мощней голосов еще поискать надо.
На этот раз он не смог сдержать улыбку, и она расцвела пышным цветом.
– Я знаю, кто они такие, – говорит он и качает головой. – Отец мне рассказывал о них.
– А фотографии-то видел?
– Нет, – отвечает он не очень убедительно.
– Божий дар, – говорю я. – Ну, в смысле, голоса, – смеюсь я, когда наши взгляды встречаются.
Он отворачивается обратно к учебнику математики, но я вижу, что улыбка по-прежнему на месте.
– Вы полицейский?
– Был раньше.
– Был?
– Меня уволили.
И снова мы смотрим друг на друга. На этот раз контакт чуть дольше.
– Почему?
– Я угробил женщину в аварии, был за рулем под приходом гамма-гидроксибутирата.
– Вы сидели в тюрьме?
– Три года шесть месяцев.
– Каково было… в тюрьме? – Андре наконец забывает про свой учебник и садится, повернувшись ко мне.
– Скучно. Каждый день одно и то же.