— Горничная, постели вам разобрать! — огрызнулся Ралидж. — Пошли, я сказал!
Резкий окрик помог барышням прийти в себя. Обе поспешили вслед за Соколом в тесный коридорчик.
— Я взгляну, что там на лестнице… — Ралидж по привычке вскинул руку, ища эфес, и чуть не выругался, вспомнив что Сайминги с ним нет. — Стойте здесь. Если что — кричите.
Он выглянул на маленькую площадку винтовой лестницы. Снизу доносились крики и грохот — похоже, там было не спокойнее, чем наверху. Но в этот миг Хранитель не думал об оставшихся в зале спутниках: внизу мышонком прижался к стене Ильен, вскинув перед собой руки. Рядом застыл Айрунги: лицо искажено гримасой ужаса, рука прижата к груди, сквозь пальцы струится странный блеск…
— Учитель! — умоляюще пискнул Ильен.
Айрунги словно не услышал — или действительно не услышал? Он шагнул назад, коснулся лопатками стены — и прошел сквозь нее, как сквозь туманное марево. Исчез.
В этот миг во дворе раздался жуткий звериный вой — и слился с пронзительным криком Ильена. Мощное тело метнулось по лестнице к ребенку, сбило с ног, накрыло собой.
Хранитель не стал тратить времени на то, чтобы бежать вниз по ступенькам. Он перемахнул через перила, спрыгнул каблуками вперед на серую тварь, упал на нее, вцепился в острые, как у волка, уши, оттащил клыкастую пасть от горла Ильена.
Хищник попытался извернуться и вцепиться в нового врага, но не тут-то было: человек, оседлав зверя и не выпуская из рук ушей, изо всей силы колотил его мордой о ступеньку (прием, не имеющий никакого отношения к благородному искусству карраджу и освоенный некогда Орешком в аршмирских кабацких драках).
Ильен отполз в сторону, попытался встать на ноги — и с коротким стоном опустился на пол: все-таки зверь его крепко помял! Но даже в этот миг внук Илларни Звездного Голоса не обезумел от ужаса. Быстро поискал взглядом, что бы швырнуть в чудище, и, не найдя ничего, вцепился в резной столбик перил, рванул на себя. Столбик зашатался.
От кипящей в зале схватки отделилась еще одна серая тварь и гибким движением прыгнула на плечи Ралиджу. Ильен пронзительно закричал и так рванул столбик, что вместе с ним опрокинулся на спину. Тут же извернулся и увидел: зверь, который напал сзади на Хранителя, ухитрился каким-то образом запутаться в плаще и теперь катался по полу, сдирая с головы коричневое сукно, но почему-то еще больше в него заматываясь. Зеленая заплатка на дергающейся из стороны в сторону башке была похожа на потрясенно распахнутый глаз.
Хранитель оставил своего неподвижного противника, обернулся к мальчику. Взглядом оценил «оружие» в его руках, одобрительно кивнул, пинком вышиб из-под перил еще один столбик и несколько раз крепко вытянул спеленатую плащом тварь. Та дернулась и затихла.
Сверху по лестнице с визгом сбежали Ингила и Фаури:
— Там… выбили окно, лезут…
— Худо! С двух сторон зажали… — процедил Хранитель, бросив короткий взгляд на кипящую в зале драку.
А там было на что посмотреть! Во всех кабаках стоят тяжеленные скамьи — чтоб гости, напившись, не лупили друг друга по головам. Здешнюю мебель столяр делал с тем же расчетом — да только не был он знаком с Тихоней! Массивная скамья так и летала в руках циркача, отшвыривая к двери серых тварей. Рядом Ваастан и Пилигрим с ловкостью жонглеров крутили в воздухе горящие головни. У их ног Рифмоплет и окончательно проснувшийся Челивис вдвоем душили громадного лохматого зверя. Дрожащий крупной дрожью Никто забился в угол и не принимал в драке ни малейшего участия.
На всю эту картину Хранитель мог бросить лишь беглый взгляд, потому что по лестнице вниз уже спешили трое зверюг. К счастью, на узкой лестнице нападать одновременно хищники не могли. Ралидж, орудуя столбиком от перил, ухитрялся удерживать на почтительном расстоянии клацающие клыки. Из-под его локтя время от времени выныривал Ильен, бил своей дубиной по лапам слишком близко подобравшихся чудищ и вновь отступал за спину Хранителя.
— На улицу лучше не соваться! — закричал Рифмоплет, который разделался со своим противником и улучил миг, чтобы выглянуть в щель меж ставнями. — Их там полон двор, сволочей небритых!
— В клещи зажать хотят! — отозвался Ралидж. — С двух сторон атакуют!
— Надо прорываться на крышу! — неожиданно твердо скомандовал Пилигрим. — Там люк. Хоть со всех сторон полезть не смогут!
И такая сила была в голосе этого парня, обычно веселого и приветливого, что все, не задумываясь, подчинились. Даже Сокол не заметил, что у него перехватили командование, и крикнул в ответ:
— Люк у меня над головой… и лестница к нему приставлена. Только он, наверное, заперт!
— Все отходим к лестнице! — приказал Пилигрим.
Стая завыла еще отчаяннее и усилила натиск. Теперь только огонь не подпускал к людям оскаленные, истекающие голодной слюной пасти.
— Тихоня — наверх! — скомандовал Пилигрим. — Выбить люк и проверить, чиста ли крыша!
Без единого слова могучий циркач начал карабкаться по приставной лесенке. Люк не задержал его. Если бы не полетевшие вниз щепки, все решили бы, что лаз на крышу и не был заперт.
Тихоня исчез в квадратном проеме и тут же крикнул басом:
— Нету никого!
— Теперь — женщин и мальчика! — распорядился Пилигрим, ткнув почти погасшей головней в глаз особо шустрому оборотню.
И тут, отшвырнув Ингилу, в лестницу вцепился Никто. Капюшон его упал на плечи, лицо было серым, глаза прыгали.
— Меня, меня-я! — завопил он. — Вы же не понимаете… не знаете, кто я! Не знаете, зачем мне в Джангаш! Это важно! Очень!
Никто из мужчин не успел возмутиться настолько, чтобы дать наглецу по уху: Ваастан нагнулся, подхватил визжащего труса за ноги и так резко подсадил наверх, что тот влетел головой в люк. Тихоня ухватил его и втащил на крышу.
Выяснять отношения было некогда. Ваастан уже помогал Фаури подняться по лестнице. Но не в одной голове мелькнула мысль, что хорошо бы, оказавшись на крыше, сбросить паникера на корм оборотням…
Впрочем, когда все отступили наверх и захлопнули люк (а Тихоня, как самый тяжелый, уселся на крышку), мысли о справедливом возмездии куда-то улетучились.
Покатая крыша, залитая лунным светом, оказалась и впрямь неплохим местом для обороны. Люк, на котором сидел Тихоня, открыть было весьма непросто, хотя снизу кто-то толкал царапал крышку. Беснующиеся внизу оборотни по стенам на приступ пока не лезли и лестницы не волокли. Осажденные получили передышку — вероятно, ненадолго.
— Факелы у них, — сказал Пилигрим озабоченно. — Не вздумали бы дом поджечь…
— Тише, — оборвал его Ралидж. — Не подкинь им светлую мысль.
Ингила испуганно охнула.
— Да не подожгут они! — поспешил успокоить ее Рифмоплет. — Они небось жареную дичь не любят, оборотни эти…
— Дичь? — растерянно, непонимающе переспросила Фаури. — Какую дичь?
Сокол предупреждающе кашлянул и громко спросил Рифмоплета:
— Ты эту легенду раньше слышал… Когда эти сволочи в людей превращаются? На рассвете? При первом петушином крике? Когда луна зайдет? С людьми как-то сподручнее драться…
— Об этом в разных вариантах легенды говорится по-разному, — оживился поэт. — Когда я заканчивал стихотворение…
— Не вздумай читать! — рявкнул Пилигрим. — С крыши сброшу! Прямо к твоим героям!
— Да что ты! — искренне ужаснулся поэт. — Я вообще на другие сюжеты перейду! Что-нибудь тихое, умиротворяющее… Барашки жуют ромашки… над ними щебечут пташки…
— Если тебя самого не сжуют, — хмыкнул Челивис, — так и быть, пиши про барашков. Разрешаю.
Пилигрим пихнул его локтем в бок, указал глазами на девушек и бодро произнес:
— Не так уж плохи наши дела. Все могло быть и хуже.
У Ингилы не выдержали нервы:
— Хуже, да? А так мы просто любимчики богов! Красота, а не жизнь! — Циркачка обвела мужчин бешеным взглядом. — Тут же, прямо сейчас расцелую того, кто мне докажет, что в этой заварухе есть хоть что-то хорошее!
— Я могу! — с ходу откликнулся Рифмоплет — просто чтобы опередить других. Под мрачными взглядами ему пришлось выдать хоть какое-нибудь объяснение: — Мы за ужин и вино еще не расплатились. А если завтра этот гад, хозяин здешний, сунется ко мне насчет платы — хрен ему хоть медяк…
Договорить Рифмоплету не дали: нервное напряжение разрядилось в дружном хохоте. Ингила, взвизгнув, кинулась поэту на шею. Оборотни недоуменно замерли, подняв вверх морды и прислушиваясь к доносящемуся с крыши смеху.
Общее веселье было вдребезги разбито напряженным вопросом Сокола:
— А где Айфер?
Все разом замолчали. Как они могли не заметить…
— Он с той девкой ушел, — вспомнил Челивис. — С Фериной…
И передернулся, подумав, что сам мог оказаться на месте бедняги наемника.
У Ралиджа вырвалось злобное ругательство. Он подошел к краю крыши, взглянул на беснующуюся стаю.
Сзади послышались всхлипывания. До сих пор Ильен держался молодцом, но при мысли о добродушном великане, который учил его ездить верхом, мальчик не сдержал слез.
— На приступ пошли, — негромко сказал Ваастан, до сих пор неотрывно глядевший вниз.
Все бросились к краю крыши (кроме Тихони, который не рискнул оставить люк). Внизу оборотни деловито волокли к стене три лестницы. В воздухе мелькнуло несколько камней. Ингила ойкнула, отшатнулась от края крыши, — острый камень оцарапал ей щеку. Хищники подняли вой, запрыгали, задрав морды к бледнеющей луне.
— Торопятся, — задумчиво сказал Пилигрим, подбирая упавший к его ногам камень и метко отправляя его обратно. — Светает…
Он не договорил: оборотни вдруг разом замолчали. Зато Ингила и Фаури закричали так, что смогли бы переголосить всю стаю.
И было с чего закричать! Возникнув в предутреннем небе, над постоялым двором качнул распахнутыми крыльями гигантский черный дракон.
Осажденные, не сговариваясь, упали плашмя, растянулись на крыше, стараясь стать незаметными, невидимыми. На ногах остался лишь Сокол — он устремил взор в небо, не в силах отвести глаза от грозного видения.