— И вместо этого подставил ребенка под злые чары. Прикрылся им, как щитом, — негромко сказал Ралидж.
При звуках его голоса Айрунги очнулся и внутренне ощетинился. Он не лгал: защита была его естественным, привычным состоянием.
— Хранитель, — пробасил от окна дракон, — не отдашь ли его мне? Я заметил, что мерзавцы почему-то особенно хороши на вкус.
— Ты же говорил, что сыт… — робко покосилась на него Фаури.
— Ничего, для хорошего дела быстренько проголодаюсь. Так что когда он больше не будет нужен Соколу…
— А я нужен? — спросил Айрунги холодно и деловито — словно не он только что вымаливал у ребенка прощение.
— Да не очень… — пожал плечами Хранитель. — Возможно, пригодился бы в Кровавой крепости. Нужно ведь отдать призракам ожерелье и уговорить снять заклятье с мальчика. Конечно, могут возникнуть сложности из-за того, что с нами не будет Вечной Ведьмы… ох, прошу прощения у светлой госпожи. Но это ее право — отказаться…
— Нет! — вскинула голову Фаури. — Если мальчик… это меняет дело! Конечно, я согласна! — И с вызовом обернулась к Айрунги. — Ты же обещал меня за косы притащить? Подожди, сейчас заплету!
Пилигрим изменился в лице, хотел что-то сказать, но сдержался.
— Где эта крепость? Долго туда добираться? — деловито спросил Хранитель.
Айрунги не успел ответить — вмешалась Арлина. Коварным голосом она сказала:
— Где бы она ни была — по воздуху туда наверняка быстрее, чем по осеннему непролазному лесу… Эрвар, ты не знаешь, где это место?
— Знаю, — солидно отозвался дракон. — Там Врата неподалеку. Если по воздуху, так за день можно обернуться туда и обратно… — Тут до него дошел смысл вопроса. — Эй, вы что?! Нашли верховое животное!
— Ну, Эрвар, — взмолилась Арлина, — я же тебя знаю! Ты не допустишь, чтобы ребенок погиб от злых чар! Ну что тебе, такому сильному, такому могучему, снести несколько человек?..
Дракон замотал головой так яростно, что своротил оконную раму.
— Несколько человек? Да что я вам — дорожная карета с крыльями?
— Как можно сравнивать! — рванулся в бой Пилигрим. — Какая-то паршивая дорожная карета! Да ты ж ее в когтях унесешь вместе с упряжкой лошадей! Такой размах крыльев! Мышцы под кожей так и гуляют! Хватит скромничать, ты же сильней всех на свете!
Наглая лесть, как ни странно, подействовала: Эрвар не был избалован подобным отношением к себе.
— «Несколько человек» — это сколько? — хмуро поинтересовался он. — Всей шайкой ко мне на спину взгромоздиться решили?
Начались яростные споры — кому лететь?
Ильену, Хранителю и Фаури — это уж обязательно. Арлина заявила, что отправляется с ними, потому что боится остаться здесь без мужа. Это объяснение было встречено с законным недоверием, но за госпожу неожиданно вступился Эрвар. Дракон со смехом объявил, что объездила его именно госпожа. Раз она так рвется в эту Кровавую крепость — надо ее взять, а иначе и полета никакого не будет…
Четыре седока — уже солидный вес… Пилигрим, к его яростному негодованию, был отвергнут. Айфер и Аранша — тоже.
Айрунги, напротив, держался скромно и персону свою в попутчики отнюдь не навязывал. Мол, пергамент ему так и так не достанется, Вечную Ведьму без него привезут на встречу со старыми друзьями. Так зачем утруждать почтеннейшего дракона и занимать место у него на спине?
На это Эрвар выразительно ответил, что уж эту ношу он лишней не считает, но понесет пленного прохвоста не на спине, а в когтях. Во-первых, ему, Эрвару, так удобнее: меньше народу по хребту елозит. Во-вторых, если лететь будет все же тяжеловато, когти можно и разжать…
Айрунги пытался протестовать, Пилигрим пытался настаивать, но их уже никто не слушал. Все двинулись к дверям. Аранша на ходу уговаривала госпожу взять ее плащ, он теплее. (Наемница уже успела пройтись по всем углам постоялого двора, отыскала штаны, рубаху, плащ и с удовольствием рассталась с нелепым розовым одеянием.)
Внезапно Ингила начала во весь голос умолять, чтобы ее взяли с собой. Да, эта история ее никаким боком не касается, ну так что? Неужели добрые господа обидят маленькую циркачку, которой раз в жизни выпала такая удача — полетать на драконе и своими глазами увидеть призраков Кровавой крепости? Да она пить, есть и спать перестанет, если такое упустит! Зачахнет, захиреет и умрет!..
Пестрая компания подняла девчонку на смех. И только Фаури, тихая и несчастная, негромко сказала, что ей было бы не так страшно, если бы рядом оказалась Ингила.
Циркачка не отступала. Она бросалась то к одному, то к другому путнику, взывала к их благородным чувствам, но на каждую ее умоляющую тираду ответом был хохот. Тогда Ингила подбежала к дракону, обняла, сколько хватило рук, большую черную голову и поцеловала в холодный жесткий нос.
Результат оказался совершенно неожиданным. Какое, казалось бы, дело громадному крылатому хищнику до чмоканья мелкой девчушки? Но, видно, отозвалось в драконе что-то от бывшей человеческой натуры…
Эрвар разинул пасть и громогласно заявил, что эта кроха отправляется с ними, в ней и весу-то нет. А кто будет возражать, тот пускай летит до Кровавой крепости своим ходом. Может у него, Эрвара, быть собственное мнение? Или он окончательно превратился в бесправную рабочую скотину? Если на то пошло, за те годы, что он провел в драконьей шкуре, его не так уж часто целовали…
— Эх, — вздохнул Пилигрим, — почему мои поцелуи так высоко не ценятся?
— Потому что ты лопоухий! — показала ему язык циркачка.
Арлина, перестав смеяться, серьезно и оценивающе взглянула на торжествующую девчонку.
Пока все отыскивали по сундукам одежду потеплее и ломали дверь сарая, где был заперт меч Ралиджа, Волчица отозвала Ингилу в сторонку.
— Вот что, милая, — ровно и приветливо сказала госпожа, — тебе не кажется, что нам есть о чем поговорить?
Циркачка, несмотря на молодость, имела немалый жизненный опыт и вполне могла оценить надвигающуюся опасность. Она распахнула чистые детские глаза и истово заверила высокородную госпожу, что говорить им решительно не о чем. Не знает она, глупая цирковая девчонка, о чем ей говорить с Дочерью Клана.
— Ну-ну… — неопределенно протянула Арлина, жестом отпуская девушку.
Ингила почувствовала, что у нее подкашиваются колени. Да, это не какой-нибудь дракон, это настоящая гроза! От Сокола, увы, придется держаться как можно дальше…
39
— Вот ты теперь какая! — В голосе призрачной чародейки звучала злая насмешка. — Рыжие волосы шли тебе больше. И фигура у тебя была гораздо… выразительнее!
— Меня пригласили для того, чтобы обсуждать мою внешность? — холодно поинтересовалась Фаури. Она держалась как истинная Дочь Клана. Даже бледность ее не казалась признаком страха, а наводила на мысль о затаенном гневе высокородной госпожи, вынужденной общаться на равных с мелкими, незначительными людишками. И не видно было со стороны, как отчаянно стиснула она руку стоящей рядом Ингилы, ища то ли поддержки, то ли спасения.
— Она права! — вмешался воин, бесцеремонно вытеснив свою соратницу из светового столба. — У нас было пять столетий, чтобы предаваться воспоминаниям. Теперь время действовать! Мы снова в сборе… мы покажем всему миру, что такое…
— Ничего никому ты не покажешь, — влез в разговор старческий голос, в котором на этот раз звучало не столько ехидство, сколько разочарование. — Она же ничего не помнит! Даже собственное ожерелье не признала!
— Мы можем напомнить… — преисполнился энтузиазма воин, но Фаури решительно прервала его.
— Помолчите, вы!.. — Рысь говорила тоном хозяйки, делающей выговор слугам. — Не наболтались меж собой за пятьсот лет? Извольте выслушать меня, потому что я не собираюсь торчать среди этих развалин до старости. У моих спутников тоже хватает своих забот… — Фаури на миг обернулась через плечо на стоящих чуть позади людей. — Так что давайте разберемся с самым главным. Да, я ничего не помню — пока… Но если вспомню — это ничего не изменит. Я не собираюсь освобождать вас.
Над черными плитами нависла тишина, и Фаури беспрепятственно закончила свою мысль:
— Я не раз слышала легенду о восьми магах. И считаю преступлением ради грошовых амбиций рисковать судьбой своего мира — да и чужих миров! То, что вы называете устремлением ввысь, я называю пустым и опасным честолюбием.
Повернись время вспять, была бы я чародейкой в войске Шадридага!
Она замолчала. И лишь Ингила, молча терпевшая боль от впившихся в ее руку пальцев госпожи, понимала, чего стоил Фаури вид невозмутимого достоинства.
— Изменилас-с-сь! — проплыл над поляной сиплый нечеловеческий голос.
— Поумнела за пятьсот лет! — отпарировала Рысь.
Над плитами вновь заколыхалась фигура женщины, облаченной в плащ из собственных волос. Сейчас, разъяренная, с трясущимися губами, она походила не на древнюю королеву перед сражением, а на рыночную торговку перед дракой.
— Изменилась?! — завопила колдунья. — Да ничегошеньки она не изменилась! Как была стервой, так стервой и осталась! На драконе прилетела, смотри-ка! Свиту с собой притащила — а от этой свиты магией так и несет, уж я-то чую! Небось сплошь колдуны да ведьмы!
Арлина хотела что-то сказать, но муж предостерегающе тронул ее локоть.
— Гадина! Предательница! — продолжала бушевать призрачная дама. — Тогда нас бросила, сбежала… и сейчас… Да все она помнит, только прикидывается!..
Призрак расплылся в столбе света и исчез. Послышались невнятные звуки, словно кричащей женщине зажимали рот.
Фаури, слушавшая этот гневный монолог с выражением брезгливой скуки, обернулась к Ингиле:
— Я действительно не помню эту скудно одетую и дурно воспитанную особу. Но почему-то мне кажется, что как только она вернется в наш мир, первым делом попытается выцарапать мне глаза. Пожалуй, ей лучше оставаться там, где она сейчас находится.
В столбе света возник старик в мантии:
— Твои новые взгляды, моя милая, обсудим потом. А сейчас уясни главное: мы прождали пять веков не для того, чтобы сочувственно поахать и отпустить тебя. И не ты здесь распоряжаешься. Что-то привело тебя сюда, верно? Что-то такое, что сильнее тебя… но что? Глубоко, бессознательно засевшее в душе желание начать все сначала?.. Нет, это было бы слишком хорошо… Любопытство? Желание семнадцатилетней девочки посмотреть на грозных призраков? О, мы покажем тебе такие чудеса, каких ты и во сне… Нет, глазки заскучали… Может, нужна наша помощь… скажем, месть какому-нибу