Тут же рядом с нами падает большой, крепко завязанный мешок. Из мешка слышится жалобное мяуканье.
– Бубуська! – радостно кричит Когтев и бросается зубами развязывать мешок. Но мешок не развязывается.
– Скорей, Когтев, скорей, он задохнётся! – кричит Лёва.
– Да стараюсь я! – хрипит Когтев. – Но мешок, это самое, кажется, только сильней затягивается…
– Смотрите! – кричит Валя. – Вода!
Под мешком из ниоткуда начинает журчать вода! Вода всё прибавляется, мешок постепенно погружается в воду, Бубуська отчаянно мяукает из мешка…
Мы все кидаемся сдвигать мешок с места, но он как будто прирос. А вода всё прибывает… Мешок уже наполовину в воде…
– То-ну-у! – вопит из мешка мэр. – Какой кошмар!
– Какой-какой! – кричит Когтев. – Ваш личный! Вам надо срочно, срочно говорить, что вы не боитесь!
– Так боюсь же! – вопит Бубуська из мешка.
– А нельзя! Жутику только этого и надо, чтоб боялись! Говорите, что не боитесь!
– А-а-а! Я тону-у!
– Срочно говорите, что не боитесь, ну пожалуйста, дорогой мэр! – кричит Валя.
– Уважаемый мэр, срочно! – не выдерживает и Валера, напрасно пытаясь сдвинуть проклятый мешок, уже почти полностью ушедший под воду.
– Буль-буль… Я… бо-юсь… – плачет в мешке мэр.
– Белое! – вдруг кричит наша кошечка Анна Андреевна. Мы и забыли про неё, так тихо она до этого стояла. – Что-то белое вас спасло тогда, помните, в вашем сне? Что-то мелькнуло и мешок развязался? Вы поняли, что это было?
– Буль-буль…
– Это было не буль-буль! – кричит Анна Андреевна. – Это была Кошачья Королева, моя родственница, белая, как я! Да, теперь я поняла! И тоже спасу вас, как её потомок, как обладательница сверхсилы!
– Буль-буль…
Анна Андреевна разбегается и – перепрыгивает мешок!
Мешок развязывается!
– Ура-а! – хором кричим мы.
– Милый, дорогой мэр, скорее выпрыгивайте, это самое! – бормочет Когтев.
Но никто не выпрыгивает. Развязанный мешок покачивается на воде.
– Бубуська!.. – в ужасе выдыхает Валя.
– Неужели захлебнулся? – перепуган Лёва.
– Нельзя терять ни секунды! – Валера прыгает в мешок и тут же вылезает из него с мэром на руках. Аккуратно кладёт на землю бездыханное тело.
Мы склоняемся над мэром.
– Бубуська. – Я осторожно трогаю его лапой.
– Эй… – тихо зовёт Лёва.
– Надо сделать искусственное дыхание! – говорит Валя. – Я умею, нас учили на курсах первой помощи!
Валя берёт мэра за лапы, сводит и разводит их, осторожно нажимает ему на грудь.
Из пасти Бубуськи хлещет вода. Но Бубуська остаётся недвижим.
– Не уберегли, – скорбно хрипит Когтев. – Никогда себе не прощу. – Он всхлипывает, машет лапой и отходит.
– Эх, был бы тут Самохин, – вздыхает Лёва. – Он бы помог. Он такой хороший ветеринар!
Валя плачет. Анна Андреевна опустила голову.
И тут появляется… Самохин!
– Добрый доктор Айболит, почки, печень, тонзиллит! – весело говорит Самохин.
Мы бросаемся к нему.
– Как вы тут оказались?! – кричит Лёва радостно. – Сюда же только дети и коты могут попасть!
– Потом объясню, нет времени, – отвечает Самохин. – Где больной?
– Да вот же он! – Мы дружно хватаем Самохина и тащим к неподвижно лежащему Бубуське.
– Так, сейчас будут реанимационные мероприятия, нервных просим отойти, – улыбается Самохин.
Мы машинально отходим, а Когтев, наоборот, бросается к мэру.
– Я же говорю, нервных просим отойти, – повторяет Самохин.
– Кто нервный? Я нервный?! – нервничает Когтев. – Да я само спокойствие! И я, как охранник, всегда, всегда должен быть рядом с Бубуськой!
Самохин пожимает плечами, в руках у него, будто из ниоткуда, появляется чемоданчик, он достаёт из него какие-то провода, присоединяет их к Бубуське.
– Ну-с, добрый доктор Айболит, он ушами шевелит, – бормочет Самохин и вдруг кричит: – Разряд!
Он с силой нажимает на Бубуськину грудь в проводочках.
Тело Бубуськи подпрыгивает.
– Мама, – хрипит Когтев-Кривой и отворачивается. – Кажется, я всё-таки нервный, это самое…
– Разряд! – снова кричит Самохин.
И тело мэра снова подпрыгивает.
– Разряд! Разряд!! Разряд!!! Мы его теряем!
– Он не смог сказать, что не боится, – плачет Валя. – Поэтому и погиб! Вот если бы он сказал, хотя бы разок…
– Пока его мозг ещё жив, можно ему внушить! – кричит Самохин.
– Как это – внушить, мяу? – удивляюсь я.
– Ну, через подсознание… Только надо всем вместе…
Мы становимся вокруг и то хором, то по одному кричим:
– Мэр Бубуська, вы не боитесь! Не боитесь! Это просто сон! Просто сон!
– Разряд! – кричит Самохин. Но всё напрасно.
– Подождите, – вдруг говорит Анна Андреевна. – Расступитесь-ка…
Мы расступаемся.
Она подходит к мэру, кладёт белую лапу ему на грудь и тихо поёт:
Ай люли,
Ай да люли,
Придёт дядя-человек,
Нашу котиньку качать.
Заклинаю вас, наш мэр, именем Кошачьей Королевы, именем Верховного Кота, оживайте, оживайте, оживайте! И не бойтесь, это главное. Это просто вот кошмар, вот такой простой кошмар.
Ай люли,
Ай да люли,
Вы не бойтесь – он уйдёт…
И глаза мэра медленно открываются.
– Ура-а! – вопим мы.
– Тихо! – шипит на нас Самохин. – Вы с ума сошли? Больному нужен покой!
– Ура-а… – шепчем мы.
– Где… я? – еле слышно спрашивает Бубуська.
– Во сне, – так же тихо отвечает Анна Андреевна, не убирая белой лапы с его груди. – Вы – во сне, уважаемый мэр. Все мы во сне.
– В ко… в кошмаре?! – испуганно уточняет мэр.
– В нём. – Осторожно приближается к любимому начальнику Когтев. – Но мы побеждаем. Потихонечку. Медленно, но верно. Кажись. Главное – вслух говорить, что мы, это самое, не боимся!
– Да, и ещё главное – что с нами Анна Андреевна, потомок Кошачьей Королевы! – говорит Валя. – Она чудеса творит!
– Да ладно, – смущается Анна Андреевна. – Я-то что. Я только потомок…
И я подхожу к ней и тихо говорю от чувств:
– Я тебя мяу…
– Не время сейчас, это самое, романтику разводить! – хрипит Когтев. – Надо помочь Бубуське встать!
– Да, если можно, – тихо просит мэр.
Мы бросаемся поднимать Бубуську.
– И вам спасибо, товарищ Самохин, – хрипит Когтев. – Всё-таки без ваших, как их… рема… ремо… ремонтоционных мероприятий ещё неизвестно, как бы всё сложилось!
– Да я-то что, – смущённо улыбается Самохин.
Вообще, мяу, я давно заметил: чем человек, ну, или кот, добрее – тем он скромнее. Вот и Самохин скромный, и Анна Андреевна моя… Да, мяу: моя! Вот.
Мы все стоим перед забором: Лёва, Валя, Валера, Когтев, Бубуська, Анна Андреевна и ваш покорный слуга – Кефирыч.
Стоим – и ничего больше не происходит.
– Неужели кошмары закончились? – с надеждой спрашивает Лёва.
– Хотелось бы, – осторожно отвечает Валя.
– Так чего мы, это самое… Жутика победили, что ли? – неуверенно спрашивает Когтев.
– Может, он Анны Андреевны испугался и убежал? – уважительно спрашивает Валера: ему, видно, всё ещё стыдно, что из-за него наша белая кошечка пострадала.
– А чего мы тогда не просыпаемся? – спрашивает Бубуська.
– Мяу, может, мы всё-таки померли? – спрашиваю я.
Все с осуждением смотрят на меня. Подумаешь, пошутить нельзя, мяу.
И вдруг забор, перед которым мы стоим, с грохотом падает. Поднимается пыль! Постепенно пыль рассеивается…
И перед нами возникает нечто огромное. Огромней, чем бульдог. Огромней, чем чудовище – Надежда Викторовна. Огромней, чем всё… Мы задираем головы – и…
– Па… – Голос Вали дрожит от ужаса. – Па-ук…. Мамочка!!!
Глава двадцать вторая, мяу,в которой у меня появляется новый родственничек
Да, мяу. Перед нами возвышается гигантский отвратительный паук с большими пустыми глазами, острой челюстью и восемью противными мохнатыми лапами.
А на пауке восседает маленький, совсем невзрачный старый кот со скучающим лицом… Ну то есть мордой, конечно.
Но поскольку сам паук огромный, то и мы всё время вынуждены задирать головы, чтобы увидеть кота.
А кот смотрит на нас как будто совсем равнодушно, и глаза такие же пустые, как у его паука.
Валя всё прячется за Лёву… Бедная Валя: паук – это второй её страх после единицы! А паук, как назло, не отрывает пустых глаз именно от Вали.
– Мамочка… – всё повторяет Валя. – Мамочка…
Лёва мужественно закрывает Валю собой, хотя видно – и сам не в восторге от такого здоровенного паучищи.
Мы молчим.
И старый кот на пауке молчит, просто смотрит на нас.
– Это Жутик? – шепчет Валера.
– Кажись, он, – тихо хрипит Когтев-Кривой. – Кому ещё быть-то.
Мэр Бубуська, дрожа, кивает.
Я смотрю на Анну Андреевну. Её прекрасные голубые глаза впиваются в морду старого кота.
– Самохин, – наконец вяло мяукает Жутик, – я же тебя убил. А ты опять. Плохо убил, получается. Недоработали мои ребята. Всех разорву.
– Убил?! – Мы вытаращиваемся на Самохина.
– Да, – признаётся Самохин, – я умер во сне. И вот я тут. Хоть в ваши кошмары взрослым и не попасть, но это живым взрослым. А мёртвым и в детские кошмары можно.
– Да, мне, наверное, поэтому дедушка и снится, – догадывается Лёва.
– Погодите, но наша классная, Надежда Викторовна – живая же? И физрук? – шепчет Валя и всё старается не смотреть на паука. – Как же они попадают в детские кошмары?
– Так это не они, – тихо отвечает рыжий Бубуська. – Это как будто бы они, но на самом деле – нет. Это кошмары принимают их обличья, чтобы детям страшнее было.
– Что-то я совсем запутался! – раздражённо хрипит Когтев-Кривой. – И вообще: не о том говорим! Самохин наш любимый – убит так-то! Вот ужас-то!
– Да, точно! – спохватываемся мы и сочувственно глядим на Самохина.
– Да ладно, – улыбается Самохин. – Кошка сдохла, хвост облез… Жутик – истинный балбес. Хе-хе.