Наталия узнала шаги на лестнице. К ней в комнату заглянул инспектор Пильгез, всклокоченный, с потемневшим от свежей щетины лицом. Он положил на стол белый пакетик, перевязанный каштановой лентой.
– Что это? – с любопытством спросила Наталия.
– От мужчины, которому не удается уснуть, когда в его постели нет тебя.
– Тебе так сильно недостает меня?
– Не тебя, а твоего дыхания, оно меня убаюкивает.
– Уверена, рано или поздно это произойдет.
– Что именно?
– Ты просто скажешь мне, что больше не можешь без меня жить.
Старый инспектор присел на стол Наталии, достал из кармана пачку и поднес ко рту сигарету.
– Поскольку тебе остается служить еще несколько месяцев, я в порядке исключения поделюсь с тобой плодами опыта, приобретенного тяжким трудом. Чтобы прийти к выводу, необходимо собрать улики. В интересующем тебя случае ты имеешь дело с субъектом под шестьдесят лет, покинувшим Нью-Йорк, чтобы жить вместе с тобой. Тот же самый субъект вылезает из своей постели, являющейся одновременно твоей, в четыре часа утра, мчится через город, хотя ни черта не видит в темноте, останавливается, чтобы купить тебе пирожки, хотя содержание холестерина в крови запрещает ему даже приближаться к кондитерской, а в этом пакете сладкие пирожки, приходит в твой кабинет и кладет их тебе на стол. Какие еще улики нужны?
– Я бы все-таки предпочла чистосердечное признание.
Наталия вынула из зубов Пильгеза сигарету и наградила его поцелуем.
– Уже неплохо, ты делаешь успехи в своем расследовании, – одобрил отставной полицейский. – Ты отдашь мне сигарету?
– Это государственное учреждение, здесь курить запрещено!
– Кроме тебя да меня, здесь никого нет.
– А вот и есть: молодая женщина в камере номер два.
– У нее аллергия на табак?
– Она врач!
– Вы арестовали врача? Что она натворила?
– От этой истории даже у меня глаза полезли на лоб, хотя я, казалось бы, повидала на этой работенке все и даже больше. Она угнала «скорую помощь» и похитила пациента в коме…
Наталия не успела договорить: Пильгез слез со стола и быстрым шагом направился в коридор.
– Джордж, – крикнула она ему вслед, – ты ведь на пенсии!
Но инспектор, не оборачиваясь, открыл дверь комнаты для допросов.
– У меня предчувствие, – пробормотал он, закрывая за собой дверь.
– Кажется, мы продвинулись не очень далеко, – сказал Фернстайн, поворачивая рукоятку робота.
Анестезиолог подался к своему экрану и быстро увеличил поступление кислорода.
– У вас трудности? – спросил его хирург.
– Насыщение крови кислородом снижается, дайте мне несколько минут, прежде чем продолжить.
Медсестра отрегулировала перфузию и проверила трубки поступления воздуха, подведенные к ноздрям Артура.
– Все на месте, – доложила она.
– Кажется, стабилизируется, – с облегчением проговорил Гранелли.
– Я могу продолжать? – спросил Фернстайн.
– Да, но мне все равно неспокойно, я даже не знаю, есть ли у этого человека кардиологический анамнез.
– Запускаю второй дренаж: у гематомы затвердение поверхности.
Давление у Артура понизилось, цифры на экране не вызывали тревоги, однако требовали постоянного внимания анестезиолога. Его не устраивал газовый состав крови.
– Чем быстрее он очнется, тем лучше, у него неважная реакция на диприван, – проговорил Гранелли.
Кривая на электрокардиограмме нырнула вниз. Волна Q была неправильной. Норма, затаив дыхание, посмотрела на маленький монитор, но зеленая кривая выделывала свои колебания без нарушений.
– Пронесло! – вздохнула сестра, опуская дефибриллятор.
– Мне бы пригодилась сравнительная эхограмма, – сказал Фернстайн. – Увы, сегодня у нас в бригаде недостает одного врача. Что она там делает, черт возьми? Не задержат же они ее на всю ночь!
И Фернстайн поклялся лично заняться кретином Бриссоном.
Лорэн сидела на скамейке в глубине зарешеченной клетки. Пильгез потянул дверь и улыбнулся, увидев, что камера не заперта. Он налил себе чашку кофе из кофейника.
– Я не скажу про камеру, а вы молчите про молоко. У меня холестерин, она будет бесноваться.
– Она права. Какой у вас уровень?
– Вам не кажется, что обстановка неподходящая? Я пришел не на медицинскую консультацию.
– Вы хотя бы принимаете лекарства?
– Они лишают меня аппетита, а я люблю поесть.
– Попросите, чтобы вам поменяли лечение.
Пильгез просмотрел полицейский рапорт. Наталия не добавила к нему ни слова.
– Наверное, вы ей приглянулись, – заметил Пильгез. – Ничего не поделаешь, она такая – к одному относится так, к другому эдак…
– О ком вы говорите?
– О своей жене, которая забыла записать ваши показания и запереть решетку вашей камеры. Просто ужас, какой рассеянной она становится с возрастом! Кто этот пациент, которого вы похитили?
– Некто Артур Эшби, если мне не изменяет память.
Пильгез воздел руки к потолку. Вид у него был подавленный.
– Час от часу не легче!
– Можно пояснее? – попросила Лорэн.
– Он уже пытался испортить мне последние месяцы службы, только не говорите, что вы приняли у него эстафету и решили испортить мне жизнь в отставке!
– Не имею ни малейшего представления, о чем вы толкуете.
– Именно этого я и опасался! – сказал инспектор со вздохом. – Где он сейчас?
– В Мемориальном госпитале, в операционной отделения нейрохирургии, где должна была сейчас находиться и я, вместо того, чтобы гробить время в полицейском участке. Я уже просила вашу жену позволить мне туда вернуться. Я дала ей слово, что после операции снова сяду сюда, но она не согласилась.
Инспектор встал, чтобы налить себе еще. Повернувшись к Лорэн спиной, он положил в чашку ложку сахарной пудры.
– Только этого не хватало! – напряг он голос, чтобы перекрыть звяканье ложечки в чашке. – Ей осталось три месяца до выхода в отставку, у нас уже куплены билеты в Париж. Знаю, у вас двоих это такой спорт, но я вам не позволю все нам испакостить.
– Не припомню, чтобы мы с вами встречались раньше, и совершенно не понимаю, о чем вы толкуете. Нельзя ли объяснить?
Пильгез поставил на стол стаканчик с кофе и подвинул его к Лорэн.
– Осторожно, очень горячо. Выпейте это, и я вас отвезу.
– За эту ночь я уже причинила много неприятностей людям вокруг меня, вы уверены, что…
– Я, считай, четыре года как в отставке. Что они теперь могут мне сделать, после того как лишили работы?
– Так я могу вернуться туда?
– Еще как можете!
– Почему вы это делаете?
– Вы медик, ваше дело – лечить людей, а я полицейский, предоставьте задавать вопросы мне. Едем, я должен привезти вас обратно до смены дежурства, это через четыре часа.
Лорэн вышла за полицейским в коридор. Наталия подняла голову и посмотрела на Пильгеза.
– Что ты делаешь?
– Ты оставила дверь клетки открытой, дорогая, вот птичка и выпорхнула.
– Смеешься?
– Ты сама жалуешься, что я никогда не смеюсь. Я заеду за тобой в конце твоей смены, заодно верну малышку.
Пильгез открыл дверцу машины для Лорэн, потом обошел «меркьюри гранд маркиз» и уселся за руль. В салоне пахло натуральной кожей.
– Она слишком новая для меня, но моя старушка «торнадо» этой зимой испустила дух. Если бы вы слышали галоп трехсот восьмидесяти пяти лошадок у нее под капотом! У нас с ней на счету не одна славная погоня!
– Любите старые машины?
– Нет, это я так, для разговора.
Заморосил мелкий дождик, на ветровом стекле раскинулись сверкающей гирляндой дождевые капли.
– Знаю, у меня нет права задавать вам вопросы, но все-таки почему вы выпустили меня из камеры?
– Вы сами на это ответили: вы принесете больше пользы у себя в больнице, чем если будете и дальше пить дрянной кофе у меня в участке.
– А у вас, значит, обостренное чувство общественного долга?
– Хотите, чтобы я вернул вас в полицию?
Безлюдные тротуары блестели в ночи.
– А сами-то вы зачем все это натворили, из-за обостренного чувства долга?
Лорэн помолчала, глядя в окно, потом ответила:
– Понятия не имею.
Старый инспектор достал пачку сигарет.
– Не волнуйтесь, я уже два года не курю. Так, жую, и все.
– Правильно, так вы продлеваете себе жизнь.
– Не знаю, доживу ли я до глубокой старости, но, честно говоря, на пенсии, на диете без холестерина да еще при запрете на курение жизнь и так кажется мне слишком затянувшейся.
Он выбросил сигарету в окно. Лорэн включила «дворники».
– Вам случалось хорошо себя чувствовать в обществе человека, которого никогда раньше не встречали?
– Однажды в полицейский участок на Манхэттене, где я служил молодым инспектором, пришла женщина. Она поздоровалась со мной, мой кабинет был как раз рядом с входом. Она только что поступила к нам диспетчером. Все годы, пока я колесил по городу, она оставалась голосом в моей бортовой рации. Я старался, чтобы часы моей службы совпадали с ее, я был от нее без ума. Я видел ее совсем нечасто, поэтому хватал абы кого, лишь бы вернуться в участок и покрасоваться перед ней с новым задержанным. Она быстро раскусила мою уловку и сама предложила пойти выпить по рюмочке, пока я не арестовал первого же уличного лоточника за торговлю мокрыми спичками. Мы пошли в маленькое кафе позади участка, сели за столик – и вот…
– Что «вот»? – спросила Лорэн, смеясь.
– Если я закурю одну штучку, вы ничего не скажете?
– Две затяжки – и сигарету в окно!
– Договорились.
Полицейский сунул в рот новую сигарету, щелкнул зажигалкой, но, не прикурив, возобновил рассказ:
– У стойки бара сидели несколько сослуживцев, они сделали вид, что ничего не видят, но мы с ней знали, что уже назавтра пойдут пересуды. Я не сразу признался самому себе, что чувствую пустоту, когда ее нет в участке. Теперь я ответил на ваш вопрос?
– Что вы сделали, когда это поняли?