Молодая женщина присела на край раковины, чувствуя страшную усталость. Оставшись одна, она закрыла лицо ладонями и отдалась рыданиям.
В реанимационной палате было по-утреннему тихо. Норма поправила носовой зонд и проверила поступление кислорода. Баллон на маске раздувался и сдувался в такт с ровным дыханием Артура. Она затянула бинты, убедившись, что зонд нигде не пережат. Перфузионный мешок возвращал в вену кровь. Она заполнила листок послеоперационного состояния и передала пациента санитару на постоянном дежурстве. В конце длинного коридора она увидела тяжело шагающего Фернстайна. Профессор толкнул двери, ведущие в операционный блок.
Лорэн подняла голову, потерла глаза. Рядом с ней присел Фернстайн.
– Трудная ночка, правда?
Лорэн смотрела на стерильные бахилы, которые еще не успела снять, возила ими по полу и ничего не отвечала. Она пошла на неразумный риск, но исход операции доказал ее правоту, продолжал профессор. По его словам, ей было чему радоваться. Этой ночью принесла плоды вся премудрость, которой он ее обучил. Лорэн недоуменно смотрела на профессора. Тот выпрямился и обнял ее за плечи.
– Вы спасли жизнь, которую я уже потерял! Как видите, мне пора на покой. Но сначала я научу вас еще кое-чему.
Морщины, собравшиеся вокруг глаз, выдавали его нежность, которую он напрасно пытался скрыть. Он встал.
– Сохраняйте ясность ума, чтобы признавать то, что вам не под силу изменить, смелость, чтобы изменить то, что вам под силу, и мудрость, чтобы видеть разницу между первым и вторым.
– В каком возрасте это удается? – спросила Лорэн старика врача.
– Марк Аврелий пришел к этому в конце жизни, – отозвался тот, отходя от нее с заложенными за спину руками. – У вас еще остается немного времени. – И он исчез за автоматически закрывшимися дверями.
Лорэн еще посидела в одиночестве. Потом взглянула на часы и вспомнила, что в кафе напротив госпиталя ее дожидается полицейский инспектор.
В коридоре реанимационного отделения она задержалась у стеклянной перегородки. На койке у окна с опущенными шторами мужчина, оплетенный проводами и трубками, возвращался к жизни. При каждом вдохе Артура грудь Лорэн наполнялась радостью.
12
В приемном покое Бетти заменила молодая медсестра. Лорэн стерла свое имя с доски дежурных врачей. Рентгенолог, работавший по ее просьбе с Артуром, тоже завершал дежурство. Вышли они вместе. Он спросил об операции и состоянии больного. Умолчав о своей стычке с Фернстайном, Лорэн рассказала о событиях ночи и о том, что хирург решил не трогать небольшую сосудистую аномалию.
Рентгенолог не удивился. Он тоже счел размеры аномалии незначительными, риск операции был бы неоправданным. «К тому же с таким дефектом можно прекрасно жить, ты сама – живое подтверждение этому», – добавил он. Лорэн удивилась, и рентгенолог объяснил ей, что у нее в затылочно-теменной области тоже небольшая аномалия, которую Фернстайн оставил, оперируя ее после автомобильной аварии. Рентгенолог все отлично помнил, словно это было вчера. Никогда еще он столько раз не делал одному пациенту томографию и ядерно-магнитный резонанс; больше, чем нужно. Но так распорядился сам заведующий отделением нейрохирургии. Некоторые распоряжения не принято оспаривать.
– Почему мне никогда ничего от этом не рассказывали?
– Понятия не имею, но я бы тебя просил не передавать ему наш разговор. Я обязан соблюдать врачебную тайну!
– Ну, это чересчур! Я ведь сама врач.
– Для меня ты была пациенткой Фернстайна.
Профессор открыл окно своего кабинета. Он видел, как его ученица переходит через улицу. Она пропустила «скорую» и вошла в маленькое кафе напротив госпиталя. Там, за отгороженным столиком, за которым она часто обедала вдвоем с Фернстайном, ее ждал какой-то мужчина. Фернстайн отвернулся и опустился в кресло. Вошла Норма с историей болезни. Он просмотрел первую страницу, знакомясь с личными данными больного, которого только что оперировал.
– Неужели это он?
– Боюсь, тот самый, – подтвердила Норма с невозмутимым лицом.
– Он в посленаркозной палате?
Норма забрала у профессора историю болезни.
– Параметры жизнедеятельности у него стабильные, неврология в полном порядке. Заведующий отделением реанимации думает, что уже к вечеру его можно будет спустить к вам, у него все места наперечет.
– Нельзя, чтобы он попал к Лорэн, иначе он нарушит свое обещание.
– Пока что он этого не сделал, почему это должно произойти теперь?
– Потому что раньше ему не приходилось ежедневно с ней сталкиваться. Другое дело, если она будет его лечащим врачом.
– Что вы собираетесь предпринять?
Фернстайн в задумчивости повернулся к окну.
Лорэн вышла из кафе и села в «меркьюри гранд маркиз», стоявший у тротуара. Только полицейский осмелился бы поставить машину напротив отделения «неотложной помощи», да и то лишь если занимался несчастными случаями, происшедшими за ночь.
Норма оторвала профессора от размышлений.
– Заставь ее взять отпуск!
– Тебе когда-нибудь удавалось убедить дерево расколоться надвое, чтобы не мешать полету птиц?
– Насчет птиц не знаю, но с деревом, загораживавшим мой гараж, я поступила безжалостно! – ответила Норма, подходя к Фернстайну.
Она положила на стол картонную папку и обняла пожилого профессора.
– Вечно ты за нее беспокоишься, как за родную дочь! В конце концов, что такого, если она узнает правду? Да, ее мать соглашалась подвергнуть ее эвтаназии.
– А я оказался тем самым врачом, который ее к этому склонил! – проворчал профессор, отстраняя Норму.
Медсестра забрала историю болезни и не оборачиваясь вышла из кабинета. Едва она закрыла дверь, Фернстайн снял трубку телефона. Он позвонил на коммутатор и попросил соединить его с администратором больницы миссии Сан-Педро.
Инспектор Пильгез занял на стоянке место, которое принадлежало ему многие годы.
– Скажите Наталии, что я жду ее здесь.
Лорэн вышла из «меркьюри» и исчезла в здании участка. Через несколько минут старший диспетчер уже сидела в машине. Пильгез запустил двигатель, и «гранд маркиз» покатил к центру города.
– Еще немного, и я бы оказалась из-за вас двоих в трудном положении, – сказала Наталия.
– Мы успели вовремя!
– Можешь мне объяснить, что такого в этой девушке? Ты выпускаешь ее из камеры, не спрашивая моего разрешения, и исчезаешь с ней на полночи…
– Ревнуешь? – спросил польщенный старый инспектор.
– Вот когда я вдруг перестану ревновать, это станет для тебя серьезным поводом для беспокойства.
– Ты помнишь мое последнее дело?
– Так, словно это происходило вчера! – ответила его пассажирка со вздохом.
Пильгез выехал на скоростное шоссе. От Наталии не ускользнула улыбка в уголках его губ.
– Это была она?
– Вроде того.
– И он?
– Судя по полицейскому рапорту, это один и тот же человек. Я бы сказал, что у этих двоих шутников настоящий талант смываться.
Сияя, Пильгез погладил Наталию по ноге.
– Знаю, ты равнодушна к знамениям, которые нам подает жизнь, но, согласись, тут их целый фейерверк! Но она не сделала никаких выводов. Я поражен! Выходит, никто ей не рассказал, что сделал для нее этот человек.
– И что сделал для нее ты сам.
– Я? Ничего я не сделал!
– Всего лишь нашел ее в том доме в Кармеле и привез в больницу… Нет, конечно, ты прав, это все равно что ничего! Я уж не говорю, что все документы по этому делу куда-то задевались.
– Не имею к этому ни малейшего отношения.
– Потому, наверное, я и обнаружила их в глубине своего гардероба, когда наводила там порядок.
Пильгез опустил стекло и обругал пешехода, переходившего дорогу в неположенном месте.
– Ты сам ничего не разболтал малышке? – спросила его Наталия.
– Я едва удержался. Правда жгла мне рот.
– И ты не потушил пожар?
– Инстинкт заставил меня промолчать.
– Может, ты иногда будешь одалживать мне свой инстинкт?
– Зачем он тебе?
«Меркьюри» въехал в гараж дома, где жил инспектор со своей подругой. Над заливом Сан-Франциско вставало ярко-желтое солнце. Скоро под его лучами рассеется туман, заволакивающий в первые утренние часы мост «Золотые Ворота».
Лежа на кушетке в камере полицейского участка, Лорэн задавалась вопросом, как она умудрилась за одну ночь перечеркнуть всю свою стажировку в неврологическом отделении, все семь лет самоотверженного труда.
Кали ушла с шерстяного коврика. Ей не разрешалось заходить в комнату миссис Клайн, поэтому она отправилась на балкон и просунула морду между решетками, чтобы проводить глазами скользившую над волнами чайку, понюхать свежий утренний воздух и вернуться спать в гостиную.
Фернстайн положил телефонную трубку на рычаги. Разговор с администратором Сан-Педро вышел именно таким, как он предполагал. Коллега прикажет Бриссону забрать жалобу и закроет глаза на угон «скорой», а Фернстайн в ответ забудет свою угрозу пожаловаться на непрофессионализм службы «неотложной помощи» Сан-Педро.
Пол незаметно забрал свою машину со стоянки миссии Сан-Педро, заехал во французскую булочную на Саттер-стрит и теперь ехал в направлении Пасифик-Хейтс.
Он остановился у дома, где жила пожилая дама невероятного обаяния. Вчера вечером она спасла жизнь его лучшему другу. Сейчас мисс Моррисон выгуливала Пабло. Пол вышел из машины, чтобы предложить ей теплые круассаны и обнадеживающие новости об Артуре.
Медицинская сестра бесшумно вошла в палату номер 102 отделения реанимации. Артур спал. Она поменяла мешок, в котором собирались экссудаты гематомы, и проверила параметры жизнедеятельности. Результаты были ободряющими. Она записала показания приборов на розовый листочек, который вложила в историю болезни.