– Что вы здесь делаете?
– Нижний зал слишком сумрачный, здесь гораздо веселее.
– Вы находите?
– Кажется, это место вообще мрачноватое.
Лорэн в сомнении покачала головой.
– Во всяком случае, у меня такое ощущение. Пойдемте куда-нибудь еще.
– Я уже заказала у метрдотеля столик, – возразила она неуверенно.
– Ничего ему не говорите, пусть этот столик будет нашим, попытаемся навсегда его запомнить, это будет место, где не состоялся наш первый ужин!
Артур повел Лорэн на стоянку перед рестораном и предложил ей вызвать такси, у него не было при себе телефона. Лорэн воспользовалась своим и позвонила в таксомоторную компанию.
Через четверть часа они вышли из машины на моле пирса 39, решив опробовать все туристические местечки города, выпить по стаканчику даже в Чайнатауне, если не помешает усталость. Артур знал огромный бар, куда весь вечер автобусами свозили иностранцев.
Лорэн показалось вдруг, что она узнала Пола: он стоял, облокотившись на перила, поглощенный беседой с очаровательной длинноногой молодой женщиной.
– Это не ваш друг? – спросила Лорэн Артура.
– Он самый, – ответил тот, отворачиваясь.
– Не хотите подойти и поздороваться? – спросила Лорэн, нагоняя его.
– Нет, не станем им мешать, лучше пройдем здесь.
– Вы боитесь, что они увидят нас вместе?
– Ничего подобного, почему вы так подумали?
– Потому что у вас испуганный вид.
– Нет, уверяю вас. Просто он будет страшно ревновать, что я пришел к вам. Идемте, на Гирарделли-сквер есть старая кондитерская, набитая в этот вечерний час японцами.
На бульваре был в разгаре праздник. Каждый год рыбаки города радостно отмечали здесь начало сезона ловли крабов.
Огненный закат погас, в звездном небе над заливом уже появилась луна. На кострах дымились огромные котлы с морской водой, полные ракообразных, которых раздавали прохожим. Лорэн с наслаждением полакомилась шестью громадными клешнями, очищенными для нее добрым рыбаком. Артур восторженно наблюдал за ее весельем. Она запила эту походную трапезу тремя полными бокалами каберне «совиньон» из Наппа-Велли, облизала пальцы и повисла на рукаве у Артура с виноватым видом.
– Кажется, я испортила нам ужин, – сказала она, – шоколад меня убьет!
– По-моему, вы уже немного навеселе.
– Не исключено. То ли море штормит, то ли меня качает.
– И то и другое. Продолжим прогулку.
Он увел ее подальше от толпы и усадил на скамейку, освещенную одиноким старинным фонарем. Лорэн положила руку Артуру на колено и набрала в легкие свежего вечернего воздуха.
– Вы ведь явились ко мне сегодня утром не только для того, чтобы сказать спасибо?
– Я пришел повидать вас, потому что мне вас не хватало. Не могу вам этого объяснить.
– Нельзя говорить такие вещи.
– Почему? Эти слова вас пугают?
– Мой отец тоже говорил приятные слова моей матери, когда хотел ее соблазнить.
– Но вы – не она.
– Нет, у меня есть профессия, у меня карьера, цель, к которой я стремлюсь, и ничто не стоит между ею и мной, я свободна.
– Знаю, поэтому и…
– Что? – перебила она его.
– Ничего. Думаю, что смысл жизни придает не только то, к чему стремишься, но и то, каким способом этого добиваешься.
– Так говорила ваша мать?
– Нет, это мое собственное мнение.
– Зачем тогда вы расстались с женщиной, по которой теперь тоскуете? Подумаешь, не сошлись характерами!
– Можно сказать, что мы прошли очень близко друг от друга. Я был всего лишь арендатором счастья, и она не продлила со мной арендный договор.
– Кто с кем порвал?
– Она меня оставила, а я позволил ей уйти.
– Почему вы не боролись?
– Потому что борьба наделала бы бед. Это был вопрос, на который отвечал ум сердца. Поспособствовать счастью другого в ущерб собственному – чем не объяснение?
– Вы до сих пор не выздоровели.
– Я не был болен!
– Я похожа на ту женщину?
– Вы ее на несколько месяцев старше.
Лавочник на другой стороне улицы закрывал свой туристический магазинчик, заносил внутрь вертушки с почтовыми открытками.
– Надо было купить открытку, – посетовал Артур. – Я бы написал вам несколько слов, вы бы ее получили.
– Вы вправду верите, что можно всю жизнь любить одного и того же человека? – спросила Лорэн.
– Я никогда не боялся повседневности, привычка – не неизбежность. Можно каждый день заново изобретать роскошь и банальность, излишество и обыденность. Я верю в крепнущую страсть, в память чувства. Простите, во всем виновата моя мать, она напичкала меня любовными идеалами. У меня очень высокая планка.
– Для другого?
– Нет, для себя самого. Я старомоден, правда?
– В старомодности есть своя прелесть.
– Я постарался сохранить частицу детства.
Лорэн подняла голову и заглянула Артуру в глаза. Их лица незаметно сблизились.
– Мне хочется тебя поцеловать, – сознался Артур.
– Зачем спрашивать, вместо того чтобы делать? – отозвалась Лорэн.
– Я же говорил, что чудовищно старомоден.
На витрине магазинчика с лязгом опускались жалюзи. Завыла сирена. Артур встрепенулся, не выпуская руку Лорэн, и рывком поднялся.
– Мне пора!
Выражение лица его изменилось, Лорэн узнала признаки боли.
– Тебе нехорошо?
Охранная сигнализация магазина выла все громче, от нее уже закладывало уши.
– Не могу объяснить, но мне надо уходить.
– Не знаю, куда ты пойдешь, но я тебя провожу, – решила она, тоже вставая.
Артур обнял ее, не отрывая от нее взгляда и не находя сил разжать объятия.
– Послушай, дорога каждая секунда. Все, что я говорил, – чистая правда. Вспоминай меня, если сможешь, я тебя не забуду. Еще одно мгновение с тобой, даже такое короткое, многого стоило.
Артур попятился от нее.
– Почему «еще одно мгновение»? – спросила Лорэн, охваченная страхом.
– В море теперь полно прекрасных крабов.
– Почему «еще одно»? – крикнула Лорэн.
– Каждая минута с тобой украдена у вечности. Ничто не сможет лишить меня ее. Заставь двигаться мир, Лорэн, твой мир.
Он отступил еще на несколько шагов, потом бросился бежать со всех ног. Лорэн выкрикнула его имя. Артур обернулся.
– Почему ты сказал: «Еще одно мгновение с тобой»?
– Я знал, что ты существуешь. Я тебя люблю, но ты не беспокойся.
И Артур исчез в тени за углом улочки.
Железная решетка жалюзи медленно доползла до тротуара. Хозяин повернул ключ в коробочке на стене, и адская сирена смолкла. Внутри магазина начал мерно попискивать прибор централизованной системы охранной сигнализации.
Монитор в темной палате окружало зеленое сияние. Электроэнцефалограф издавал пронзительный писк с регулярными интервалами. Бетти вошла в палату, зажгла свет и бросилась к койке. Взглянула на ленту с цифрами, сходившую с маленького принтера, и тут же схватила телефонную трубку.
– Реанимационный комплект в палату 307! Передайте сообщение Фернстайну, найдите его, где бы он ни находился, и скажите, чтобы поторопился сюда. Тревога в неврологическом отделении, я жду анестезиолога.
В прибрежных кварталах города моросил дождик. Лорэн встала со скамейки и перешла улицу, ставшую как будто черно-белой. Когда она достигла Грин-стрит, небо набухло тучами, изморось уступила место летней грозе. Лорэн подняла лицо к небу, села на низкую каменную ограду и долго сидела под ливнем, любуясь викторианским домом на холме Пасифик-Хейтс.
Когда стихия унялась, она вошла в холл, поднялась по лестнице и отперла дверь своей квартиры.
У нее вымокли волосы и одежда, которую она сбросила в гостиной, затем вытерла голову кухонным полотенцем и закуталась в плед, взятый с кресла.
В кухне она открыла буфет и откупорила бутылку бордо. Налив себе большой бокал, она застыла, глядя на башни Гирарделли-сквер. Издали донесся гудок большого торгового судна, отплывавшего в Китай. Она глянула искоса на диванчик, отвернулась и решительно подошла к маленькому книжному шкафу. Взяла книгу, уронила ее на пол, взялась за другую и, охваченная холодной яростью, вывалила на пол все учебники.
Когда полки освободились от содержимого, она отодвинула шкаф. Позади него оказалось окошко. Она набросилась на диван и, напрягая все силы, развернула его на девяносто градусов. Шатаясь от усталости, она забрала бокал, оставленный на подоконнике в алькове, и упала на подушки. Артур оказался прав: теперь взору открывался восхитительный вид на городские крыши. Она залпом выпила вино.
На мокрой улице пожилая женщина, выгуливавшая собаку, подняла голову и взглянула на дом, где горело единственное окно, посылавшее свет в серую ночь. Рука Лорэн, скованная сном, медленно разжалась, пустой бокал закатился под диван.
– Я везу его в операционный блок! – крикнула Бетти дежурному реаниматологу.
– Дайте сперва повысить насыщение крови кислородом!
– На это нет времени.
– Бетти Бардел, врач здесь – я.
– Доктор Стерн, я была медсестрой, когда вы еще ходили в коротких штанишках. Может, попробуем заняться составом его крови по пути на другой этаж?
Бетти вытолкала койку в коридор, доктор Филипп Стерн следовал за ней, везя тележку с реанимационным аппаратом.
– Что с ним? – спросил он. – Все ведь было нормально…
– Если бы все было нормально, он бы находился у себя дома и в сознании. Сегодня утром он был чересчур сонный, и я решила проверить параметры мозговой деятельности. Это – дело медсестры, а с тем, что творится у него в голове, разбирайтесь вы, доктора.
Колесики койки крутились с максимальной скоростью. Впереди закрывались дверцы лифта.
– Подождите нас, у нас срочный больной! – крикнула Бетти.
Врач в лифте придержал металлические створки, Бетти втолкнула койку в кабину, доктор Стерн развернул свою тележку, чтобы нашлось место и для нее.
Пока кабина ехала вверх, Бетти хотела достать из кармана халата мобильный телефон, но дверцы на этаже неврологического отделения раздвинулись раньше, чем она успела это сделать. Она стремительно покатила койку к операционным блокам в противоположном конце коридора. У входа в предоперационную ее ждал Гранелли. Он наклонился к больному.