— Да, письмо, которое нашли после его смерти, — продолжал старый джентльмен. — Лживое, жестокое письмо, которое сочинила очень умная, но бессовестная женщина, желавшая сама стать леди Чарнли.
— Кого вы имеете в виду?
— Я имею в виду сообщницу Хьюго Чарнли, — заявил мистер Саттервейт. Знаете, Монктон, всем было известно, что этот человек мерзавец. Он был уверен, что унаследует титул, — резко повернувшись к леди Чарнли, старый джентльмен спросил:
— Как звали девушку, написавшую это письмо?
— Моника Форд, — ответила та.
— Скажите, Монктон, это Моника Форд обратилась к лорду Чарнли, когда он направлялся в Дубовую Комнату?
— Да, теперь, когда вы спросили об этом, я припоминаю, что это была она.
— О, это невозможно, — заявила Аликс. — Я… Я ходила к ней потом по поводу этого письма. Она сказала, что все это правда. После этого я ходила к Монике Форд только один раз, но она же не могла притворяться все это время.
Мистер Саттервейт посмотрел на Аспасию Глен.
— Могла, — спокойно заявил он. — Вероятно, у нее были задатки талантливой актрисы.
— Но вы не объяснили еще одного, — заметил Френк Бристоу. — На террасе должны были остаться следы крови. Обязательно. Преступники не успели бы вытереть их в спешке.
— Не успели бы, — согласился старый джентльмен. — Зато они могли сделать другое, и это заняло бы у них пару секунд: они могли бросить на окровавленный пол бухарский ковер. До этого вечера никто не видел ковра на террасе.
— Думаю, что вы правы, — заявил Монктон. — Но все равно, рано или поздно, кровь надо было вытереть?
— Да, — ответил Саттервейт. — Глубокой ночью. Женщина с кувшином или тазиком могла легко сделать это.
— А если бы ее кто-нибудь заметил?
— Это не имело бы значения, — заявил старый джентльмен. — Я же говорю о том, что произошло на самом деле. Я сказал: женщина с кувшином или тазиком. Если бы я сказал «Плачущая Леди с Серебряным Кувшином», вы бы сразу поняли, за кого ее могли принять в ту ночь. — Саттервейт встал и подошел к Аспасии Глен. — Вы же так и сделали, правда? Теперь вас называют Женщиной с Шарфом, но тогда вы сыграли свою первую роль — роль Плачущей Леди о Серебряным Кувшином. Вот почему вы нечаянно опрокинули сейчас кофейную чашку. Когда вы увидели эту картину, вы испугались. Вы думали, что кто-то обо всем знает.
Леди Чарнли вытянула вперед бледную руку.
— Моника Форд, — прошептала она. — Теперь я узнала тебя.
Аспасия Глен с криком вскочила с кресла. Она оттолкнула тщедушного Саттервейта и приблизилась к мистеру Квину. Сотрясаясь всем телом, актриса начала:
— Значит, я была права: кто-то действительно знал! Вы здесь ломаете комедию, притворяясь, что только сейчас додумались до всего этого. Но меня не обмануть, — она показала на мистера Квина. — Это вы были там. Вы стояли за окном и смотрели в комнату. Вы видели, что мы сделали, Хьюго и я. Я знала, что кто-то смотрит на нас, чувствовала это все время. Но когда я поднимала голову, за окном никого не было. И все же я понимала, что за нами кто-то наблюдает. Один раз мне показалось, что в окне мелькнуло чье-то лицо. Все эти годы я жила в страхе. А потом увидела эту картину и узнала вас. Вы с самого начала знали, что произошло в поместье Чарнли на самом деле. Но почему вы решили заговорить именно сейчас — вот что я хочу знать!
— Наверное, для того, чтобы мертвые спали спокойно, — произнес мистер Квин.
Неожиданно Аспасия Глен метнулась к двери и, остановившись на пороге, с вызовом бросила:
— Делайте, что хотите. Что из того, что вы все слышали мое признание? Мне наплевать. Наплевать! Я любила Хьюго и помогла ему совершить это ужасное преступление, а он потом бросил меня. В прошлом году он умер. Можете сообщать в полицию, если вам угодно. Но, как сказал этот маленький сморщенный джентльмен, я замечательная актриса, так что меня будет не так-то просто найти! — и мисс Глен с силой хлопнула дверью.
Несколько минут спустя все услышали, как стукнула дверь парадного входа.
— Регги, — заплакала леди Чарнли, — Регги! — слезы ручьями катились по ее щекам. — О, мой дорогой, мой дорогой! Теперь я могу вернуться в свое поместье и жить там с Дики. Я могу рассказать ему правду об отце — о самом замечательном, самом прекрасном человеке в мире.
— Надо серьезно подумать о том, что мы можем предпринять в данной ситуации, — заявил полковник Монктон. — Аликс, моя дорогая, если вы разрешите мне проводить вас домой, я буду рад поговорить с вами на эту тему.
Леди Чарнли встала. Она подошла к мистеру Саттервейту, положила руки ему на плечи и очень нежно поцеловала его.
— После того, как я была мертва столько лет, как чудесно снова начать жить, — произнесла она. — Да, все эти годы я была как будто мертвой. Спасибо вам, дорогой мистер Саттервейт!
Женщина вышла из комнаты вместе с полковником. Старый джентльмен пристально смотрел им вслед. Френк Бристоу, о существовании которого Саттервейт и позабыл, проворчал что-то.
— Прекрасное создание, — угрюмо заявил художник и печально добавил:
— Но теперь она не так загадочна, как была тогда.
— В вас заговорил художник, — заметил Саттервейт.
— Да, не так загадочна, — повторил тот. — Наверное, если я когда-нибудь и захотел бы приехать в поместье Чарнли, меня бы ожидал там холодный прием. Так что не стоит ехать туда, где тебя не ждут.
— Мой дорогой, — начал мистер Саттервейт, — я считаю, что вам надо поменьше думать о том, какое впечатление вы производите на окружающих. Это будет мудрее, и вы почувствуете себя значительно лучше. Вам также стоит освободиться от всяких старомодных представлений насчет того, что происхождение человека имеет в наше время какое-то значение. Вы прекрасно сложены, а женщин всегда привлекают такие молодые люди. К тому же вы почти — если не наверняка — гений. Повторяйте себе это по десять раз каждый день перед сном, а через три месяца навестите леди Чарнли в ее поместье. Таков мой совет, а уж я-то пожил в этом мире немало лет.
Неожиданно лицо художника озарилось очень доброй улыбкой.
— Вы чертовски хорошо отнеслись ко мне, — вдруг произнес он и, схватив руку старого джентльмена, сильно сжал ее. — Бесконечно вам благодарен. А сейчас я должен идти. Большое спасибо за этот самый необычный в моей жизни вечер.
Он оглядел комнату, как будто хотел поблагодарить еще кого-то и, вздрогнув, сказал:
— Послушайте, сэр, а ваш-то друг исчез. Я не видел, как он уходил. Странный человек, правда?
— Он всегда приходит и уходит очень неожиданно, — пояснил мистер Саттервейт. — Такая уж у него особенность. Никто никогда не видит, как он появляется и исчезает.
— Невидимый, как Арлекин, — сказал Френк Бристоу, и от души рассмеялся собственной шутке.
1930 г.
Птица со сломанным крылом
Мистер Саттертуэйт выглянул в окно и поежился. Дождь все лил и лил. Как плохо, что в деревенских домах нет приличного отопления, подумал он. Слава Богу, уже через несколько часов поезд увезет его отсюда в Лондон. Да, только после шестидесяти начинаешь в полной мере оценивать все достоинства столичной жизни.
Сегодня мистер Саттертуэйт особенно остро ощущал свой возраст. Все остальные гости в доме были гораздо моложе его. Четверо из них только что отправились в библиотеку проводить «сеанс столоверчения». Его тоже звали, но он отказался: ему доставляло мало удовольствия мучительно долго высчитывать буквы алфавита, а потом разбираться в их бессмысленных сочетаниях.
Да, в Лондоне все-таки намного приятнее! Хорошо, что он не принял приглашения Мейдж Кили — она звонила с полчаса назад, звала его в Лейделл. Она, конечно, славная девушка, но Лондон лучше.
Мистер Саттертуэйт снова поежился и вспомнил, что в библиотеке почти всегда тепло. Приоткрыв дверь, он тихонько пробрался в затемненную комнату.
— Не помешаю?
— Что это, Н или М? Придется пересчитывать!.. Ну что вы, мистер Саттертуэйт, конечно нет. Знаете, тут такое! Дух, по имени Ада Спайерс, говорит, что наш Джон вот-вот должен жениться на какой-то Глэдис Бан.
Мистер Саттертуэйт устроился в глубоком кресле у камина. Вскоре веки его смежились, и он задремал. Время от времени он сквозь сон слышал обрывки разговора.
— Что значит ПАБЗЛ? Это невозможно — разве что он русский… Джон, ты толкаешь столик — нет, я видела!.. Ага, кажется, явился новый дух.
Он снова задремал, но вскоре проснулся как от толчка, когда до его слуха донеслось новое имя.
— К-И-Н. Правильно?
— Да. Стукнуло один раз — значит, «да». Кин, вы хотите кому-нибудь из присутствующих что-то передать? Да. Мне? Джону? Саре? Ивлину? Нет? Странно, ведь здесь больше никого нет… А-а, может быть, мистеру Саттертуэйту? Отвечает «да». Мистер Саттертуэйт, это вам!
— Что он говорит?
Теперь мистер Саттертуэйт сидел в своем кресле, напряженно выпрямившись. Сна не, было ни в одном глазу. Столик затрясся, и одна из девушек принялась считать.
— ЛЕЙД… Нет, не может быть, чепуха какая-то! Ни одно слово не начинается с ЛЕЙД!
— Продолжайте, — приказал мистер Саттертуэйт так властно и уверенно, что сидящие за столиком беспрекословно подчинились.
— ЛЕЙДЕЛ… И еще одно Л. Так… Кажется, все.
— Продолжайте!
— Скажите, пожалуйста, еще что-нибудь. Молчание.
— По-моему, это все. Столик даже не шелохнется. Какая бессмыслица!
— Да нет, — задумчиво проговорил мистер Саттертуэйт. — Не думаю, чтобы это была бессмыслица.
Он встал и, выйдя из библиотеки, направился прямо к телефону. Соединили довольно быстро.
— Я могу поговорить с мисс Кили? Мейдж, милая, это вы? Я передумал. Если позволите, я приму ваше любезное приглашение. Оказывается, мое присутствие в Лондоне не так срочно, как я полагал… Да-да, к ужину успею.
Он повесил трубку. На его морщинистых щеках вспыхнул румянец. Мистер Кин — загадочный мистер Кин!.. Мистер Саттертуэйт мог по пальцам пересчитать все свои встречи с ним, и каждый раз, когда появлялся этот таинственный господин, случалось что-нибудь неожиданное. Интересно, что же произошло — или вот-вот произойдет — в Лейделле?