Она глубоко вздохнула, упала на диван и отрывисто заговорила:
— Нужно… начать с самого начала. Я… я боялась ее… она была сумасшедшей… не постоянно, но временами теряла разум. Она привезла меня сюда. Я как дура поехала с ней, потому что мне нравилось путешествовать! В Лондоне она пыталась соблазнить своего шофера… потому что имела пристрастие ко всем мужчинам… Он ее оттолкнул, вышел скандал, и все ее знакомые смеялись над ней. Тогда она оставила свою семью, и мы приехали сюда… Она хотела спасти свою репутацию и рассчитывала через некоторое время вернуться. Но с каждым днем становилась все более и более эксцентричной, а когда летчик пришел ко мне вскоре после нашего приезда, она меня возненавидела… Это было ужасно! Она поклялась, что я никогда не вернусь в Англию, потому что я всего-навсего рабыня и только она имеет право решать, жить мне или умереть.
Паркер Пайн кивнул. Он понял: леди Эстер понемногу сходила с ума, как и другие члены ее рода, а бедная неопытная девушка верила ее угрозам.
Мюриэль продолжала:
— Но однажды я восстала, заявив, что гораздо сильнее ее и буду защищаться… Она испугалась, отступила… и упала через низкие перила… балкона…
Мюриэль закрыла лицо руками.
— А потом? — настаивал Паркер Пайн.
— Я испугалась: вдруг обвинят, что я ее толкнула, и заключат в ужасную здешнюю тюрьму.
Ее губы дрожали, и Паркер Пайн понял, что ее охватила безумная паника.
— Я знала, что старый английский консул умер и приехал новый, который нас никогда не видел, — продолжала девушка. — У меня появилась идея. В глазах прислуги мы всегда были двумя сумасшедшими англичанками, и никем иным. Я дала им денег и послала их за консулом. Когда он пришел, я надела кольцо леди Эстер и приняла его так, как это сделала бы она сама. Он был чрезвычайно любезен и все устроил. Никто даже не заподозрил.
Паркер Пайн понимал, что имя леди Эстер было известно многим, как бы ни была неуравновешенна его обладательница.
Мюриэль добавила:
— Потом я пожалела о своем поступке, потому что поняла, какое совершила безумие. Я была обречена оставаться здесь. А если бы призналась в том, как все произошло, меня сочли бы убийцей. О, сэр, что мне делать?…
Паркер Пайн поднялся так быстро, как ему позволяла его полнота.
— Дорогая моя девочка, вы сейчас поедете со мной к консулу, он очаровательный малый. Конечно, вас подвергнут тягостным формальностям, все это будет нелегко, но вы не будете осуждены за убийство. Скажите, каким образом рядом с телом леди Эстер оказался поднос?
— Это я его бросила… Подумала, что покажется естественным, что он был у меня в руках. Это глупо?
— Нет, наоборот. Признаться, я сам решил, пока не пришел сюда, что это вы сбросили с балкона леди Эстер. Но потом понял, что вы не способны лишить жизни и букашки.
— Из трусости?
— Нет, потому, что у вас иная природа. Так поехали? Вам придется, как я уже говорил, пережить неприятные минуты, но я вам помогу… А затем вы уедете в Стритгейм-Хилл… ведь именно в этом квартале живут ваши родные? Я предположил это, увидев, какая боль отразилась на вашем лице, когда я заговорил об автобусе, трамвае… Так поедете, моя крошка?
Она отступила:
— Мне никто не поверит. Ее семья не допустит и мысли, что она могла так себя повести!
— Положитесь на меня. Дело в том, что я знаю ее прошлое. Не будьте трусихой и помните, что в Тегеране бывает хороший, но такой отчаявшийся парень… Нужно устроить так, чтобы вы полетели в Багдад на его самолете.
Девушка покраснела, улыбнулась и сказала:
— Я готова… — и направилась к двери, но, обернувшись, вдруг спросила: — Вы сказали, сэр, будто догадались, что я не леди Эстер, прежде чем меня увидели. Каким образом?
— Благодаря… наследственности.
— Наследственности?
— Да, у лорда и леди Митчелдейвер голубые глаза. Когда консул говорил мне о горящих черных глазах их дочери, я понял, что тут произошла ошибка. Супруги с карими глазами могут иметь голубоглазого ребенка, но не наоборот. Это научно обоснованный факт.
— Вы чудо! — вскричала Мюриэль Кинг.
1936 г.
Перевод: П. Рубцов
Ценная жемчужина
У туристов выдался долгий и утомительный день. Изнуряющая жара заставила их покинуть Амман ранним утром, и к вечеру они прибыли в лагерь, расположенный в гористой местности, в центре небольшого городка Петра.
Их было семеро: крупный американский магнат Калеб П. Блондел; его красивый темноволосый и молчаливый секретарь Джим Хорст; выглядевший усталым сэр Дональд Марвелл, член английского парламента; доктор Кервер, археолог с мировым именем; красивый французский офицер полковник Дюбо; мистер Паркер Пайн, профессия которого не была уточнена, но который выглядел образцом британской корректности; и, наконец, мисс Кэрол Блондел, хорошенькая девушка, избалованная и самоуверенная.
Они выбрали место, где должны были ночевать, и сели обедать под большим тентом. Говорили о политике на Ближнем Востоке: английский депутат — осторожно, француз — тактично, американец — с некоторым бахвальством. Археолог, Паркер Пайн и Джим Хорст помалкивали. Потом заговорили о городе, который только что осматривали.
— Он безумно романтичен! — заявила девушка. — Как подумаешь о тех, кто в нем жил… Но набатцы, наверное, существовали чуть ли не с сотворения мира?
— Не совсем, — ответил с улыбкой Паркер Пайн. — А вы как считаете, доктор Кервер?
— Это переносит нас на две тысячи лет назад. Если гангстеров считать романтиками, то их можно сравнить разве что с набатцами. Это были богатые бандиты, заставлявшие путешественников пользоваться только определенными дорогами, превратив все другие в опасные. Петра являлась как бы складом награбленного.
— Вы считаете, что они были самыми обычными ворами? — спросила Кэрол.
— Слово «вор» менее романтично. «Бандит» вызывает ассоциацию с человеком более широкого размаха.
— А современный финансист? — подмигнув, спросил Паркер Пайн.
— Камешек в твой огород, па!
— Человек, зарабатывающий деньги, — благодетель человечества, — важно ответил Блондел.
— Однако человечество так неблагодарно! — пробормотал детектив.
— Что такое честность? — задался вопросом француз. — Нюанс, условность. В разных странах это слово приобретает разный смысл. Араб не стыдится красть и лгать. Вопрос лишь в том, кому он солгал или кого обокрал.
— Да, у них такой подход к делу, — сказал Карвер.
— Это доказывает превосходство Запада над Востоком, — пояснил Блондел. — Когда эти бедолаги получат хоть какое-то воспитание…
Сэр Дональд устало заметил:
— Воспитанию придается слишком большое значение. Оно учит массе бесполезных вещей. Полагаю, господа, ничто не может изменить природу человека.
— То есть?
— По-моему, вор всегда останется вором.
Повисло неловкое молчание. Потом Кэрол заговорила о москитах, отец поддержал ее.
Сэр Дональд, очень удивленный, прошептал на ухо своему соседу, Паркеру Пайну:
— Похоже, я допустил оплошность?
— Странно, — ответил детектив.
Один археолог ничего не заметил: он был молчалив, задумчив и рассеян. Но пауза в разговоре заставила и его заговорить:
— Я согласен с вами, во всяком случае, смысл однозначен: человек или честен, или нечестен.
— Вы не думаете, — спросил Паркер Пайн, — что при определенных обстоятельствах искушение может превратить честного человека в вора?
— Этого не может быть!
Детектив тихонько покачал головой:
— Не согласен! Может подействовать множество факторов. Например, пузырек в стали.
— Что вы хотите этим сказать? — удивился молодой Хорст, до сих пор еще не открывавший рта. У него был низкий голос приятного тембра.
— Человеческий мозг может выносить определенную нагрузку. То, что вызовет кризис, может иной раз быть просто незначительным событием. Поэтому большинство преступлений абсурдно, так как достаточно пустяка, чтобы заставить человека совершить их.
— Это что-то из области психологии, — заметил французский офицер.
— Если бы преступники были психологами, — сказал Паркер Пайн, — они были бы очень сильными. А ведь из десяти человек девять могут находиться под определенным влиянием, ведущим к повиновению.
— Объясните яснее! — вскричала Кэрол.
— Во-первых, есть люди, которых легко смутить: если на них кричат, они повинуются. Есть другие — у них силен дух противоречия, они всегда противятся тому, что им советуют. И наконец, наиболее распространенный тип — это человек, поддающийся внушению. Он видит автомобиль, потому что слышит клаксон, или почтальона, если слышит, как звякает почтовый ящик; он видит кинжал в ране, если ему скажут, что кого-то зарезали, и услышит звук выстрела, если речь идет о пистолете.
— Я уверена, что меня нельзя заставить поверить во все это! — сопротивлялась Кэрол.
— Ты слишком умна, милая, — сделал ей комплимент отец.
— Все это совершенно справедливо, — согласился француз, обращаясь к Паркеру Пайну. — Но предвзятое мнение не позволяет сделать объективный вывод.
Мисс Блондел зевнула:
— Я устала и пойду в свою нору. Аббас-эфенди предупредил, что завтра мы рано поднимаемся. Он хочет отвезти нас к жертвенникам… Я, правда, не совсем поняла, что это такое.
— Это место, где убивали молодых и красивых девушек, — объяснил сэр Дональд.
— Боже мой! Спокойной ночи всем вам. Ах, у меня упала сережка!
Полковник Дюбо поднял драгоценность, оказавшуюся под столом, и протянул владелице.
— Это настоящие жемчужины? — резко спросил сэр Дональд, не так вежливо, как обычно. Он смотрел на роскошные серьги, украшавшие уши американки.
— Конечно, — ответила та.
— Они мне стоили восемьдесят тысяч долларов, — гордо объявил отец. — Но моя дочь небрежно застегивает их, оттого нередко они падают. Ты меня вконец разоришь, крошка!
— Не думаю, чтобы ты разорился, даже если тебе придется купить мне еще одну такую пару!