— А! — обрадовался Паркер Пайн, садясь. — Я хотел увидеть именно вас. Не дадите ли вы мне кусочек пластилина?
Ученый порылся в своих карманах, достал палочку пластилина и протянул детективу.
— Нет, — сказал Пайн, — не этот! Дайте мне, пожалуйста, тот шарик, что был у вас вчера, да и, по правде говоря, не сам шарик, а его содержимое.
Археолог помолчал и сказал:
— Не вполне понял вас — что значит «содержимое»?
— Думаю, вы прекрасно меня поняли. Мне нужна жемчужина мисс Блондел.
Повисло тягостное молчание. В конце концов ученый нехотя сунул руку в карман и достал шарик пластилина.
— Ну и ловкач же вы! — пробормотал он.
— Может быть, вы объясните мне все подробнее? — попросил Паркер Пайн, соскабливая пластилин и доставая слегка запачканную жемчужину. — Я просто из любопытства хотел бы знать, как это случилось.
— Скажу, — коротко ответил Кервер, — если вы мне объясните, как вы… догадались. Вы что, видели?
— Нет. Я только поразмыслил над этим происшествием.
— Поводом послужила простая случайность, — нехотя начал Кервер. — Я шел позади всех и увидел под ногами жемчужину; видимо, она только что упала, но никто ее не заметил. Я поднял ее и положил в карман, решив отдать, как только догоню мисс Блондел.
Но пока я карабкался вверх, то подумал, что маленькая дурочка не слишком будет страдать от потери драгоценности: ей отец купит другую, не думая о цене… в то время как продажа этой жемчужины позволит мне собрать группу изыскателей… — Бесстрастное лицо археолога оживилось. — Вы не представляете себе, как трудно в наши дни добиться субсидий для раскопок! Эта жемчужина облегчила бы мне исследования района Белуджистана, где можно воскресить целую забытую эпоху… Я вспомнил ваши слова о свидетелях по внушению. Эта девушка, по-видимому, должна относиться к этой категории. Когда мы поднялись на вершину, я сказал ей, что одна из ее сережек плохо держится, и сделал вид, что поправляю ее. А на самом деле я всего лишь прикоснулся острием карандаша к мочке ее уха… и немного погодя бросил камешек на дорогу…
Она поклялась бы, что ее жемчужина и в самом деле чуть не выпала из уха. А я в это время уже закатал ее в пластилин, лежавший в моем кармане. Вот и все. Не очень-то честно я поступил, признаюсь! Теперь ваша очередь, скажите…
— Я мало что могу сказать, — ответил Паркер Пайн. — Я обратил внимание, что только вы один все время подбирали что-то с земли, и я разгадал вашу хитрость. А потом… вчера вечером вы чересчур горячо спорили о честности, будто хотели убедить в чем-то самого себя… и чересчур презрительно отзывались о деньгах.
Лицо ученого выражало усталость.
— Вот и все! — сказал он. — Для меня все кончено. Вы, конечно, вернете малютке ее игрушку? Варварский инстинкт женщин украшать себя вечен и восходит к эре палеолита…
— Мне кажется, вы плохо думаете о мисс Блондел: она умна и, более того, сердечна. Думаю, она никому об этом не скажет.
— Но ее отец не столь великодушен и не последует ее примеру.
— Напротив. Понимаете, у «па» есть причины молчать: эта жемчужина не стоит сорока тысяч долларов. Ее можно купить всего-навсего за пятьсот франков!
— Как это так?
— Да очень просто! Крошка этого не знает. Я заподозрил это еще вчера, когда Блондел слишком расхвастался своим богатством. Когда дела хороши, нечего блефовать! А американец поддался искушению!
Доктор Кервер расхохотался, как мальчишка, и еле проговорил, не в силах унять этот хохот:
— Значит… мы… все… бедняки?!
— Именно! — кивнул Паркер Пайн. — Я вспомнил на этот счет одно мудрое изречение: «Когда чувствуешь себя равным другому, становишься альтруистом».
1936 г.
Перевод: П. Рубцов
Смерть на Ниле
Леди Гриль нервничала. Она стала жаловаться, едва только ступила ногой на палубу парохода: ей сразу не понравилась ее каюта. Утреннее солнце она еще как-то, с трудом, могла переносить, но полуденное!.. Ее племянница Памела Гриль услужливо предложила поменяться с нею: каюта Памелы была на противоположной стороне парохода. Леди Гриль неохотно согласилась.
Она злилась на свою сиделку мисс Мак-Найтон, которая подавала ей шарф, когда тот ей вовсе не требовался; зато зачем-то упаковала ее маленькую подушку, без которой она совершенно не могла обходиться. Она без конца ругалась с мужем, сэром Джорджем, который перед отплытием купил ей колье, — она хотела ляпис-лазурь, а не кораллы, поэтому она то и дело называла его дураком.
Сэр Джордж удрученно отвечал:
— Мне очень жаль, дорогая. Хочешь, я поеду и обменяю это колье? Время еще есть.
Она не поносила разве что одного Бэвила Уэста, секретаря мужа, потому что этого никто не мог бы сделать: у него была совершенно обезоруживающая улыбка. Поэтому ярость леди Гриль изливалась исключительно на переводчика, невозмутимого, вальяжного, модно одетого джентльмена. Едва она заметила, что кто-то сидит в кресле на палубе, она тотчас поняла, что это пассажир, и вознегодовала еще более:
— В конторе компании меня заверяли, что мы будем единственными пассажирами! Что сезон кончается и больше никого на пароходе, кроме нас, не будет!
— Так и есть! — ответил Мохаммед. — Вы, ваша свита и один этот джентльмен — вот и все пассажиры!
— Нет! Вы лжете! Что делает здесь этот человек?
— Он приехал позднее, мэм. После того, как вы купили билеты. Он решился ехать только сегодня утром.
— Это злоупотребление доверием! Вы не находите?
— Все будет отлично, мэм. Он очень любезный джентльмен, очень спокойный и обходительный.
— Вы идиот и ничего не понимаете в людях! Где вы, мисс Мак-Найтон? Ах вот вы где! Сколько раз вам повторять, чтобы вы все время были около меня: мне в любой момент может стать дурно. Отведите меня в мою каюту. Дайте мне аспирин и не позволяйте Мохаммеду приближаться. Он только и знает, что повторять как попугай: «все хорошо», «все хорошо», хоть лопни!
Мисс Мак-Найтон, женщина лет тридцати пяти, высокая, довольно привлекательная брюнетка, не говоря ни слова, предложила руку леди Гриль. Она проводила свою подопечную в каюту, удобно устроила в постели, обложила подушками, дала таблетку аспирина и терпеливо продолжала выслушивать ее жалобы.
Леди Гриль было далеко за сорок. С шестнадцати лет она во всей полноте ощутила на своих плечах груз огромного состояния и вышла замуж за благородного сэра Джорджа, разорившегося за десять лет до вступления в этот брак. Это была высокая, с красивыми чертами лица дама. Однако всегда не в меру раздраженная, постоянно пребывающая в дурном настроении. Морщины и неумеренное употребление косметики подчеркивали разрушения, причиненные временем и дурным характером. Волосы ее постоянно меняли цвет: то обесцвечивались, то красились хной разных оттенков, что сделало их сухими и ломкими. Она одевалась нарядно, соблюдая последнюю моду, однако, впадая в крайность, носила чересчур много драгоценностей.
— Скажите сэру Джорджу, — заключила она, когда приготовления ко сну закончились, а мисс Мак-Найтон выслушивала последние наставления, — что он просто обязан выгнать этого человека. Мне нужен покой после всех этих переживаний…
— Хорошо, леди Гриль, — покорно ответила сиделка и вышла из каюты.
Нежеланный пассажир по-прежнему сидел на палубе. Он повернулся спиной к Луксору и рассматривал позолоченные заходящим солнцем холмы, возвышавшиеся над купами деревьев. Мисс Мак-Найтон мимолетно бросила на него испытующий взгляд и прошла в салон.
Она увидела сэра Джорджа в курительной комнате: он держал в руке колье и как-то очень озабоченно его разглядывал.
— Как вы думаете, мисс, понравится оно моей жене?
— Оно восхитительно, — ответила сиделка.
— По-вашему, мисс, на сей раз мадам будет довольна?
— Не думаю, сэр Джордж, ведь ей ничего не нравится! Мадам специально послала меня к вам с поручением: сделайте все, чтобы тот посторонний пассажир на палубе сошел как можно скорее!
Сэр Джордж состроил гримасу недовольства:
— Как же, вы полагаете, я могу это сделать? Что я ему должен сказать? Какой-то абсурд!
— Конечно, думаю, это невозможно! — посочувствовала мисс Мак-Найтон сердечно. — Просто скажите мадам, что у вас нет никакой возможности это сделать. Думаю, этого будет вполне достаточно, — ласково заключила она.
— Вы так думаете, мисс?
У него был такой подавленный вид, что сиделка сочла нужным добавить еще более нежно:
— Не принимайте близко к сердцу всего этого, сэр, это все от нездоровья.
— Вы считаете, леди Гриль и в самом деле больна?
Лицо сиделки вдруг помрачнело и голос странно изменился.
— Да, я… я беспокоюсь за нее, сама не знаю почему. Но вы не расстраивайтесь, не надо, все наладится. — Она ласково улыбнулась и ушла к себе.
Тут же в курительной появилась Памела, свежая, румяная, непринужденно державшаяся, вся в белом.
— Привет, дядя!
— Привет, крошка!
— О чем это вы тут толкуете с Мак? Какая прелесть, дядя, это колье!
— Я рад, что тебе понравилось. Как по-твоему, твоя тетя разделит твой восторг?
— Она не способна восхищаться чем бы то ни было! Вы же знаете ее! Не могу понять только, дядя, и зачем вы на ней женились!
Гриль ничего не ответил. А его память воскресила на миг все его неудачные сделки, настойчивых кредиторов и эту красивую, властную женщину, какой она была в ту пору.
— Бедняжка! — только и сказала племянница. — Полагаю, вы не могли поступить иначе. Но она устроила вам нелегкую жизнь!
— С тех пор как жена заболела… — начал было сэр Гриль.
Памела перебила его:
— Она не больна, поверьте, раз может так самодурствовать. Пока вы ездили по делам в Асуан, она веселилась, словно зяблик. Я уверена, что и мисс Мак-Найтон знает, что мадам все время лицедействует.
— Что бы мы делали без нашей мисс Мак-Найтон! — вздохнул баронет.
— Она очень опытная сиделка, — ответила Памела, — но, во всяком случае, я не восхищаюсь ею так, как делаете это вы, дядя! А вы просто без ума от нее! Не спорьте! Не спорьте! Вы находите ее изумительной? Да, она действительно настоящий профессионал своего дела. Но она неискренна, и никогда не поймешь, что у нее на уме. Однако она отлично ладит с этой… старой кошкой, вашей женой!