Она поглядела на него неуверенно, но в углах ее губ затрепетала робкая улыбка.
— В самом деле?
— Конечно!
Снова, говоря с ней, он употребил это в высшей степени утвердительное выражение, и оно, как и в первый раз, подействовало на девушку обезоруживающе. Помолчав с минуту, она произнесла с присущей ей величественной интонацией:
— Прекрасно.
— Вот и замечательно, — хрипловато откликнулся Фрэнк, но что-то в его голосе заставило девушку бросить на него быстрый, сочувственный взгляд.
Так завязалась эта странная дружба. Дважды в неделю они встречались у обители маленького языческого идола. Первоначально все их беседы сосредоточивались исключительно на нем. Божок был отчасти оправданием, отчасти поводом для их встреч. Вопрос о его происхождении подвергся широкому обсуждению. Фрэнк склонен был наделять его самыми кровожадными чертами. Он описывал его как грозного бога, наводившего страх и ужас в родной земле, алчущего человеческих жертв, пред которым в боязливом трепете склонялся его народ. По мнению Фрэнка, весь пафос ситуации заключался в разительном контрасте между его былым величием и нынешним жалким положением.
Одинокая Леди никак не могла согласиться с такой теорией. По всей своей сути он был добрым маленьким божеством, настаивала она. Она сомневалась в том, что он некогда был могущественным. Если бы это было так, возражала она, он не был бы теперь таким забытым и одиноким, и вообще он просто милый маленький божок, и она любит его, и ей невыносимо видеть, как он сидит тут, изо дня в день, а вокруг эти ужасные надменные изваяния насмехаются над ним, потому что вы только посмотрите на них!
После такой неистовой вспышки Юная Леди даже задохнулась.
Когда эта тема была исчерпана, они, разумеется, начали говорить о самих себе. Фрэнк выяснил, что его догадка была верной. Она действительно служила гувернанткой при детях в семействе, жившем в Хэмпстеде. Фрэнк тотчас невзлюбил этих детей — пятилетнего Теда, который на самом деле не был гадким, а просто озорным, двоих близнецов, и вправду капризных, и Молли, которая никогда не слушалась того, что ей говорят, но такая душка, что сердиться на нее просто невозможно!
— Эти дети вас изводят, — мрачно и укоризненно заметил он ей.
— Вовсе нет, — с живостью возразила она. — Я держу их в строгости.
— Так я вам и поверил! — Он рассмеялся.
И она заставила его просить прощения за свой сарказм.
Она сказала также, что осталась сиротой и теперь совсем одна.
Постепенно и он рассказал ей кое-что о своей жизни: о работе, в которой он был усерден и добился кое-какого успеха, о своем досуге, который проводил, попусту марая холсты.
— Конечно, я ничего в этом не понимаю, — признался он. — Но всегда чувствовал, что однажды смогу написать что-нибудь настоящее. Я вполне прилично делаю эскизы, но хотел бы написать настоящую картину. Один парень, который в этом разбирается, сказал как-то, что у меня неплохая техника.
Она заинтересовалась, просила рассказать подробнее.
— Уверена, у вас должно получаться замечательно.
Он покачал головой:
— Нет, в последнее время я начал несколько вещей, потом отчаялся и бросил. Я всегда думал, что, когда у меня появится время, все пойдет как по маслу. Я годами вынашивал эту надежду, но теперь, похоже, опоздал с этим, как и со всем остальным.
— Ничего не поздно никогда, — с юношеской страстной убежденностью возразила Маленькая Леди.
Он посмотрел на нее с улыбкой:
— Вы так думаете, дитя? Для меня кое-что уже слишком поздно.
И она засмеялась над ним и даже назвала его Мафусаилом.
Они уже начали чувствовать себя как дома в Британском музее. Солидный полисмен, патрулировавший галереи, был человеком тактичным и, едва завидев эту парочку, как правило, делал вид, что его нелегкий долг охранника срочно требует его присутствия в соседнем, Ассирийском зале.
Однажды Фрэнк решился на более смелый шаг. Он пригласил ее в кафе выпить чаю.
Вначале она заколебалась:
— У меня нет времени. Я не бываю свободна. Я могу приходить лишь иногда по утрам, когда у детей уроки французского.
— Чепуха, — возразил Фрэнк. — Вы можете выкроить себе хотя бы день. Придумайте что-нибудь, пусть у вас умрет тетушка или двоюродная кузина — сочините все равно что, но только придите. Мы пойдем в маленький магазинчик «Эй-Би-Си», тут неподалеку, и закажем к чаю сдобных булочек! Уверен, вам нравятся сдобные булочки!
— Да, те, что за один пенни, с коринкой!
— И с чудесной глазурью сверху…
— Они такие пышные, просто прелесть…
— В сдобной булочке, — торжественно заключил Фрэнк Оливер, — есть что-то бесконечно уютное!
Таким образом они условились, и маленькая гувернантка в честь такого события явилась, приколов к поясу довольно дорогую оранжерейную розу.
Он уже заметил, что в последнее время в ее глазах появилось какое-то тревожное, напряженное выражение, и в тот день, когда она разливала чай, сидя за маленьким столиком с мраморной столешницей, оно стало особенно заметным.
— Вас допекают дети? — заботливо осведомился он.
Девушка покачала головой. Как ни странно, она в последнее время, казалось, избегала говорить о детях.
— С ними все в порядке. Они меня вовсе не заботят.
— В самом деле?
Его участливый тон каким-то непонятным образом расстроил ее еще больше.
— О нет. Дети тут ни при чем. Но… но я действительно чувствовала себя очень одинокой. Это правда! — Ее голос стал почти умоляющим.
— Я понимаю, дитя мое, — тронутый ее словами, быстро проговорил он. — Я знаю, знаю.
После минутной паузы он весело заметил:
— Кстати, вы даже еще не спросили, как мое имя.
Она протестующе подняла руку:
— Не нужно! Я не хочу его знать. И не спрашивайте моего. Давайте останемся просто двумя одинокими людьми, которым довелось встретиться и которые стали друзьями. Так гораздо чудеснее… и… и по-особенному.
— Ладно, — тихо, задумчиво проговорил он. — Просто два существа, обретшие друг друга в одиноком мире.
В его устах сказанное ею приобрело несколько иной смысл, и девушка смущенно умолкла. Ее голова склонялась все ниже над тарелкой, пока Фрэнку не сделалась видна одна лишь тулья ее шляпки.
— Довольно милая шляпка, — ободряюще заметил Фрэнк.
— Я сама ее отделала, — с гордостью сообщила она.
— Я так и подумал, едва увидел ее, — с радостным простодушием ответил он.
— Боюсь, она вышла не такой модной, как я ее задумала!
— Прекрасная, милая шляпка, как я считаю, — заверил он.
Вновь между ними повисло неловкое молчание. Фрэнк Оливер храбро прервал его:
— Маленькая Леди, я не думал еще говорить вам об этом, но ничего не могу с собой поделать. Я люблю вас. Вы нужны мне. Я полюбил вас с того самого момента, как увидел вас в музее в вашем черном костюмчике. Чудесно, когда двое одиноких людей встретятся — разве нет? — ведь они не будут больше одиноки. И я стану работать. О, как я стану работать! Я напишу ваш портрет. Я смогу, я знаю — у меня получится. Девочка моя, я не могу жить без вас. В самом деле не могу…
Маленькая Леди смотрела на него очень пристально. Однако он ожидал чего угодно, но только не того, что она сказала в следующий момент. Очень медленно и раздельно она произнесла:
— Тот платок вы купили сами!
Он поразился ее женской проницательности, но еще более его потрясло то, что она до сих пор помнила этот щекотливый для него эпизод. За такое время она вполне бы уж могла простить его.
— Да, купил, — виновато признался он. — Мне нужен был предлог, чтобы заговорить с вами. Вы очень на меня сердиты? — Он умолк, покорно ожидая ее приговора.
— Мне кажется, вы поступили так мило! — с жаром воскликнула Маленькая Леди. — Ужасно мило! — Она неуверенно запнулась.
— Скажите мне, дитя мое, неужели мое желание не исполнимо? — слегка охрипшим голосом продолжал свою речь Фрэнк Оливер. — Я знаю, я старый, неотесанный зануда…
Но Одинокая Леди прервала его:
— Нет, вы не такой! И никакого другого мне не нужно. Я люблю вас таким, какой вы есть, понимаете? И вовсе не потому, что жалею вас, не потому, что очень одинока и мне нужен кто-то, кто любил и заботился бы обо мне, но потому, что вы — это просто вы. Вы понимаете меня?
— Это правда? — почти прошептал он.
И она ответила твердо:
— Да, это правда…
Счастье переполнило их.
— Значит, мы попали на небеса, родная! — произнес он наконец.
— В магазинчике «Эй-Би-Си», — откликнулась она дрожащим голосом, в котором слышались и смех, и слезы.
Но земной рай недолговечен. Маленькая Леди вдруг спохватилась.
— Я не думала, что уже так поздно! Мне надо немедленно идти! — воскликнула она.
— Я провожу вас до дому.
— Нет, нет — нет!
Он был вынужден уступить и прошелся с ней лишь до станции метро.
— Прощай, мой милый. — Она стиснула его руку в горячем пожатии, о котором он так часто вспоминал после.
— Всего лишь до свидания, до завтра, — радостно отозвался он. — В десять, как обычно, и мы скажем друг другу свои имена и все-все остальное — постараемся стать практичными и прозаичными до безобразия.
— Тогда до свидания на небесах, — прошептала она.
— Они навсегда с нами, любимая!
Она улыбнулась ему на прощание все с той же печальной мольбой, которая была ему непонятна и вселяла чувство смутной тревоги. Затем неумолимая лента эскалатора увлекла ее вниз, и она скрылась из виду.
Фрэнк был странно встревожен ее последними словами, но решительно заставил себя забыть о них и предался лучезарным мечтам, предвкушая завтрашний день.
В десять часов он уже стоял на обычном месте. В этот раз Фрэнк впервые заметил, как злорадно взирают на него все прочие идолы. Могло даже показаться, будто они таращатся на него, упиваясь знанием какой-то нависшей над ним зловещей тайны. Ему стало не по себе, он явственно ощущал их неприязнь.