Неожиданно грубая рука развернула меня, и я оказался лицом к лицу с сидящим чужаком в короне, изображавшей некое животное. В моих ушах зазвучал голос Гриса:
— Внимание, ты! Твоему тщедушному телу оказывается великая честь. Его будет носить… — Казалось, он собирался назвать какое-то имя, но не сделал этого. Думаю, он прервал речь из предосторожности.
Это суеверие, бытующее в основном среди примитивных народов, — если сказать кому-нибудь настоящее имя, ты попадешь в зависимость от того, кто узнал его. Но то, что подобные предрассудки могут существовать у этихчужаков со столь высоким уровнем развития, невозможно было предположить.
Однако я не сомневался, что он собирается осуществить такой же обмен, какой произвел с Грисом, и испугался так сильно, как никогда раньше.
Он обхватил мою голову сзади и держал ее, словно в тисках, таким образом, что я вынужден был смотреть глаза в глаза тому, кто был за стеной. Я не мог сопротивляться, сражаясь за свою свободу. По крайней мере физически. Но все же я решил бороться, а потому собрал все свои эсперные силы, все свои ощущения того, кто и что я есть. Я достаточно успел подготовиться к атаке.
Сила, противостоявшая мне, была не такой грубой и всеохватывающей, как та, с которой я столкнулся рядом с кораблем в долине. Она не нокаутировала меня. Удар был произведен с высокомерной самонадеянностью. И я бросился навстречу ему, еще не собрав все силы для борьбы.
К моему полному удивлению его давление внезапно ослабло. Мне показалось, что оно исходило от чужака с короной животного. Он явно отступил, встретив сопротивление там, где его не должно было быть вообще, отступил, чтобы понять, с кем это он столкнулся в действительности. И в это короткое время, получив передышку, я укрепил силы, чтобы выдержать новую, более сильную и жестокую атаку.
И она пришла. Я больше не осознавал внешнего мира. Меня охватило внутреннее смятение, когда на крохотный островок моей личности обрушивались один за другим удары огромных волн воли, стремившейся сломить мою последнюю защиту и захватить мое внутреннее "я". Но я держался, зная, что тот, в короне, поражен моей стойкостью. Он наносил удар за ударом по моей воле, но я все еще не был поглощен им, не погиб, не сломался. Потом я почувствовал, как у моего врага нарастает ярость, а вместе с нею неуверенность. И волны давления сгладились, они угасали быстрее и отходили дальше, как прилив отходит от прибрежной скалы, которую нещадно бьет море, а она по-прежнему непреклонна.
Сознание вернулось. Мою голову до сих пор держали глаза в глаза с чужаком за стеной. Лицо его, как и прежде, ничего не выражало. И все же, казалось, черты его исказились до отвращения от ярости, порожденной неудачей.
«Он не подходит! — по моему мозгу пронесся почти визг, вызывая боль, расползавшуюся от этого сгустка эмоций. — Уведи его прочь! Он опасен!»
Мой захватчик резко развернул меня. Передо мной снова замаячило лицо Гриса, но выражение на нем было уже совсем иным. Такой ужасной, дикой гримасы у настоящего Гриса я никогда не видел. Я подумал, что он тут же сожжет меня дотла. Но, как оказалось, он решил поступить со мной иначе и не спешил снять с ремня бластер, а просто сильно толкнул меня вперед. Распластавшись, я долетел до кристальной стены, за которой находилась женщина, если она когда-нибудь ею была.
Ниточки с кошачьими головами на ее короне задрожали, опустились; глаза их жадно сверкали, когда они рассматривали меня. Я упал на колени, словно оказывал почтение королеве. Но она, как и прежде, смотрела невидящим взором поверх моей головы.
Чужак поднял меня на ноги и еще одним толчком вышиб в узкую щель двери в углу комнаты. И опять я оказался в темноте коридора, но теперь уже впереди конвоира.
Однако обратное путешествие полностью совершить не удалось. Мы прошли по туннелю не так уж далеко в такой кромешной тьме, что, казалось, ее можно было осязать, когда меня повернули направо. Я не ударился о стену, но, двигаясь дальше, касался плечом ее гладкой поверхности.
— Не знаю, кто ты, Крип Ворланд, — прозвучал голос Грисса из темноты. — Тот бедный глупец, чье тело я сейчас ношу, сказал, что ты из рода Тэсса. Порода показала себя, к тому же ты имеешь защиту от нашей воли. Но сейчас нет времени разгадывать загадки. Если ты выживешь, то впоследствии подаришь нам прекрасную головоломку. Если выживешь!
Болезненно настороженный ко всему, что окружало меня в темноте, я вдруг почувствовал, что голос его зазвучал слабее, чем если бы он находился рядом со мной. И вот опять меня окружали только темнота и тишина, тишина давящая, как и темнота, ослепившая меня. Не было больше никакого принуждения, я почувствовал себя свободным, будто влияние полностью прекратилось. Но руки мои все еще оставались плотно прижатыми к бокам под действием танглера.
Я прислушался, стараясь даже дышать как можно тише, чтобы ни один звук не ускользнул от меня. Ничего… Ничего, кроме ужасного давления окутавшей все вокруг тьмы. Очень медленно я сделал один шаг от стены, затем другой. Стена была моей единственной точкой отсчета. Еще два-три шага, и я подошел к противоположной стене. Если бы я только мог пользоваться руками! Было бы хоть маленькое облегчение. Но и этого я был лишен.
Обследование, произведенное с немалыми трудностями, показало, что узкое пространство, в котором я теперь находился, могло быть только концом коридора. В то же время я обнаружил, что не могу вернуться тем путем, которым пришел сюда, если чувство направления не изменило мне. Путь был отрезан, хотя я не слышал, чтобы закрывалась какая-нибудь дверь. Меня окружали три стены. С четвертой стороны путь был открыт. Но куда он вел? Возможно, к бесчисленным несчастьям? Все равно я обязан был выяснить это.
Я медленно, вслепую продвигался вперед, прижимая правое плечо к стене, чтобы оставался хоть какой-нибудь ориентир. Я не встречал ни дверей, ни проходов — все та же гладкая поверхность, по которой с легким шуршанием скользил мой термокостюм. А стена уходила все дальше и дальше.
Я устал, но больше всего мне хотелось пить. Жажда иссушила рот и горло так же, как пепельный песок в долине. Осознавать, что несешь на ремне средства для облегчения любых страданий, было вдвойне тяжело. Я не сопротивлялся тискам танглера. Такое сопротивление бесполезно и могло только еще больше ухудшить мое положение. Дважды я сползал на пол прохода, такого узкого, что мне приходилось сгибать связанные колени, чтобы сесть, потому что носки ботинок упирались в противоположную стену. А чтобы подняться, требовались такие усилия, что вскоре я твердо решил — лучше держаться на ногах до конца и потихоньку брести со слабой надеждой уцелеть. Если бы я опять сел, у меня не нашлось бы больше сил подняться…
Вперед и только вперед… Это походило на один из кошмаров, когда человека заставляют идти по непролазной засасывающей грязи, а следом гонится безжалостный охотник. Своего охотника я знал — это была моя собственная слабость.
Действие стало мне казаться каким-то призрачным. Четверо в коронах… Грис Шервин, который не был Грисом… Майлин…
Майлин! Она ушла из моего сознания во время тяжкого испытания в кристальной комнате. Майлин! Но когда я попытался восстановить мысленный портрет ее, она предстала предо мной в новом виде. Майлин с длинными рыжими волосами… Рыжие волосы! Нет, у Майлин были серебряные волосы Тэсса, такие же, как ныне на моей собственной голове. Рыжие волосы — женщина с кошачьей короной! Я вздрогнул. Неужели часть того принуждения, потерпевшего ранее поражение, продолжает действовать на меня?
Майлин. Я старательно восстановил ее мысленный образ в теле Тэсса. И в отчаянии, не веря, что получу хоть какой-нибудь ответ от девушки, мысленно позвал ее. «Крип! О, Крип!»
Ответ был отчетлив и ясен, словно кто-то весело выкрикнул его. Наши голоса после долгих поисков встретились. Я не мог поверить этому, хотя слышал вполне отчетливо. «Майлин?» — если мысленное послание можно передать шепотом, то именно так я его и отправил. «Крип, где ты? Иди… иди…»
Я не мог ошибиться, это не обман. Она была здесь, очень близко, иначе зов ее не был бы таким громким. Я собрался и отправил ответ как можно быстрее:
«Я не знаю, где нахожусь. Вижу только узкий коридор. Вокруг абсолютная темнота».
«Подожди… Позови меня, Крип! Дай мне направление!»Я повиновался, передавая ее имя, как мысленное песнопение, зная, что в имени и заключена сила. Имя — это смысл личности, и мысленная передача имени могла служить надежным якорем.
«Кажется, я поймала… Иди прямо, Крип!»
Мне не надо было повторять, и я пошел быстрее, хотя все еще должен был прижиматься плечом к стене, чтобы не потерять ориентир в темноте. И хорошо, что я так делал, потому что внезапно тьма сменилась ослепившим меня на какое-то время светом. Я прижался к стене и закрыл глаза.
«Крип!»
Крик был таким громким, что она должна была находиться прямо передо мной!
Я открыл глаза. Она и была здесь. Ее темный мех стал серым от покрывавшей его пыли. Ее шатало из стороны в сторону, словно она с трудом держалась на ногах. На виске темнело большое пятно запекшейся крови…
Я соскользнул по стене и встал на колени, чтобы очутиться поближе к ней, а она упала, точно в ней не осталось больше ни капли сил. Забывшись, я попытался освободиться от уз, но тут же вспомнил о них, потому что сразу же был наказан.
«Майлин!»
Она лежала, положив голову на лапы, распростертые на камне, почти так же, как лежала на своем месте в каюте «Лидиса». Казалось, усилия, которые она потратила на мое сопровождение, лишили ее последних сил.
Было видно, что она страшно голодна и жажда мучает ее гораздо больше, чем меня. Но я не мог помочь ей, пока она не освободит меня. А сможет ли она?
«Майлин! На моем ремне… резак…»
Это был один из инструментов, которые непременно имеются у каждого исследователя неизвестных миров.
Открыв глаза, она посмотрела на меня. Затем медленно подняла голову, что явно вызвало у нее боль. Она заскулила и поползла на животе к моему боку.