— Целительница идет туда, где в ней нуждаются. Какая разница — пострадало тело или сознание? — резко спросила она.
— Может, это и так. Но все же... Неужели ты согласна открыть все свои мысли другому человеку? Не думаю, чтобы многие ответили «да», если бы их об этом спросили.
Она долго молчала, потом медленно кивнула:
— Согласна, так ответит любой человек, но только не целительница. Сознание тоже можно исцелить, и если мы это знаем, то почему не использовать и здесь наш дар? Подумай об этом, Барт с’Лорн. Неужели ты бы хотел жить с поврежденным рассудком, бормоча что-то нечленораздельное, иногда впадая в такие приступы ярости, что можешь убить невиновного? Как бы то ни было, Ката попыталась применить к этому человеку целительные способности своего разума. Я была там и помогала ей, поддерживая своей силой и волей. И у нее получалось. — В голосе Илло звучало возбуждение. — Говорю тебе, она сделала что хотела. Потом... пришло... тень, тьма... оно ударило и этого человека, и Кату... так что она сама потеряла сознание. А человек кричал, что вокруг собрались чудовища и мучают его. Ката много часов пролежала без сознания. А когда пришла в себя, изменилась. У нее появилось стремление, такое же сильное, как ее целительная способность. Она знала что-то такое, чем не могла с нами поделиться, даже со мной, когда я старалась поддержать ее. Она пошла к тому человеку и — убила его!
Я был так поражен, словно к нам пришла Тень. То, что сказала Илло, противоречит всем законам, всем доводам разума, самому разуму. Целительница не может убить. Она может использовать свои способности, чтобы предотвратить физическую опасность, но убить... нет!
— Это правда, — воскликнула девушка, словно я обвинил ее во лжи. — Я сама это видела. Убила и ушла из владения, ни с кем не разговаривая. И еще... что-то покрывало ее, словно дорожным плащом, и все встречные отворачивались и давали ей дорогу. И больше ее не видели и не слышали. Пока...
— Что пока? — поторопил я, потому что она ненадолго смолкла.
— Пока я не увидела сон. Думаю, она увидела в этом поврежденном сознании что-то настолько ужасное, что оно, оживая при стремлении исцелить, представляет угрозу всему, что движет целительницей. Вначале она бежала от него, но потом поняла, что оно проснулось из-за того, что она хотела сделать, и, может быть, она одна способна его устранить. Поэтому она стала действовать и устранила опасность. Но после этого должна была искать...
— Что искать? — Ее рассказ захватил меня. Ни один человек не знает мир целиком, не знает он и самого себя. То, что кажется святотатством, на самом деле может быть мужественным поступком, таким же ярким, как свечи на пиру.
— Искать ответ. Я попыталась найти ее, потому что боялась, что и она умрет. Дважды странствующие видели женщину, но никогда не приближались к ней настолько близко, чтобы окликнуть ее. Потом... Я была в поселке Стин, где ребенок сломал ногу. И тут увидела сон. Во сне ко мне пришла Ката, она стояла возле моей кровати, и я видела ее совершенно отчетливо. Лицо у нее было озабоченное, как будто ей предстоит трудная задача, и она смотрела на меня. Это был зов, истинный зов, хотя пришел он таким способом, о каком я не слыхала. Я ждала два дня, пока не убедилась, что с ребенком все в порядке, а потом пошла на север...
— И ты думаешь, что это связано с Тенью?
Илло пожала плечами:
— Откуда мне знать? Но я по-прежнему слышу этот зов, и ведет он на север. Сначала я думала о единственном тронутом Тенью месте, которое мне знакомо, — о Роще Вура. Туда и собиралась идти, но, возможно, это место я совсем не знаю. А Мунго-Таун тоже был под властью Тени.
— А что, по-твоему, делает или пытается сделать Ката?
— И этого я не знаю. Но не могу отказать ей, не могу не прислушаться к зову. Разве мы все не искали ответа на загадку Тени? Пятьдесят лет назад люди нашей крови поселились здесь. Первые годы — они были хорошими, ты ведь слышал много раз рассказы об этом. Их рассказывают всем детям. Потом... что-то произошло. Не сохранились записи, как и с чего началось. Один за другим северные владения и поселки попадали во власть Тени, умирали, умирали все, кроме таких, как ты и я, нескольких младенцев, которые родились уже на Буре. Они выживали, но ничего не могли вспомнить. Если Ката нашла дорогу к ответу...
— Но такой поиск — безумие! — резко прервал я. — Ты ведь знаешь, что приносит Тень... Мой отец провел всю жизнь в поисках, и он знал.
— Что такое Тень? — Она задала вопрос, который постоянно задавал себе я сам. — Разве твой отец, как и Ката, не искал ответа? А ты охотно сопровождал его...
— Не повсюду. Он никогда не разрешал мне уходить к развалинам.
— Верно. Но всем, что узнал, он с гобой делился. Понимаешь, еще до этого сна я побывала в Портсити и попросила показать мне все его известные записи. Он очень мало там их оставил, только ответы на вопросы, которые время от времени задавали ему власти. Я слушала и смотрела. Наверное, он больше всех живущих на Буре знал... А теперь знаешь ты.
— Но это очень немного. Не больше, чем можно прочесть в официальных лентах.
— Да, и в тех лентах, что ты прихватил с собой, — негромко ответила она. Руки ее лежали на коленях ладонями вверх, как будто она просила, чтобы в них что-то положили.
Почему я так цепляюсь за эти ленты? Я говорил себе, что они могут оказаться проводником — к чему? Не к Мунго, потому что мы никогда не возвращались туда. К ответу на мои собственные вопросы? Но я слышал их много раз и не приблизился к ответу.
— Не знаю! — слишком громко сказал я и услышал, как громко в темноте вздохнул Витол, словно тоже хотел о чем-то спросить меня. — Не знаю ничего такого, чего нет на лентах.
— Ты был очень близок с отцом — разве он никогда не пытался разбудить твою память?
— Нет! — быстро и решительно ответил я. — Никогда не спрашивал сам и не разрешал врачам в Портсити, когда я был маленьким... — Это я помнил. Я всегда оставался в фургоне, когда отец вынужден был посещать эту крепость людей с иных планет. Спустя три года или чуть больше он впервые взял меня в город. Я каким-то образом понимал, что он за меня боится. Что он помнил из своих собственных инопланетных дней такого, что заставляло его тревожиться обо мне?
— Меня они испытывали, — сказала она, и в голосе ее прозвучала холодная нотка. — Решили, что у меня блокирована память...
— Но... но это же инопланетная техника! — возразил я. — Ты хочешь сказать, что Тень не с Бура?..
— Она с Бура, — уверенно ответила девушка. — Наверное, существует не один способ блокировать память ребенка, совсем маленького ребенка. Естественным образом это делает сильный ужас, может быть, некоторые лекарства, даже вмешательство такого человека, как целительница, но с дурными намерениями. Я думаю, твой отец знал или подозревал что-то. Поэтому он всегда ходил на поиски в защитном костюме. Откуда у него этот костюм? На Буре их нет, ведь прошло несколько поколений с тех пор, как изыскатели-первопроходцы приземлились и не нашли ничего угрожающего — тогда.
— Не знаю, где он его взял. Просто однажды распаковал и использовал.
— Использовал без необходимости — если его сообщения верны.
— Да.
Неожиданно она руками зажала уши. Потом наклонилась вперед, словно у нее заболел живот.
— Призыв! — громко воскликнула она. И в голосе ее звучал страх.
— Сейчас? — Я вскочил и, медленно поворачиваясь, смотрел в темноту.
Не слышно звуков жевания пасущихся гаров. Вместо этого я услышал стук копыт по земле — звук вызова, который бросает Витол, когда встречает быка из упряжки другого странствующего. Это одновременно и предупреждение, й признание равного статуса.
— Никогда он не был таким сильным... — Она помолчала. — Мы правы, наша цель впереди.
— Я иду только для того, чтобы выполнить просьбу отца. — Собственный голос звучал в моих ушах безжизненно. Я не собирался участвовать в таинственных поисках целительницы, которая предала свой клан, убив человека. Я не хотел знать, что хранится за стенами моей памяти, даже если это то, что она ищет.
— Хорошо... — Боль и изумление исчезли из ее голоса. Луна еще не взошла, и я вместо девушки видел только бесформенное пятно. — Выполняй свой замысел, странствующий, как я буду выполнять свой. Но я все же верю, что перед нами одна дорога.
Я услышал шорох, словно девушка ложилась спать. Я тоже лег, хоть и не переставал тревожиться, укрылся одеялом, положил голову на свой дорожный мешок. Надо мной ярко и чисто горели звезды. Я подумал об инопланетниках, которые бродят среди звезд, как мы, странствующие, бродим по равнинам своей планеты. Они заключены в корабле, я лежу под открытым небом. Если их манят таинственные и странные загадки и события, то меня — тоже, даже если я этого не хочу.
Тары снова принялись пастись. Казалось, то, что встревожило Витола, больше их не беспокоило. Я решительно отказался думать о теле, которое лежит на самодельных санях возле того места, где мы спим. Отца с нами больше нет...
Он никогда не следовал определенным религиозным обрядам, но тем не менее был верующим. А меня учил, что терпимость к верованиям других свойственна подлинно образованному человеку и что веру нельзя навязывать — ее нужно искать внутри самого себя. Но он верил также, что эта жизнь, нам известная, не единственная. Почему он так настаивал на том, чтобы его тело вернулось в место, которое он избегал все эти годы? Прошлым вечером я настолько оцепенел от утраты, что не задавал себе подобных вопросов. Но теперь начинал сознавать, что то, что я знал об отце, было, возможно, лишь малой его частью, и это вызвало у меня новый приступ горя.
Должно быть, этой ночью мне что-то снилось, потому что проснулся я с тяжелым сердцем, с болью в глазах и ощущением какой-то предстоящей опасности. Илло была не в лучшем настроении, и мы, сворачивая лагерь, почти не разговаривали. Нагрузив гаров, вышли. Но вначале я поднялся на вершину поросшего травой холма и осмотрел окрестности в бинокль.