У меня самого в горле поднималась горечь, рот скривился. Я не мог забыть тот ряд скелетов. Они... они так давно не получали пищи, так изголодались... что не увели добычу с собой, как сделали в других поселках, а стали пожирать ее прямо на месте! Я с трудом подавил рвоту. Илло содрогалась в моих объятиях.
— Не нужно! — Голос ее прозвучал приглушенно. — Не нужно!
Я надеялся, что она не смогла каким-то образом (здесь мне все казалось возможным) прочесть мои мысли. Возможно, сражалась с собственными страшными воспоминаниями.
— Ты вспомнила? — спросил я в промежутке между приступами тошноты, которую пытался подавить.
— Да... — ответила она слабым голосом. Впилась пальцами в мое плечо, царапала кожу куртки.
— Почему не нас?.. — Единственный вопрос, на который не ответила чаша. — Почему мы спаслись?
— Мы... нас кормили пищей этого мира с рождения, мы часть Вура... есть родство... очень далекое родство... между нами и ими!
Я содрогнулся. Если она сказала правду, я в состоянии возненавидеть себя самого.
— Нет! — Она снова как будто прочла мои мысли. — На самом деле они в родстве не с нами. Они... они изменились. Но по-прежнему распознают... может, сами того не зная... тех, кто выращен здесь. Может, они хотели, чтобы мы присоединились к ним, обновили их, были с ними!
Я вспомнил ту тварь с шипами вместо пальцев, которая не разорвала меня, а манила. Далекое родство? Необходимость притока свежей жизни в эти ужасные организмы? Что ими на самом деле двигало?
— Одно из них легко могло захватить меня, — медленно сказал я. Эта тварь сформировалась из обрывков растений, но выглядела достаточно прочной. И деятельность ее и других таких же... я глотнул раз, второй, по-прежнему подавляя тошноту.
— Оно сделало выбор. — Илло слегка повернула голову, так чтобы посмотреть прямо на меня. Лицо ее было в слезах. — В прошлом оно сделало выбор — может быть, такой выбор приходилось делать всегда. Они могут только приглашать, но такие, как мы, должны выбирать. — Девушка говорила с полной уверенностью. Но правда ли это, мы, возможно, никогда не узнаем.
— Это не может продолжаться. — Я заставил себя оторваться от воспоминаний. Меня наполнила решимость, отодвигая ужас, помогая осознать ясную цель.
Бластеры? Нет. Их уже пробовали и потерпели неудачу... Твари, которых мы искали и, может, будем искать снова, поистине тени. Материя их тел — когда им понадобятся тела — может быть призвана по их желанию. Но кто может сжечь тень? Вся Чащоба может быть выкорчевана и уничтожена каким-нибудь инопланетным оружием. Я не сомневался, что Патруль располагает могучим оружием, о котором я и не слыхал. Но ничто не подействует на тень.
— Смотри! — Илло крепче сжала мою руку, потащила к краю чаши.
Перемежающиеся цвета и оттенки бледнели. Оставалась только одна яркая полоска — синева сияния цепочки.
— Смотри... — Ей можно было и не звать меня.
Снова спирали и завитки, петли и двойные петли.
И снова многое я не понял, о многом только догадывался.
Те, что ушли в свой драгоценный подземный город, заперли за собой ворота, а потом по собственной воле перешли в другое существование, оставили это послание. Предупреждение? Предложение? И то и другое, хотя я ни в чем не был уверен.
Сами они не могли это сделать, не уподобившись тем злым созданиям, с которыми они боролись. Теперь они давно мертвы и не могут быть опозорены, использованы... Но у Теней сохранилась память, вечная ненависть к тем, кто нанес им поражение, приговорил к долгому сну в ожидании нашего появления... Тени ответят на призыв, они ухватятся за такую возможность, захотят пожрать тех, кто давно уже не существует, но по-прежнему живет в их памяти.
Они соберутся у этой последней крепости, в которую не смогли ворваться, и их можно будет уничтожить. Так говорилось в послании, которое Илло поняла лучше меня — может быть, потому что дар сделал ее более чувствительной. А цепочка позволила — в меньшей степени — установить контакт со мной.
Девушка высвободилась и устремилась наружу, туда, откуда мы пришли. Я пошел за ней, но догнал, только когда она остановилась на двух широких ступенях, ведущих в помещение с колоннами.
— Смотри!
Тары подошли к нам, они опустили головы и водили ими из стороны в сторону, как поступают, когда готовятся отразить нападение. Илло указывала куда-то за ними.
В воздухе началось какое-то движение, видимое только потому, что частички сверкающей пыли, может быть, за долгие столетия отделившиеся от драгоценных зданий, вращались и мелькали. Здесь не было растений, не было листьев и ветвей, которые невидимки могли бы использовать, но они пытались сформировать тела из того, что есть под рукой.
Я не мог их пересчитать, потому что один вихрь не отделялся полностью от другого. Илло колебалась лишь мгновение, потом повернулась... я знал, что она задумала. Существует самая последняя защита, которой туземцы оградили место своего упокоения.
— Чаша!
Это оружие можно привести в действие, но я понял, что мы тоже можем под него попасть. Я не знал, что будет делать Илло. Но во мне проснулся инстинкт, который заставляет искать выход из опасности.
— Витол! — Я схватил быка за рог. — Внутрь!
Он взревел, ударил копытами по камню, словно собираясь отстаивать свою территорию, но потом пошел, подталкивая перед собой подругу и Вобру. Мы буквально бежали между рядами колонн назад, к чаше.
В ней больше не было голубых линий. Но жидкость не опустилась вниз, где мы ее впервые увидели. Она приобрела красноватый оттенок, пронизывалась оранжевыми и желтыми искрами. Если бы огонь мог превратиться в воду, то именно это мы бы увидели.
Жидкость достигла края чаши, центр ее поднимался все выше, образуя большой пузырь. Оранжевые и желтые искорки исчезли, вещество стало гуще, вязче, приобрело темно-красный цвет. Мне пришло в голову сравнение с гигантской чашей крови...
— Посмотри на Витола! — Крик Илло отвлек меня от этого кровавого зрелища.
Огромный бык не остановился возле чаши, он продолжал идти вперед, гоня перед собой двух остальных гаров и испуская низкий рев. Я схватил Илло за руку и побежал за тарами, которые перешли на галоп. Когда нужно, они способны развивать большую скорость. Мне пришлось удлинить шаги в попытке догнать их. Ко мне вернулись навыки странствующего по Вуру. «Верь своим тарам!» — таково старинное утверждение обитателей равнин.
Мы миновали еще один ряд колонн и снова оказались на улице по другую сторону центрального святилища. Витол продолжал скакать галопом, мы с Илло бежали. Теперь тары молчали, словно берегли дыхание.
Мимо мелькали дома-драгоценности. Я не знал, куда бежит Витол. Но не зная этого, решил доверять его инстинкту, гораздо более острому, чем мой.
Мы подошли к другим воротам, к другой двери. Но у меня не было с собой цепочки. И тем не менее на губах у меня снова прозвучали слова, которые дали нам сюда доступ:
— Ибен Ихи!
Скрип был громче, половинки двери разошлись всего на дюйм и застыли. Витол словно обезумел. Опустив голову, бык отступил и бросился вперед. По всему городу мертвых эхом разнесся звук удара его рогов о дверь.
Должно быть, сила этого удара высвободила древний механизм. И как раз когда я подумал, что от удара дверь заело еще сильнее, она распахнулась. Витол со скоростью, какой никак нельзя было ожидать при его массе, пронесся в открытую дверь, остальные тары последовали за ним. Илло бежала, вцепившись рукой в ремень на спине Бобру, я отставал от нее на несколько шагов.
На бегу я оглянулся: дверь снова закрылась. Мы находились на рампе, на крутом пандусе, ведущем вверх. Тары старались подниматься с прежней скоростью.
Да, их инстинкт острее, чем у меня, но и я почувствовал угрозу. Я понятия не имел, какую судьбу уготовили мертвые защитники крепости врагам, если те сумеют сюда добраться. Но что эта судьба будет страшной, я догадывался.
Мы поднимались и поднимались. Выход был не так легок, как спуск. Здесь гладкую металлическую поверхность сменил грубый камень, природный камень Вура. И это хорошо, потому что сомневаюсь, смогли бы мы подняться под таким большим углом по гладкой поверхности.
Когда ворота закрылись и сияние драгоценного города исчезло, впереди показался свет, но очень слабый. Всего лишь сероватые сумерки у верха рампы. Крутизна подъема заставила Витола уменьшить скорость; он фыркал и тяжело дышал, но не останавливался.
Перед нами возникла каменная стена, сквозь щели в которой пробивается дневной свет. Витол ударил по ней рогами, как раньше по двери. Разлетевшиеся камни и земля попадали на нас. Витол сделал последний прыжок и исчез, остальные тары последовали за ним, потащив нас за собой.
Я ожидал снова увидеть Чащобу. Но мы оказались в очень узкой долине между двумя каменными хребтами. Витол не останавливался, хотя дышал тяжело и двигался теперь с большим напряжением. Он держался середины долины, хотя для этого приходилось преодолевать препятствия из упавших камней. Ни следа растительности — только серый камень с прожилками черного, такого же, как тот, из которого вырезана безглазая статуя.
Если тут когда-то бьша дорога, она давно скрылась под камнепадами. Окружение было таким диким, что я подумал, будто никто никогда не прокладывал здесь тропу.
Мы были уже в конце этого узкого разреза в камне, ущелье слегка расширилось и появилась скудная растительность, когда раздался взрыв — нас сбило с ног, за нами со склонов катились камни. Тары закричали — я никогда не слышал у них таких криков. Ужас их был очевиден. Они снова перешли на безумный бег, и их еще дважды сбивали с ног толчки. Мы с Илло остались лежать там, где застал нас первый удар. Мы вцепились пальцами в землю, это была единственная опора в шатающемся и рушащемся мире.
Я закрыл лицо руками, закашлялся, потому что поднявшаяся пыль затянула все вокруг, словно облаком. Я не видел даже своих рук у лица. Пыль ела глаза, они слезились.