— На нас нацелены лучи, за нами следят, — сообщил Иити. Но я уже догадался об этом и понял, зачем нас сюда привели. Они хотят, чтобы я доказал свои способности оценщика, а это дело нелегкое. Придется использовать все, что узнал от человека, которого изображаю, и все, что узнал впоследствии, чтобы выдержать испытание.
Предметы, подлежащие оценке, были расставлены на столе и прикрыты защитной сетью улл. Я подошел к столу: взял верх интерес всей моей жизни.
Предметов четыре, все с камнями, посаженными на металл; их блеск оживил помещение. Первым лежало ожерелье — коросы, дорогие жемчужины сарголианских морей, которые саларикийцы ценят вдвойне: согретые телом владельца, они испускают аромат.
Я поднес ожерелье к свету, взвесил в руке, осмотрел каждый камень. Потом небрежно опустил на поверхность стола.
— Синтетика. Вероятно, работа Рампера с Норстеда — или одного из его учеников, возраст примерно пятьдесят планетарных лет. Использован запах марки... пятой, может, шестой степени. — Изложив свой вердикт, я обратился к следующему предмету.
Я понимал, что должен произвести впечатление не на стражника и не на двух других людей в комнате, а на того, кто следит за мной с помощью луча.
Второй предмет представлял собой камень в очень простой оправе. На мгновение меня привлек его богатый темный цвет.
Я положил камень в чашечку инфраскопа и сделал два замера.
— Это подлинный терранский рубин первого класса. Он не имеет пороков, верно. Но подвергался двум видам обработки. Один я могу определить, другой для меня нов. В результате камень изменил цвет. Думаю, первоначально он был гораздо светлей. Но сойдет, если не будет лабораторной проверки. Однако опытный специалист эту перемену заподозрит.
Третьим на столе оказался наручный браслет из красноватого металла с золотыми полосками по всей поверхности, которые перемещались по поверхности, когда украшение брали в руки. Создатель браслета создал этими полосками узор из цветов и ветвей, так что золотые линии окружали листья. Ошибиться было невозможно. Я вспомнил, как отец показывал мне такую же работу — это была небольшая подвеска, которую он продал в музей.
— Это предмет предтеч, и он подлинный. Единственный такой же образец, который мне приходилось видеть, был добыт в ростандианской гробнице. Археологи тогда сочли, что он гораздо древнее самой гробницы. Возможно, его нашел погребенный в ней ростандианец. Происхождение до сих пор неизвестно.
По контрасту с тремя предметами четвертый был тусклым, свинцово-серым, уродливым металлическим украшением с несколькими неправильной формы плохо обработанными камнями. Только центральный камень, примерно в четыре карата, казалось, обладал собственной жизнью, но и он был неверно огранен.
— Работа Кампереля. Центральный камень — солнечный сапфир; возможно, его стоит обработать заново. Остальное... — я пожал плечами... — ничего не стоит. Побрякушка для туристов. — Я повернулся к двум присутствующим, которые не произнесли ни слова. — Если это лучшее, что вы можете мне показать, слухи о Путеводной сильно преувеличены.
Один из них подошел к столу и вернул предметы под защитную сеть. Я думал, что теперь мне придется вернуться в камеру, когда из какого-то скрытого источника донесся щелкающий голос босса.
— Как ты и думал, это было испытание. Ты увидишь и другие предметы. Солнечный сапфир — ты можешь его заново обработать?
Я про себя облегченно вздохнул. У моего отца такой подготовки не было, и мне можно'спокойно в этом признаться.
— Я оценщик, а не огранщик. Требуется большое мастерство, чтобы вернуть камню ценность после такой неправильной обработки. Я бы предложил передать его специалисту... — я лихорадочно соображал... — например, Фатка или Нжила. — Я снова извлекал названия из памяти, но на этот раз вспомнил слова Вондара о тех подпольных дилерах, у которых обычно было несколько перечней предметов на продажу: одни они продавали открыто, другие — втайне. Их подозревали в связях с Гильдией, но это не было доказано. Но то, что я смог их назвать, должно было свидетельствовать о моих связях с подпольным рынком.
Наступила тишина. Тот, что накрыл предметы сетью, теперь спрятал их в один из стенных сейфов. Все молчали, не слышно было и голоса из коммуникатора. Я переступал с ноги на ногу, гадая, что произойдет дальше.
— Приведите его... — наконец послышалось из коммуникатора.
И меня снова отвели в комнату, в которой в своем наполненном жидкостью кресле плавал орбслеон. Перед ним на столике лежал единственный небольшой металлический предмет.
Камней на нем не было, и он был необычного размера. Но такую форму я видел раньше и хорошо ее знал. Кольцо — но предназначенное не для голого пальца, а для громоздкой перчатки космического скафандра. Только у этого кольца в гнезде не было предвечного камня, тусклого и безжизненного. Я был уверен, что это двойник того кольца, которое стало причиной смерти моего отца. Но самая главная его часть отсутствовала. Я сразу понял, что это еще одна проверка, причем не моих способностей оценщика, а того, что я знаю о кольце. Должно быть, мой рассказ показался достаточно убедительным.
— На нас подсматривающий луч, — мысленно предупредил меня Иити.
— Что это? — Босс не стал тратить времени и сразу перешел к испытанию.
— Могу я осмотреть его? — спросил я.
— Возьми, осмотри и скажи, — последовал приказ.
Я взял кольцо. Без камня оно очень напоминает кусок измятого металла. Насколько можно открывать правду? Они должны многое знать о «смерти» моего отца... Придется рассказать все, что знал отец.
— Я видел такое раньше... но в нем был камень, — начал я правдивый ответ. — Тусклый камень. Он был подвергнут какой-то обработке, которая лишила его жизни и ценности. Кольцо было найдено на перчатке скафандра мертвого чужака... вероятно, предтечи... и принесено мне в заклад.
— Лишено ценности, — прощелкал голос босса. — Однако ты его купил.
— Это был предмет чужаков, предтеч. Каждая частичка такого знания делает человека богаче. Намек здесь, намек там — все это может привести к находке. Само по себе это кольцо не имело ценности, но оно древнее, к тому же его носили на перчатке... Стоило купить.
— А почему на перчатке?
— Не знаю. Да и много ли мы знаем о предтечах? Это ведь не какая-то определенная цивилизация, вид или время. Закатане насчитывают по меньшей мере четыре звездных империи до того, как у них самих возникла цивилизация, и утверждают, что их было значительно больше. Города разрушаются, солнца выгорают, но артефакты остаются... при благоприятных обстоятельствах. Космос сохраняет, как вы и сами знаете. Все, что мы можем узнать о предтечах, поступает обрывками и частями, поэтому каждый кусочек ценен.
— Вопросы задает он, но исходят они от другого, — предупредил меня Иити.
— От кого?
— От кого-то гораздо более важного, чем эта полуры-ба. — Впервые Иити использовал презрительное выражение и позволил своему пренебрежению окрасить мысль. — Это все, что я знаю. Второй пользуется защитным устройством, предохраняющим от прослушивания.
— Это кольцо, — белух повторил; я и положил помятый ,кусок металла на столик. — В нем был камень, которого теперь нет, и оно напоминает кольцо предтечи, которое когда-то у меня было.
— А где оно теперь?
— Спроси у тех, — сердито ответил я, — кто разграбил мой дом и оставил меня умирать. — Теперь ложь, но способен ли луч это распознать? Я напрягся, почти ожидая разоблачения. Но даже если меня разоблачили, присутствующие об этом пока не знают. А если мои объяснения сочли правдивыми, в рядах Гильдии может быть проведено расследование, которое, впрочем, не причинит мне вреда.
— Достаточно, — прощелкал переводчик. — Ты пойдешь... в место торговли... наблюдай.
Мой охранник направился к выходу. У него не было вы- ' правки, как у патрульного, но на поясе оружие, и я не усомнился в его праве отвести меня туда, куда приказал босс.
Мы прошли по одному из коридоров-балконов, обрамлявших открытое пространство. Приходилось не идти, а скользить ногами по поверхности и придерживаться за перила, иначе низкое тяготение становилось крайне неудобным. Спускались мы по стержню с опорами для рук вместо ступеней, но так, словно пользовались гравитационным лифтом, и остановились на три уровня ниже того, в котором размещались помещения босса.
Здесь было нечто похожее на рынок. Суетились представители многих рас, терранцы, терранцы-мутанты, гуманоиды и чужаки-негуманоиды.
Большинство было в корабельной форме, хотя без официальных знаков различия. Все вооружены шокерами, но лазеров я не видел. Я подумал, что, наверное, существует какое-то правило, запрещающее здесь это оружие.
В лавке, куда меня привели, не было лабораторного оборудования. Здесь в чаше с едва покрывающей его жидкостью сидел другой орбслеон, явно ниже по статусу, так как сохранил крабьи лапы, которые у босса были удалены. Он явно был здесь начальником и ожидал меня. Ничего не говоря через переводчик, он щупальцем указал на стул у стены, и я послушно сел. Иити присел у моих ног. Здесь было еще двое, и, увидев их, я с дрожью — надеюсь, мне удалось ее скрыть, — осознал, насколько за пределами закона нахожусь.
В галактике всегда существовало рабство, иногда на одной планете, иногда в целой системе или нескольких системах. Но существуют такие виды рабства, от которых человека выворачивает наизнанку: они несравненно хуже наиболее распространенных типов рабства военнопленных или сельхозработников. И эти... эти... эти твари... были результатом селекционного отбора, который много лет Патруль старается уничтожить на звездных путях.
Слуги орбслеона были гуманоидами... в определенном смысле. Но их подвергли хирургической и генетической обработке, так что они не были «людьми», как определяются люди в шкале общества чужаков-терранцев-мутантов — шкале Ланкорокса. Скорее это были живые машины, запрограммированные на особый тип услуг и не знающие ничего больше. Один из них сидел за столом, положив на него руки, все его пухлое, разбухшее тело обмякло, как будто энергия псевдожизни из него ушла. Второй точными стремительными движениями обрабатывал украшение — отделанный камнями стоячий воротник, какие носят на праздниках виверны с Колдуна. Он безошибочно доставав каждый камень из оправы, оценивал камни по размерам и раскладывал в небольшие коробочки. Выпуклые многолинзовые глаза на его уродливой, слишком большой, слишком круглой голове не были нацелены на то, чем он занят, но смотрели в пространство.