Однако мои стражи, казалось, были довольны. Они не стали гасить огонь, а разложили вокруг него свои промокшие плащи. Я не отрываясь смотрел вдаль
— кого они ждут и зачем?
Годгар кашлянул — звук гулко отозвался среди камней, ведь после того, как мы спешились, никто не проронил ни слова.
— Мы ждем тех, кто передаст тебя в руки Совета, — обратился он ко мне.
— Никто из них не знает, что ты укрывался у Хервона.
— Но ты же сам говорил, что если они захотят, они узнают, все, что им надо. — Я не понимал, к чему все эти условности, какие-то слова при прощании.
— Может быть.
И тут до меня дошло: из меня не вытянут ни слова только в том случае, если я буду мертв! Они даже не узнают, что это имеет какое-либо отношение к Хервону.
— Зачем кому-то другому перерезать мне горло? — спросил я. — У тебя у самого в руке меч.
Он не ответил, и я заговорил вновь:
— Или твой меч вспыхнет синим огнем, как только его озарит кровь и все поймут, что это сделал ты? Твой хозяин наверняка не способен убить человека, когда тот связан, а ты?
Годгар замешкался. Глаза его вспыхнули, он соображал, как поступить. Старые обычаи все еще имели влияние на этих людей. В моем сознании вдруг мелькнуло что-то — словно чей-то голос подсказывал мне слова клятвы, против которой не устоит ни один воин, способный держать в руках меч.
— Ты знаешь меня — я Киллан Трегарт. Я служил разведчиком на границе, верно? Слышал ли ты что-нибудь плохое о нашей службе?
Он не понимал, к чему я клоню, и ответил вполне искренне:
— Я слышал, что ты был разведчиком. Ты был воином… и неплохим… но это было давно.
— Тогда слушайте меня внимательно, ты, Годгар, и вы… — Я помолчал, затем медленно и с расстановкой, как сестра, когда произносила свои заклинания, начал говорить. — Пусть меня сразит собственный меч, пронзят собственные стрелы, если я когда-либо замышлял зло против рода Дульмата или кого-либо из жителей Эсткарпа.
Они удивленно смотрели на меня. Смогу ли я убедить их? Они переступали с ноги на ногу, переводя взгляд с меня друг на друга. Годгар сорвал с себя шлем, как будто снова собирался заняться едой.
— Ты хотел зла! — сердито воскликнул он.
— Зла? — резко переспросил я. — Какого зла, Годгар? Я поклялся на мече, что не желаю зла ни тебе, ни кому-то другому. О каком зле ты говоришь? — я повернулся к другим.
— Вы верите мне?
Они пожали плечами, потом тот, что стоял в центре, заговорил:
— Верим, потому что должны верить.
— Тогда в чем заключается мое зло?
Годгар сделал несколько шагов взад-вперед, потом остановился и взглянул на меня.
— Мы служим им. Ты не наш, ты пришел из ниоткуда. Но почему из-за тебя у нас должны возникать неприятности с Советом? Что за колдовство ты применил, объявленный вне закона?
— Никакого колдовства, кроме того, что нас с вами объединяет, — я показал на каждого из них, — с тобой, с тобой и с тобой, Годгар. Я воин, я выполнял свой долг честно. Но Совет объявил меня вне закона. Я пришел сюда, потому что некая сила заставила меня. Но никто не докажет, что я пришел к вам со злыми намерениями, потому что это не так.
— Слишком поздно. — Один из моих стражников махнул рукой.
К нам приближались всадники. Пять… нет, шесть. Годгар кивнул в их сторону.
— Они наши должники за один бой. Раз ты говоришь, что попал к Хервону случайно, клянешься на мече… ладно, ты останешься живым, тебя не убьют. С колдуньями разбирайся сам, хотя не думаю, что тебе повезет. Но это… уже не мое дело, воин!
— Да, не твое дело, — согласился я.
— Подожди!
Он заговорил резко.
— Что там?
Со всадниками нас разделяло лишь поле, поросшее высокой травой. Он показал на траву, которая вдруг затрепетала, стала похожей на неспокойное море. И сквозь него шло такое войско, какого никто из нас никогда не видывал. На нас надвигались антилопы, неуклюжий медведь, барс, еще какие-то звери, которых трудно было различить из-за вздымающейся волнами травы… все они шли прямо на нас!
— Что они собираются делать? — растерянно спросил Годгар, словно никогда не видел перед собой атакующего противника. Все это шествие было сверхъестественным, жутким.
Я подался вперед, и никто из них не остановил меня, они стояли как зачарованные. И также, как заволновалась трава, пришло в движение небо — вдруг налетели и стали собираться стаями птицы. Они пикировали вниз, галдели и пытались достать нас под навесом. Эти люди видели в своей жизни многое, участвовали во многих сражениях, но подобное им довелось испытать впервые. Я старался мысленно связаться с животными. Я установил с ними контакт, прочитал в их мыслях решимость — но не мог управлять ими каким-либо способом. Я отошел от своих спутников, которые прижались к скале. Птицы кружились вокруг меня, били крыльями, щебетали, но не атаковали. Войско животных ходило вокруг, но смотрело не на меня — а на тех, кто привел меня сюда. Я пошел от Годгара и его людей в поле, под дождь. — Стой! Буду стрелять!
Я оглянулся. Он навел на меня стрелу. Вдруг я увидел то, что искал в небе — изумрудную птицу. Она ринулась прямо на Годгара. Он вскрикнул и едва успел увернуться от ее удара. Я прошел мимо барса, сердито помахивающего хвостом и рыкающего — он смотрел не на меня, а на тех, кто стоял за моей спиной; мимо антилопы, выбивающей из камня искры, мимо всего этого мохнатого и разномастного войска. Я старался найти того, кто направил эту силу, управлял ею. И я был уверен, что этот кто-то существует. Лошади, на которых мы прискакали сюда, фыркнули, заржали и умчались, испугавшись этой сверхъестественной мощной атаки. Я услышал за спиной крики, но на этот раз решил не оборачиваться. Если мне суждено умереть от стрелы Годгара, то зачем подставлять ей лицо? Лучше идти навстречу свободе. Но со связанными руками двигаться не так-то просто. Земля под ногами была скользкой от дождя, я боялся упасть, и поэтому приходилось смотреть под ноги. Затем я услышал позади какие-то странные звуки, заставившие меня оглянуться. Когда я пошел прочь от укрытия, за мной поплелись и мои стражники — не по собственному желанию, по принуждению. Их вели животные и птицы. Что стало с их оружием, не знаю, но шли они с пустыми руками. Было непривычно видеть их безоружными и беспомощными. Они шли, отбиваясь от птиц, словно в каком-то кошмарном сне. Я держал курс на восток, так мы и шли гурьбой — над головами птицы, вокруг — войско животных, больших и поменьше. Они ревели, рычали, выли, хрипели, словно выражали протест против той силы, что их вела. Я посмотрел в ту сторону, откуда появились всадники Совета. Никого! Испугались этой дикой орды? Это было самое странное шествие, которое я видел за всю мою жизнь. Звери шли кто рядом, кто чуть поодаль от меня. Потом маленькие зверюшки отстали, продолжали путь только крупные. Птицы собрались в стаи, громко кричали. Но моя изумрудная птица исчезла.
Мы брели и брели по полю, не имея перед собой цели, но явно шли не к крепости Хервона. Снова и снова я пытался установить мысленный контакт с этой природной силой, чтобы как-то управлять ею. Потом вдруг вспомнил старую-престарую походную песенку:
— На суше, на море Настигнет любого Наш меч суровый!
Потом оказалось, что пою ее во весь голос. Рев вокруг меня постепенно стих, птицы тоже замолчали. Так они и шли в полной тишине, сами не понимая, куда идут.
Я повернул голову и посмотрел на людей, идущих следом за мной. Лица их потемнели. Они холодно смотрели на меня, не понимая, что за сила ведет их в неизвестном направлении против их воли.
— Годгар! — я повысил голос, чтобы вывести его из оцепенения. — Годгар, иди своей дорогой. Она ведет к роду Дульмата. Говорю тебе, между нами нет кровной вражды, я не держу на тебя зла и за сегодняшний день. Был бы у меня меч, мы бы обменялись с тобой оружием в знак перемирия.
Он помедлил.
— Капитан, — обратился он ко мне почтительно, — если ты предлагаешь мир, мы согласны. Но те, что ведут нас, позволят ли они?
Этого я не знал.
— Попробуйте, — ответил я.
Затем, внимательно следя за флангами, Годгар и его люди повернули на юг. Медленно и неохотно звери расступились. Увидев это, Годгар распрямил плечи. Он снова посмотрел на меня.
— Об этом придется сообщить, — сказал он.
— Что ж, — ответил я.
— Подожди! — он направился ко мне. Барс оскалил клыки, зашипел. Годгар остановился чуть поодаль. — Я не желаю тебе зла. Но идти с завязанными руками трудно. Я развяжу тебя.
Но барс не позволил ему приблизиться ко мне.
— Похоже, наши клятвы здесь недейственны, Годгар. Иди с миром и сообщи о случившемся, как полагается. И повторяю — я не держу зла ни на тебя, ни на твоих людей.
Он вернулся к своим воинам, и они пошли на юг в сопровождении животных. Я понял: их доведут до места. Но мне уготована другая дорога — изумрудная птица снова появилась в небе, призывая меня следовать за ней.
Глава 18
Постепенно сопровождающих меня зверей становилось все меньше. Когда Годгар и его люди скрылись из вида, я огляделся вокруг — оскалившийся барс, фыркающая, бьющая копытом антилопа. В прошлом враги, теперь их объединила одна цель. Барс зарычал; я посмотрел на восток — он затих. Войско таяло на глазах, но я чувствовал, что еще кто-то ведет меня к цели.
Пение птицы над головой — посланник Дахаун предупреждает меня о чем-то. Я свернул с дороги в мокрую траву, больно хлеставшую по рукам и ногам, и скрывавшую иногда моих спутников. Птица все время летела впереди. Дахаун — она прошла через горы? Вряд ли — слишком тесными узами она связана с Эскором, чтобы проникнуть сюда. Кемок? Но я чувствовал, что животными и птицами управлял не Кемок, не Каттея, не чья-то другая колдовская сила, рожденная в Эсткарпе.
Впереди возвышались темные горы. Этой дорогой я выйду к их склонам. Я попытался освободить руки от веревки. Там, в горах, без помощи рук мне не обойтись. Веревки врезались в кожу, из ран сочилась кровь. Как избавиться от них? Превозмогая страшную боль, я наконец высвободил одну руку, потом другую, поднял опухшие руки вверх и пошевелил пальцами.