На этом расследовании, которое состоялось час спустя, Джоктар сидел на том месте, которое выбрал сам, — на широком подоконнике окна. За ним, за непробиваемым стеклом, разворачивался розовый рассвет. Землянин поднес чашу, которую держал в руке, к губам и глотнул. Напиток прохладный, но приятный на вкус, и внутри от него становится тепло. Поверх края чаши он внимательно следил за остальными обитателями комнаты.
Рисдайк полулежал в кресле, струйка крови с его подбородка исчезла, но лицо было как у бегуна, истратившего силы до последней капли. Рядом с ним сидел Сэммз, гораздо более живой и напряженный, взгляд его светлых глаз переходил от одного лица к другому. Са тоже отхлебывал напиток из чашки, роскошная пестрая одежда на нем слегка обвисла, но в остальном он был в норме. Небольшое свободное пространство — и Леннокс. Леннокс сидел неподвижно, так, словно в кресло его усадили силой и держат в силовом поле. За ним, почти рядом с самим Джоктаром, Хоган. Не хватает только патрульного: его место занял человек в тускло-фиолетовом костюме крупного чиновника. Войдя в помещение несколько минут назад, следуя при этом справа от Куллана, этот человек слегка похлопал Хогана по плечу с фамильярностью старого друга. Его представили как директора Кронфельда.
Член Совета повернул голову, чтобы взглянуть в другое окно, расположенное за его креслом.
— Рассвет, — сказал он. — Какой подходящий символизм: обсуждать это в час рассвета. — Он взял со своего стола лист бумаги. — У меня здесь заявление от имени организации, именующей себя «Федерация свободных людей Фенриса». Здесь эту организацию представляют джентльхомо Сэммз, Рисдайк и Хоган. Джентльхомо Са, есть ли у вас возражения против рассмотрения этого заявления?
Са осторожно улыбнулся.
— Член Совета, невозможно выиграть гонку на дохлой лошади. Я уже договорился с джентльхомо Хоганом о рассмотрении условий, которые он предлагает. Я могу говорить только от лица Харбанда, но...
— Но если соблюдаемые договоренности окажутся нарушены, остальные компании будут вынуждены последовать вашему примеру? Прекрасно, будут проведены переговоры с присутствием представителей Совета и в определенное законом время. Позвольте поздравить вас, джентльхомо Са, с разумным разрешением трудной ситуации.
Са снова улыбнулся.
— Не все участники нашего совещания согласятся с вами, — заметил он.
— Переходим к следующему пункту. — Манеры Куллана неожиданно изменились. — Ваша свобода была ограничена, вам лично грозила серьезная опасность из-за неверных действий офицера службы. Вы хотите подать официальную жалобу?
Улыбка Са стала еще шире. Он опустил чашку.
— Член Совета, у меня складывается впечатление, что это дело не касается ни меня, ни Фенриса. Прошу вашего разрешения удалиться. Доверяю вам принятие мер по отношению к слишком ревностному офицеру. — Он встал и протянул руку Сэммзу.
— Джентльхомо, поскольку наше дело здесь завершено, не пора ли нам уйти?
Сэммз не притронулся к его руке. Он наклонился вперед и смотрел мимо Са... на Хогана? Или на Леннокса? Наступившее молчание прервал Куллан.
— Джентльхомо, если вы полагаете, что сможете договориться с этим офицером в частном порядке, то он больше не располагает полномочиями. Теперь у вас нет ничего такого, что было бы нужно ему. Больше того, он не в таком положении, чтобы заключать сделки. Поправьте меня, если я ошибаюсь, коммандер.
Леннокс продолжал смотреть прямо перед собой, мимо Кул-лана, на разгорающийся рассвет. Как Са несколько минут назад, так и он сейчас словно съежился, уменьшился. Сэммз встал.
— А как же ты? — хрипло спросил он Хогана.
Бывший торговец словно в прощальном жесте поднял руку.
— Сэммз, — ответил он своим привычным небрежным тоном. — Я хочу сделать тебе подарок, большой и соблазнительный. Ни один идущий вверх парень не в силах отказаться от такого подарка. Целый Фенрис. Я уверен, ты принесешь немало добра тем, кто нас поддерживал... по двум причинам. Во-первых, потому что джентльхомо Са признает, что увидел огненную надпись на стене и готов вести авангард пионеров в прекрасную новую эру...
Са вежливо поклонился и усмехнулся.
— И во-вторых, поскольку теперь весь Фенрис в твоем распоряжении, ты постараешься стать там боссом. А это означает соблюдение прав твоих будущих сторонников и подчиненных. Уступаю тебе место с моим благословением. Не утруждай себя сообщать в ответ, что ты меня ненавидишь, — особенно сейчас, когда я схожу со сцены. Мы оба это прекрасно знаем.
В глазах Сэммза что-то промелькнуло. Не обращая внимания на Хогана, он поклонился Куллану, с достоинством взял Са за руку, и они вышли вместе, уже тесно связанные друг с другом, и не только физически.
Как только дверь за ними закрылась, Хоган сказал:
— Конец главы. А может, и всей книги.
— Но только этой книги, — поправил его Кронфельд.
— Ну хорошо. — Куллан снова взглянул на яркие цвета на небе. Долго наблюдал за этим зрелищем, потом повернулся к Ленноксу.
— Мы знаем все, — заговорил он негромко, но с большой силой, — включая и то, чего не знаете вы, коммандер. Но по какому праву, ради всех звезд галактики, смеете вы выступать против ффаллиан?
Глава 13
Напускное спокойствие сразу изменило Ленноксу. Лицо его превратилось в маску ненависти.
— Если вы знаете все, то знаете и почему.
— Да, я знаю почему. Потому что двадцать лет назад человек, который принес величайший дар, какой только может достаться нашему виду, обратился к вам за помощью, но вы предали его и убили.
— Нет, — Леннокс покачал головой, — вы не сможете обвинить меня в этом, как вы считаете, преступлении. Я поступил так, как должен был, как требовала моя верность — не только службе, но и всему человечеству. Да, признаюсь: я был согласен с каждым словом приказа, когда сдал Марсона. Он больше не был человеком! То, что сделал, я сделал ради блага всех людей — на планетах и в космосе. Этот предатель, — рот его дернулся, — стал чудовищем. То, что он нам предлагал, было злом. Вы на коленях должны благодарить богов, в которых верите, что он не довел свою миссию до конца.
— Это односторонний взгляд. — Рассудительный и спокойный голос Кронфельда контрастировал с яростью разведчика. — Какое-то время такой фанатизм даже официально одобрялся. Но у той же истории есть и другая сторона. Марсон, исполняя свои обязанности разведчика, встретился с другими, с которыми мы делим галактику. Контакт со стороны Марсона начался отчасти невольно: он уловил призыв о помощи и принял участие в спасении. Он не мог отказать в предоставлении помощи, это было бы бесчеловечно; но в результате он понял, что другие совсем не такие чудовища, какими их описывали его начальники. Он присоединился к ним, жил с ними, и только потому, что узнал нечто крайне полезное для обеих рас, добровольно вернулся на территорию, принадлежащую людям. Он хорошо понимал, что это может означать для него смерть. Но надеялся, что какой-нибудь человек доброй воли выслушает его и рассмотрит его доказательства.
Он прибыл как посол. Но еще до того, как он сумел связаться с теми, кто понял бы его, он был пойман в Н’Йорке и убит. Всю эту историю приказано было замалчивать. Дело было закрыто — так считала ваша служба. Но лет пятнадцать назад была предпринята вторая попытка вступить в контакт. Ситуация у той стороны становилась критической, хотя наша короткая продолжительность жизни не характерна для других. На этот раз добровольных посланцев было двое, и с ними был еще и третий в качестве доказательства.
Леннокс схватился за пустую кобуру бластера.
— Разведчик по имени Ксанга прошел по пути Марсона и был привлечен к такому же сотрудничеству. Он вернулся, будучи пилотом корабля, приземлившегося на планете Крис. На борту было два пассажира: женщина и ребенок. Ксанга решил вернуться, хотя знал, что будет объявлен самым страшным преступником с начала времен и его будут преследовать. К несчастью, на Крисе его узнали и передали вашей службе. Он предпочел умереть, чтобы не выдать тех, кто прилетел с ним. Мы так и не смогли узнать, как им удалось скрыться. Но со временем они добрались до Земли.
Женщина, защищенная от всех опасностей, какие мог предвидеть ее народ, не была иммунна по отношению к земным болезням. Она умерла в Н’Йорке, в Джеттауне, где нашла временное убежище. Остался ребенок.
Джоктар поставил опустевшую чашку. Его, как и коммандера, захватил рассказ Кронфельда.
— По земным меркам ребенку казалось лет шесть, на самом деле ему было двенадцать. Для его же защиты ему заблокировали память о прошлом. В Джеттауне он нашел для себя место и со временем вписался в образ жизни улиц. Ни он сам, ни окружающие не представляли себе, насколько он важен.
Кронфельд взял документ, но не читал, а цитировал по памяти:
— Что было движущим мотивом возвращения Марсона, самопожертвования Ксанги и женщины? О, я слышал множество басен, которые за годы после первого контакта распространяла служба о чужаках...
— Басен? — сквозь зубы произнес Леннокс. — Просто потому, что вы не верите в правду?
— Но какова правда? Что чужаки бессмертны? Да, такое принять было бы трудно. Но это неправда. Они не только могут погибнуть в несчастном случае, но, хоть продолжительность их жизни несравненно больше нашей, они смертны самым естественным образом. Что они физически и умственно нас превосходят? Да, это вызывает комплекс неполноценности, который не могут перенести слабые люди. Но у чужаков, на их стороне весов, есть и одна слабость.
Леннокс буквально плюнул. На темной коже появилась капля жидкости.
— Мы им нужны! — мрачно сказал он. — Они хотят, чтобы мы размножались.
Кронфельд хмуро взглянул на него.
— Пятьдесят лет назад, — заговорил он академическим тоном, — человек, склонный к истерии и извращениям, по-своему понял тайный отчет. Возможно, под влиянием своего неправильного воспитания или по другой причине, но он допустил вполне понятную человеческую ошибку. И захлопнул дверь для всей своей расы. Однако есть аксиома: вечно скрывать правду невозможно. Другие люди натыкались на тайные данные в архивах и понимали иногда истинный смысл отчета. Три года назад подлинная история стала известна тем, кто посмел в нее поверить. Был проверен весь тот вздор, все те искажения истины, которые Морр сообщал своим последователям. И тогда оказалось, что факты совсем иные и что те чудовищные преступления, в которых он обвинял чужаков, совсем не преступления. Да, нашим соседям по галактике для размножения нужна другая раса, но отсюда совсем не следуют те проявления зла и жестокости, которые рисовало больное воображение Морра.