Доктор Виринг подал знак, и двое слуг, незаметно стоявших у входа, подошли, чтобы отнести Шубала. Персис заметила, что капитан Леверетт направляется к ней. Она заговорила, не глядя на него:
— Они были вместе с самой молодости. Я...
Мужская рука крепко взяла ее пальцы.
— Ваш дядя должен был быть очень хорошим хозяином, чтобы заслужить такую преданность. Не беспокойтесь об этом человеке: Виринг позаботится о нем.
— Я... — Неожиданно глаза Персис заполнились слезами. Она положила цветы Молли на гроб.
Капитан Леверетт не отошел от нее. Пол закачался под девушкой, словно палуба «Стрелы», и она обнаружила, что отчаянно вцепилась в сильную руку капитана, как будто только она обещали безопасность. Ведь вся нормальная и безопасная жизнь теперь была отобрана у нее. Обморок Шубала заставил ее окончательно понять это.
Глава пятая
Прямая жесткая спина Персис говорила о том, как успешно мисс Пикетт выдрессировала юных леди. Руки, правильно сложенные, по-прежнему лежали на маленьком портфеле. Но она внимательно смотрела на человека у очага и не упустила из виду, что он все сильнее хмурится.
— Я согласен, мисс Рук, что юридическая помощь в таком деле необходима. К несчастью, юриста ближе Ки-Уэста не найдешь, а когда вы сможете туда отправиться...
— Я знаю, сэр, — твердо заявила она, — что иногда сюда приходит почтовое судно, — девушка гордо задрала подбородок: она не станет просить о помощи, если он ждет от нее этого.
— Иногда — это верно. Только промежутки времени очень долгие, — ответил капитан Леверетт. — К тому же на том корабле очень тесно. И если на нем уже есть пассажиры, вам откажут. Но, возможно, удастся придумать что-нибудь другое, мисс Рук. Я рассмотрю это дело.
— Спасибо, сэр.
В комнате он производил впечатление почти такое же грозное, как и на палубе «Стрелы». Она легко могла представить себе, как он сметает ее с пути, если это соответствует его планам. Ей стало ясно, что она представляет для него проблему, причем проблему нежелательную. Персис встала.
— Мы очень благодарны вам за гостеприимство, сэр. Забота о дяде, а теперь о Шубале проявлена такая, какой можно только желать, даже со стороны самых близких родственников. И Шубал в нынешнем состоянии не может уехать. Но мы не имеем права дольше оставаться в вашем доме. Мне говорили, что здесь есть гостиница для путешественников, потерпевших крушение. Может, нам лучше переехать туда...
Он нахмурился совсем мрачно.
— Конечно нет! О, уверяю вас, гостиница неплохая. Но она не для леди, особенно одинокой.
— Сэр, мне пора научиться самой заботиться о себе. И с Молли я не одна.
Но капитан уже был на полпути к двери, как будто не мог больше уделять ей и ее заботам времени. И лишь бросил через плечо:
— Я не хочу ничего больше слышать о таких планах, мисс Рук. Вы останетесь под этой крышей, пока мы не найдем способ отправить вас в путь с удобствами.
Персис едва не ахнула. Резкость, подобная грубости, немедленно вызвала ее возмущение. У этого капитана Леверет-та нет над нею власти. Но он как будто ждал, что она покорно подчинится его распоряжениям. Словно он ее опекун.
Девушка крепче сжала портфель. Правда, ей не хватало нескольких месяцев, чтобы по закону стать совершеннолетней. Но дядя никогда не говорил ей, что наметил для нее опекуна. Хотя, может, опекун у нее все же есть, и ей не позволят даже добраться до островов.
Сможет ли какой-нибудь юрист в Ки-Уэсте действовать от ее имени? Она не подумала об этом раньше. Хотелось бы знать, что говорит закон об ее случае. Когда она еще несовершеннолетняя и не имеет опекуна.
Девушка выглянула в окно, за которым царила послеполуденная тишина. Было очень жарко; легкий морской бриз совсем стих. Персис начала понимать слова Лидии о том, что остров для нее — тюрьма. Но она не позволит, чтобы ее тоже заперли в эту тюрьму! Капитан Леверетт, должно быть, с таким же нетерпением хочет от нее избавиться, как и она от него.
Персис вернулась в комнату. Следовало поскорее просмотреть бумаги в портфеле, а часы с ключом от замочка на брелоке лежали на сундуке в ее комнате. Устроившись поудобнее, она раскрыла портфель и вытряхнула на кровать стопку документов. Два перевязанных лентой письма она узнала: они были из сундучка с чердака. Кроме того, там находился длинный, сложенный втрое лист с внушительной печатью. На нем почерком с завитушками было написано «Последняя воля и завещание».
Персис прежде всего принялась изучать этот документ, написанный непривычным юридическим языком. Пенсия Шубалу, пенсия Молли, сумма, завещанная миссис Робинсон, кухарке, которая заправляла кухней нью-йоркского дома. Упоминание о некоторых книгах, которые должны перейти к мистеру Хогу. Распоряжения по поводу похорон, сделанные до того, как Огастин Рук решил отправиться на юг.
И наконец последнее: «Все оставшееся состояние и собственность завещаю моей племяннице Персис Рук». Никакого упоминания об опекунстве. Очевидно, дядя Огастин не думал, что умрет до ее совершеннолетия. Но он должен был знать, что состояние здоровья у него не лучшее. Хотя, может быть, и знал, но не признавался самому себе.
Она стала читать письма. Первым прочла более позднее. От юриста, некоего мистера Симпсона Брауна с Багамских островов. В нем содержалась просьба к дяде Огастину приехать самому или прислать доверенного человека для решения вопроса о наследстве мадам Рук. Сумма в письме не упоминалась, но было ясно, что наследство значительное и ради него стоит потрудиться. Перевязанные лентой письма были гораздо старше. Они даже потемнели от времени. Персис расправила первое. И чернила от времени поблекли. Она посмотрела в сторону окна. Дело было не только в том, что она не привыкла к старинному почерку: уже смеркалось. Собирались тучи, снова поднялся ветер, от порывов которого затрепетали занавески. Персис поторопилась закрыть окна. Заметив, как бьются на ветру листья пальм, она закрепила также и ставни. Неужели на подходе новая буря?
Она зажгла свечу на столе и поднесла к ней письмо, чтобы лучше стало видно.
В письме говорилось о событиях, о которых ей уже рассказал дядя Огастин. Почерк образованного человека, стиль очень четкий, никаких отступлений. Сообщалось, что после смерти Амоса Рука найдены документы, неопровержимо свидетельствующие, что он был в долгу у своих нью-йоркских родственников. Автор письма предлагала выслать требуемую сумму. Несмотря не сдержанные выражения, Персис решила, что пишущая возмущена алчностью своего покойного мужа. Письмо было подписано «Кэролайн Рук».
Но во втором письме оказалась информация, о которой дядя Огастин не упоминал. Оно было длиннее первого, написано дрожащим почерком. Хотя, сравнив даты, Персис установила, что второе письмо было отправлено всего через четыре года после первого.
— Огастину Руку, эсквайру, — прочла она шепотом и начала разбирать дальнейшее.
«Я хочу попросить вас о большом одолжении, но для моего душевного мира это необходимо. Как вы знаете, у моего покойного мужа был сын, рожденный во внебрачном сожительстве еще до нашего с ним брака. Однако он открыто признал мальчика и сделал его своим законным наследником, так как было ясно, что в нашем возрасте детей у нас не будет.
К несчастью, этот мальчик, Джеймс Рук (имя, принятое после усыновления), оказался человеком страстного и своенравного темперамента. Он постоянно ссорился с отцом, связался с дурным обществом и был постоянным источником неприятностей и бесчестья для моего мужа, хотя он много раз давал Джеймсу возможность исправиться.
Когда началась новая морская война с вашей страной, Джеймс, вопреки желанию отца, отправился в плавание на капере, оснащенном на островах. Капер позже был захвачен кораблем под американским флагом. С тех пор мы ничего не слышали о Джеймсе, кроме слуха, что он был убит во время абордажного боя. Но до самой своей смерти мой муж надеялся, что его Джеймс может быть жив. Должна признаться, что я поддерживала эту надежду, так как это облегчало положение мужа во время его долгой болезни.
Я провела частное расследование и установила, что люди действительно видели, как Джеймс упал на палубе во время боя. Суд признал это достаточным доказательством его смерти, и поэтому все состояние его отца и моего мужа перешло ко мне.
Но совсем недавно я услышала кое-что новое: Джеймс, хотя и раненый, уцелел, но потом его никто не видел. Я установила, какой корабль захватил «Цаплю». По странной иронии судьбы, этот корабль оказался принадлежащим вам. Так как корабль не погиб, вы, возможно, сумеете разыскать служивших на нем. Не сможете ли сообщить мне дополнительную информацию по этому делу?
Джеймсу было двадцать лет, у него была смуглая кожа и темные волосы. На тыльной стороне правой руке сабельный шрам. Он обладал несдержанным буйным характером.
Ожидаю, сэр, вашего ответа, так как для меня это дело величайшей важности».
Прежде всего Персис решила, что жена Амоса, должно быть, ненавидела этого Джеймса. Было ясно, что она мирилась с ним только ради мужа. И боялась притязаний Джеймса на наследство. Ответил ли на это письмо дядя Огастин? Персис поискала среди бумаг на кровати.
Еще один юридический документ: показания под присягой, вернее, заверенная копия (потому что на обороте стояло «копия»). Показания были взяты у двоих. Первый — капитан Уиллард Оуэнс...
Да ведь она знала капитана Оуэнса! Он уже был в отставке, но дважды навещал дядю в их доме в Нью-Йорке.
Второй — Патрик Коннер. Рядом с его подписью стояло слово «боцман». Оба под присягой показали, что человек, описанный в письме, был ранен и той же ночью скончался от ран. И был погребен в море.
Итак... Персис отложила документы. У мадам Рук имелась не одна причина быть благодарной дяде Огастину. Сначала он отказался от платы, которую она предложила, а потом доказал ее права на наследство. Теперь Персис гораздо лучше понимала, почему мадам Рук завещала значительную часть своего состояния старшей ветви семьи своего мужа.