Девушка снова увидела свой гороскоп — поворот звездного колеса. Как физическую тяжесть, ощутила она уверенность, что обладает тем же потенциалом, что и Орта. Она устала, как та, другая леди Лайл, которая давным-давно легла отдыхать в гроб, а недавно сделала это вновь.
Гвеннан покачала головой. Лайлы не знают смерти. Они засыпают, чтобы снова возродиться, следуя жестко заданному циклу. А что они делают сейчас? По-прежнему ли они учителя, тайные предводители? Неужели поворот звездного колеса для нее означает для них новый цикл катастроф и гибели?
Катастрофа, на этот раз рожденная человеком, а не силами природы. Угроза новой войны, нависшая над миром после Хиросимы, показала, что человек способен вернуть старые знания, но прилагает их к собственному уничтожению. Безумие охватывало многие поколения. Война — и затем полное уничтожение. Что же могут сделать эти спящие, даже если они все проснутся и разойдутся по миру? Смогут ли они предотвратить катастрофу? Не больше, чем когда-то, когда не сумели предотвратить падение луны и гибель своего мира.
Гвеннан ощутила глубокий упадок духа, безнадежность, по-своему такую же злую, как те чудовища, которых Гвеннан видела на равнине. Она взглянула на гороскоп и подумала, что это насмешка над ней. Что значит для нее поворот колеса? Она не опекун...
Ее внимание резко отвлекла вспышка, ощущение горячего в руке. Подвеска! Циферблат пылал, в ярком сиянии больше не видны были символы, полосы света вращались с такой скоростью, что образовали сплошной огненный круг. Полукровка, не владеющая Силой — она пыталась отделаться от подвески.
Гвеннан дрожала, тело ее раскачивалось на трехногом сиденье. В голове метались мысли, полуосознанные впечатления, боль становилась нестерпимой. Черная волна грозила поглотить ее; Гвеннан утратила связь с внешним миром и упала — вперед, во тьму.
Тьма и пустота — но что-то она должна отыскать, получить — удержать. Она искатель и не может отказаться от своей участи, хотя страстно хочет, чтобы темнота и покой царили вечно.
На этот раз впереди никакой дороги, никаких врат, открываемых знаками Силы. Если она и движется (она даже в этом не была уверена), то сквозь пустоту, где только ее крошечная сущность сокращается, становится ко всему равнодушной...
Гвеннан открыла глаза. Неужели тьма наступила только потому, что она от боли закрыла глаза? В ее теле живет энергия, плоть ее звенит, напряглась; эту энергию она не смогла бы контролировать, даже если бы попыталась. Она больше не сидит на треножнике и не упала на пол рядом с ним. Она идет, и перед ней нет зеркала, нет сверкающей стены.
Она быстро идет по коридору, идет целеустремленно. Стены коридора не из грубых камней. Она видит тщательно отполированные большие блоки странной формы, так старательно подогнанные друг к другу, что не видно ни следа скрепляющего раствора.
Потолок нависает низко. Гвеннан могла бы, подняв руку, провести пальцами по образующим его плитам. Света нет, кроме того, что она несет с собой — светится подвеска в ее руке, слабо светится также плащ на ее плечах. Она идет в свете... она — носитель...
Гвеннан подняла свободную руку, держала ее над собой и немного впереди...
Голос. Нет, у нее нет такой Силы. Но с пальцев ее срывались лучи света, бледные, далеко не такие яркие, как в храме Орты. Гвеннан помахала рукой, расставила пальцы. Ленты света лениво плыли, обвивались вокруг нее на ходу.
Она играла, как ребенок, обретенной Силой, и отдельные кусочки знаний связывались друг с другом. Леи — древняя вера в них справедлива! Сквозь землю, как вены в теле, проходят энергетические линии. Человек когда-то знал об их существовании, извлекал из них энергию для лечения, для защиты, для благополучия мира. Но потом они были порваны, разошлись, и остались только легенды. Но они не умерли, они постепенно восстанавливались, перестраивались. Некогда разорванные линии тут и там соединялись, заново создавались каналы; они еще не так сильны — слишком велика была катастрофа, — но все время усиливаются.
Заново строились храмы (это делали опекуны и те, до сознания которых они сумели достучаться), грубые, некрасивые, но способные собирать Силу, растить ее. Утраченное знание, наполовину восстановленное знание, снова утраченное — эта картина повторялась снова и снова. Здесь некогда стоял Великий Храм, здесь есть Сила. Слабая по сравнению с той, что некогда являлась по призыву, но она здесь!
В странные массивные стены, окружающие ее, местами вставлены синие камни, кое-где куски кварца. Кое-где отверстия, иногда маленькие, вмещающие только палец, другие побольше — с руку. Гвеннан обходила их, потому что не знала, чего от них ждать. У нее другая задача, она ее еще не понимает полностью, но надеется постепенно понять.
Снова перед Гвеннан дверь, каменная, треугольная, в форме клина, вершиной книзу. В самой широкой части чуть шире ее плеч. Девушка надела цепь подвески на шею, прижала к себе полы плаща. Положила ладони обеих рук на камень. Но не пыталась нажать, повернуть, просто стояла и ждала, пока соберется Сила и устремится в камень. И Сила устремилась. Скала, подобно губке, жадно поглощала ее.
Послышался резкий скрежет. Гвеннан ощутила сопротивление своему желанию. Но не собиралась отступать. Камень поднимался. Теперь ее руки уже высоко подняты над головой. Она бросилась вперед, сознавая опасность своего поступка. Камень упал на место. Но она успела проскочить.
Так она выбралась из места этой древней кладки. Вокруг опять каменные стены, но похожие на стены обычного подвала. Вдоль стен ряды деревянных стеллажей, окутанные паутиной, серые от пыли. На них покрытые пылью бутылки и кувшины. В подвале сумрачно, почти темно. Энергия, которая вывела ее из подземелья, уходила. Гвеннан ощущала огромную слабость; она вспомнила Орту, которая всегда слабела после пророчеств.
Света, впрочем, было достаточно, чтобы увидеть впереди лестницу. Гвеннан обернулась, чтобы взглянуть на треугольную дверь. И ничего не увидела — только каменную стену. С этой стороны дверь не видна. Но в ее мозгу непонятно как возникло знание: она знает, как открыть дверь с этой стороны. Надо пройти налево, нажать на этот камень, потянуть здесь вниз. Это не откроет дверь, нет, но она станет видна ищущему.
Но у Гвеннан не было желания возвращаться, ее дорога лежит впереди. Она пересекла подвал, поднялась по деревянным ступеням, придерживаясь за грубые перила. Требовались все большие и большие усилия, чтобы идти.
На верху лестницы еще одна дверь, со старым железным засовом, какими пользовались двести лет назад. Девушка, собрав все силы, отодвинула его и оказалась в комнате с высоким потолком. Эта комната ей знакома. Библиотека в доме Лайлов. Гвеннан нисколько не удивилась, что оказалась здесь.
В просторном камине голубым огнем горели дрова, слышался сильный ароматный запах, такой же, какой исходил от огненного шара в тот вечер, когда в ее доме впервые оказался талисман леди Лайл. Большой подсвечник блестит золотом и драгоценностями, передняя часть его представляет собой фигуру человека, воина, с обнаженным мечом, в кольчуге, но без шлема; на голове его золотые кудри полускрыты странной формы короной, похожей на переплетенные рога оленя. На его свирепом лице вместо глаз зеленые камни, в блеске каминного огня они кажутся живыми.
В подсвечнике горят пять красных свечей; перед ним другой подсвечник, в форме женской фигуры; тело женщины чуть прикрыто коротким платьем; ноги и большая часть груди обнажены. В ложбинке между грудями висит на цепи подвеска, та самая, которую держит в руке Гвеннан; на высоко поднятой голове женщины корона в виде луны. В этом подсвечнике тоже пять свечей, но они синие, и их фитили горят бледным серебристым пламенем, сравнительно с ярким золотом огня красных свечей.
Оба подсвечника стоят на столе, крепком, лишенном всяких украшений. Его столешница — срез одного ствола, такого толстого, что это даже трудно себе представить. Дерево хорошо отполировано, видны годовые кольца — внутри цвета густого меда, ближе к краю, к коре, коричневые.
Поверхность настолько отполирована, что в ней отражаются оба подсвечника, но отражение разорвано и искажено тремя стоящими на столе предметами. Чаша, скорее кубок, глубокого красного цвета, с длинной хрустальной ножкой, восьмиугольной по форме. А перед кубком два скрещенных ножа или кинжала, с ручками из какого-то тусклого темного камня, одна в виде волчьей головы (а может, это смесь волка и человека, ужасное смешение одного существа с другим), с красными камнями вместо глаз.
Ручка другого ножа Г веннан слишком хорошо знакома. Это существо с совиной головой, которое было в своре чудовищ. Оно из серого, грязного на вид камня. Глаза у него живые, красные.
Девушка смотрела на стол, и руки ее невольно двинулись к подвеске. Ей показалось, что плащ сам по себе шевельнулся, плотнее укрывая ее. Потому что перед ней, яркая и сверкающая, лежала Тьма, древняя Тьма. Каким-то образом эти предметы оскверняли комнату, принося с собой зло.
Она не смела повернуться к ним спиной. Быстрый взгляд в сторону — и она увидела дверь, через которую всегда входила в это помещение. Эта дверь ведет в прихожую, а оттуда совсем близко до входной двери — и свободы. Что-то в этом доме изменилось. Обостренные чувства девушки говорили ей, что под знакомым ароматом пряностей таится болезненно-сладкое зловоние разложения.
Следы Тора! Она не сомневалась в этом, будто была свидетельницей его заклинаний. Тор не дал проснуться очередному опекуну — вот чего нужно бояться. И он сильнее нее, хотя тоже полукровка. Его учение далеко завело его по тропе знаний — добрых или злых. Он может смеяться над ней. Почему леди Лайл именно ее противопоставила ему? Древняя линия, должно быть, почти исчезла, если она сделала такой отчаянный выбор.
Гвеннан двинулась, не отрывая взгляда от стола, прислушиваясь, уверенная, что Тор покинул эту комнату ненадолго, что он в любой момент может вернуться, чтобы продолжить свои заклинания, свои тайные обряды. Дойдя до двери, она вынуждена была на мгновение прислониться к широкой панели, чтобы собраться с силами.