Они были настолько погружены в это единоборство, сила против силы, что казались почти лишенными жизни для любого ментального зондирования. Ни одно выражение лица в этой молчаливой компании жрецов и жриц не изменилось, когда Налдамак со своими спутницами быстро прошла за спину Хасти.
Кэндейс сейчас держала пылающий жезл, как охотник — копье, поднеся его почти к самому плечу. И она медленно продвигалась к неподвижному Хасти справа, как будто хотела как можно ближе подобраться к нему, прежде чем атаковать.
Она остановилась, и ее две спутницы встали рядом с ней. Джейта, державшая высоко, на уровне сердца, ярко горящий Ключ, протянула вторую руку и коснулась плеча Налдамак, оставив достаточно пространства для жезла. Память Атаки заставила Талахасси сделать то же самое с левой стороны кэндейс. Это было словно сунуть руку в огонь. Тело, которого она коснулась, было таким горячим, что это чуть не побудило Талахасси отдернуть пальцы. Начался сильный отток энергии из ее собственного тела в тело Налдамак.
В то же мгновение Хасти повернул голову, хотя они приближались беззвучно по полу, выложенному мозаикой. Его глаза расширились, но он не шевельнулся.
Налдамак метнула жезл. Это был искусный, направленный в цель бросок, завершившийся тем, что жезл прошел через обруч из металла, который держал в руках Хасти.
Он запрокинул голову и расхохотался.
— Тебя не так легко победить, Повелительница Магии.
— Чужеземец... твое время здесь истекает. Выбирай — смерть или уход...
— Какую смерть, кэндейс? Взгляни на свой жезл — он выходит из игры.
Это была правда. Жезл на полу Храма утратил свою яркость, как темнеет и покрывается пеплом прогорающий в топке уголь. Однако на лице Налдамак не было никакого ужаса.
— Дух Амона не умирает, чужеземец. — Она протянула руку, и жезл, поднявшись с пола, вернулся к ней. В ее руке он сразу опять расцвел с той же самой яркостью, хотя Талахасси почувствовала, как возрастает отток ее энергии в королеву, когда блеск усиливался.
— С этим, — Хасти держал обруч чуть-чуть повыше, будто хотел таким образом привлечь все их внимание, — я могу истощать ваш «дух» снова и снова и тем не менее не получу при этом никакого вреда.
— Дочь Эпидемека, — прозвучал голос Зихларза, обрывая высокомерные слова Хасти, — кого ты привела с собой в это место?
Он указал в пространство между Хасти и кэндейс. Талахасси могла видеть завихрение воздуха, хотя все еще не ощущала присутствия духов.
— Спроси их, кто и что они есть, Сын Эпидемека, — ответила Джейта. — Они отыскали нас в темноте, однако более страстно разыскивают другого.
Хасти вновь рассмеялся:
— Это мои использованные марионетки, жрец. Я могу преобразовать людей в подобных им. Они служили мне, но недостаточно прилежно. В настоящий момент они наверняка прибыли очередной раз выпрашивать жизнь. Они слишком слабы, чтобы причинить мне вред.
— Открыватель Запретных Ворот, — ответил ему Зих-ларз, — может быть, ты слишком широко распахнул их?
В воздухе присутствовали три завихрения. Они переместились, чтобы окружить Хасти с трех сторон. Но он пожал плечами и улыбнулся.
— Я не тот человек, которого можно отогнать от цели призраками... или таким «Знанием», за которое ты цепляешься, старик. Талант становится очень редким, не так ли? И мои механизмы в конце концов возьмут над ним верх.
Тогда Талахасси подала свой собственный голос.
— Акини! — позвала она. — Я называю твое имя, я даю тебе то, что могу предложить...
Она протянула руку, остававшуюся свободной. Однако не разорвала контакт с кэндейс и через нее с Джейтой. Одно из замутнений в воздухе, находившееся позади Хасти, подлетело ближе.
— Она назвала имя! — Голос Зихдарза заполнил весь величественный зал. — Пусть Сила будет ее!
Точно так же, как энергия вытекала из нее, когда Налдамак использовала жезл — по-видимому, без успеха — сейчас она устремилась к ней.
Плоть ее трепетала во всем теле. Она могла чувствовать движение на коже своей головы, как будто коротко подстриженные волосы шевелились, каждая прядь поднималась для выделения какой-то силы.
Что-то коснулось ее открытой ладони — такое холодное, что прикосновение было подобно боли от удара кинжалом.
Тем не менее Талахасси стояла непоколебимо. И от этого прикосновения, как это случилось в клетке, потекла субстанция, извлекаемая из нее, всасываемая существом в воздухе.
Она увидела, что Хасти полуобернулся и повернул свой обруч в ее направлении, но между ним и ею скользнули две другие пертурбации воздуха, так что его фигура заколыхалась перед ее глазами. Однако она не опустила руку, и существо, что кормилось от нее силой, продолжало получать питание.
То, что формировалось в воздухе, не обладало человеко-подобной формой, хотя это было то, что она ожидала увидеть.
Скорее, это была змея, все время уплотнявшаяся, вытягивающаяся, питающая не только себя, но и своих спутников также. Теперь Талахасси смогла смутно услышать нарастающее пение Джейты, увидела справа краешком глаза, что жрица использует светящийся Ключ, чтобы чертить в воздухе линии, которые тускло мерцали и сохранялись даже после того, как Ключ двигался дальше.
Талахасси подумала, ощутив внезапный страх, что ее сила, теперь почти истощенная, потрачена, скорее всего, бессмысленно. Однако существо, которому она позволила прикрепиться к ней, не ослабило своего высасывания. Обрекла ли она всех их на поражение?
— Акини! — воззвал Зихларз. — Дверь готова... вы можете уйти!
Змееподобное создание отпустило ладонь девушки, и ее рука безвольно упала. Она могла видеть, даже не поворачивая головы, что здесь в самом деле существовала дверь, нарисованная в воздухе.
Хасти, губы которого плотно поджались к зубам, а в глазах читалось безумие, стал поднимать свой обруч, не нацеленный больше на жрецов и жриц, которым он так долго не давал передышки, а скорее, как будто он хотел сфокусировать всю силу, что держал под контролем с помощью обруча, на двери в воздухе.
— Акини! — После призыва Зихларза ее собственный голос казался очень слабым и тонким, будто пришел не из ее губ и горла, а с далекого расстояния.
Змей извивался в воздухе, образуя петли, будто радуясь, что обрел себе хоть и такую форму. Однако ни он, ни кружащиеся духи не сделали никакой попытки пройти через проход, который Джейта предоставила им. Дверь сюда — неизвестно откуда. Они не ушли.
Витки петлей продолжали оставаться между Хасти и тремя женщинами, которым он угрожал. А змееподобное создание... оно метнулось к нему, как лассо, брошенное в знакомом Талахасси мире, чтобы поймать дикого быка. Оно поднялось выше уровня его рук и обруча, нацеливаясь на голову. Хасти попытался увернуться, уронил предмет, который держал, подняв руки, чтобы отогнать змея. Но тот не отступил, обвившись вокруг головы Хасти, охватив непосредственно лицо. Тот безуспешно пытался скинуть это, идя шатаясь вперед. Теперь витки змеиного тела были со всех сторон от него, так что, когда он спотыкался и качался, его, казалось, бросало то в одну сторону, то в другую, но они удерживали пленника в вертикальном положении и подгоняли вперед. Они направляли его, ослепленного и, вероятно, задыхающегося в тисках змеиных колец, в дверь, которую открыла Джейта.
Хасти сделал шаг, затем другой... и... исчез! Дверь также исчезла в тот самый момент, когда он прошел через нее, оставив внушающее суеверный страх ощущение пустоты в зале, как будто что-то было наконец завершено, забрав при этом часть их жизни таким способом, который Талахасси не могла описать даже для себя.
— Но... я думала, что им хотелось пройти через дверь к нам, — озадаченно сказала она. Обитатели Храма устремились вперед. — Почему они не прошли через нее?
— Возможно, не могли. Они были слишком давно высланы в это существование. А более всего им хотелось захватить, — неторопливо произнесла Джейта, — того, кто отправил их туда.
— Тогда... он станет духом... — Талахасси могла видеть опасность этого. Она воспринимала угрозу от этих других, а они были почти немощными по силе целеустремленности, хотя уподоблялись чужеземцу из пустыни. Что, если Хасти возвратится, чтобы таким образом преследовать их?
— Они закрыли дверь, Дочь. — Зихларз стоял рядом с ней. — У тебя хватило мужества вступить с ними в некое подобие деловых отношений, и теперь они убрали того, кто имел силу один разрушить все, чем мы являемся и что нами сделано.
— Он был... — сказала Джейта, но Зихларз предупреждающе выставил руку.
— Не будем говорить вслух о том, кем он был. Подобное знание погребено в прошлом, и погребено основательно.
Достаточно того, что он не из нашей плоти и не из нашего мира.
— Но существуют те, кто пришел, разыскивая его, — сказала Налдамак.
— Они узнают своим собственным способом, что он ушел. И в такое путешествие, в которое даже они не готовы отправиться. Время и пространство могут быть покорены человеком — но остаются другие измерения, некоторые из них такие, что мы не осмеливаемся к ним подступиться, если хотим остаться людьми.
Глава восемнадцатая
Талахасси сидела в саду кэндейс. Город, ранее находившийся в смятении, теперь патрулировался лояльной стражей.
К тому же Храм был открыт, так что оттуда истекал поток спокойствия, который мог умиротворить взбудораженные умы и успокоить мятущиеся души.
Мятущиеся души! После исчезновения Хасти Талахасси ловила себя на том, что время от времени всматривается в воздух, прислушивается, настраивает это внутреннее восприятие, с помощью которого Ашаки так много сделала, пытаясь уловить присутствие чуждой мысли, чуждого духа. Было ли правдой то, что, когда Хасти был уведен «марионетками», которых презирал, он на самом деле был блокирован от этого мира? Был ли он так же быстро переброшен в другое пространство-время, как была переброшена она — в руины древнего Мероэ?
Другое пространство-время...
Сегодня вечером она была Талахасси, сидящая здесь в сумерках одна. Хотя ее выпачканная форма сменилась элегантным платьем той, чью личность она заимствовала, а голову покрывал церемониальный парик, она не была Ашаки!