ю только теоретически. Ну как – понимаю. Просто могу сделать умный вид: «Ах, ризотто с (например) белыми грибами!». И этак по-гурмански закатить глаза. И даже съесть немножко, если нет выбора, тоже могу. Но если есть хоть какой-то выбор, извини, дорогое ризотто, встретимся в другой раз.
Всячески приветствую варварский подход к еде! Мне чем проще – тем вкуснее (и откусила от батона колбасы).
Откусила от батона колбасы! Да, я знаю, с кем надо писать кулинарные книги. Какое уж тут, прости господи, ризотто. Где мой конь пройдет, не растет трава.
Ну, справедливости ради, меня пару раз угощали очень вкусным ризотто. Но столько масла, столько сыра, столько хлопот! Если уж мне захочется подольше покрутиться на кухне, лучше я сделаю роллы.
Целиком одобряю твой выбор.
А я же еще, как любитель все делать, не напрягаясь, придумала очень комфортный способ их крутить. Во-первых, нужна большая компания людей, которые потом съедят накрученное; во-вторых, пусть они все будут интересными собеседниками…
…и пусть они потихоньку подъедают начинку, да-да-да!
И самое главное: после каждых четырех скрученных роллов нужно садиться, отдыхать, пить кофе, выкуривать сигаретку, словом, делать такую паузу, которая вообще не про готовку.
Вот это важное замечание.
Вообще в любом длинном деле нужно регулярно прерываться и отдыхать, так и сделаешь больше, и не упашешься.
К сожалению, разделу техники безопасности «как уберечь повара от переутомления и печали» обычно уделяется непростительно мало внимания. А это – половина успеха. Как минимум.
Это самое главное, я считаю.
Особенно если нам рядом с этим поваром еще жить и жить.
А за два часа болтовни в приятной компании я навариваю гору риса и накручиваю стратегический запас роллов. И всем хорошо, только вот знаешь что? Насчет легкости суши – это кулинарные форумы наврали. Я читала – еще до того, как попробовала, – что это легкая пища, которая радует язык и не ложится тяжестью на желудок. Ну-у-у-у как тебе сказать…
Не, если купить полдюжины в дорогом ресторане, вполне возможно. А вот если сварить килограмм риса…
Так это смотря сколько народу. Если на двоих-троих, то многовато, да. А если двое-трое умяли все за один присест, то дело, наверное, не столько в самих суши, сколько в… эээ… темпераменте едоков.
Ну да, самая большая проблема – вовремя остановиться и не обожраться. Ибо и правда вкусно.
Я – тот самый человек, для которого суши – «легкая» еда. Потому что обычно мне надоедает их есть гораздо раньше, чем наступает тяжесть в желудке. Может быть из-за таких, как я, которые только притворяются, будто обожают суши (потому что любить суши круто) и родился этот миф?
И кстати, если уж речь зашла о мифах. Суши сушами, а вот моя первая встреча с японской едой оказалась настоящей трагедией.
Это как?
В юности мы (так и хочется сказать: «как все нормальные люди», – но на самом деле бывают разные варианты) отчаянно фанатели по Японии. Не просто на уровне: «Ах, как все красиво, и ничего непонятно», а могли, скажем, подолгу дискутировать о причинах предательства Акэти Мицухидэ (вассала Оды Нобунаги), приведшей к гибели последнего. И вусмерть поцапаться, не договорившись. И помириться, складывая хулительные хайку о нравах коммунальных соседей.
В ту пору у нас был хороший приятель, сын моряка. Однажды его отец отправился в рейс в Японию, и сын попросил его привезти какую-нибудь японскую еду – специально для нас. Дело было в конце восьмидесятых годов прошлого века (а хорошо звучит!). Японскую еду было взять решительно негде. И так же решительно негде хоть какие-то подробности о ней узнать.
Вообще же ничего не было, никакой информации. Бататовая каша у Акутагавы (и поди еще узнай, каков батат на вкус!) – и сакэ, тоже из книг.
Ну да. Мы, читая Акутагаву, вообще думали, что батат – это такая японская крупа. Так что когда приятель пришел с подарком – упаковкой неведомо чего, исписанной иероглифами – мы натурально офонарели. Мягко говоря. Какое-то время даже распечатывать упаковку не решались – трепетали.
Так вот, лучше бы и не решились никогда.
Что, что там было?!
В упаковке оказались такие белые круглые толстые лепешки, с виду похожие на пенопласт. А на вкус они были как пенопласт, на котором полежала сырая рыба.
Вот свезло-то!
Мы были честными людьми и не стали делать вид, будто нам это нравится. Зато сразу же переосмыслили самурайское отношение к смерти. В смысле начали понимать, что не одни только философские причины были у их постоянной готовности в любой момент умереть. Если всю жизнь ВОТЭТИМВОТ питаться, естественно, в какой-то момент начинаешь искать повод прекратить такое издевательство, любой ценой.
А что там с раем у японцев – им положено после смерти вкусно пожрать или нет?
У них, как я понимаю, все сложно. В смысле они же, по большей части, буддисты (и синтоисты, конечно, но это не создает противоречий). Так что после смерти – новое перерождение, такой естественный круговорот самураев в природе.
Мда. Рановато я обрадовалась.
С другой стороны, если все правильно сделал, можно и в каком-нибудь сияющем лотосе переродиться. Божеством среди других божеств. И тогда проблемы если и будут, то уже совсем другого уровня.
Божествам точно не надо пенопласт жевать!
Да самураям на самом деле тоже не надо было. Мало ли, какие ужасы рисовало наше разгоряченное воображение. Не было у самураев никакого рыбного пенопласта, технологии не те. Зато были суши с угрем, например, – чем плохо.
Суши с угрем – отлично просто. А также сомен, рамен и удон, с которого началась моя любовь к японской кухне.
А. То есть у тебя сразу все хорошо с японцами сложилось?
Хорошо – не то слово. В японскую еду я влюбилась с первого же раза и навсегда, как задолго до того в китайскую. Примерно за полгода до истории с фотосъемкой и суши меня познакомили с лапшой удон.
Тем летом мы с фотографом и художником Реццей попали на встречу Терри Пратчетта с читателями – он приезжал сначала в Питер, а потом в Москву. Читателей еще на питерскую встречу собралось столько, что первый же день автограф-сессии вывел из строя правое запястье писателя. Так что в Москве он автографов не давал, а показывал слушателям руку, обложенную охлаждающим компрессом и хвастался тем, как в книжный магазин в Питере пришла толпа людей, как он подписывал книги дотемна, как его потом выводили словно рок-звезду какими-то окольными путями через запасные выходы, и «…это было, как секс, драгз и рок-н-ролл, только без секс и драгз. И без музыки тоже». Словом, один из любимейших писателей оказался невероятным харизматиком, и после встречи с ним мы шли по центру города довольные, вштыренные и ужасно голодные; я смотрела в сторону всяческих сабвеев и шоколадниц, и тут Рецца говорит: «Пойдем ужинать в Якиторию. Японская еда – самая вкусная на свете, а в Якитории она вполне похожа на аутентичную».
Я согласилась: с одной стороны, у Реццы хороший вкус, я это знала точно; с другой, она выросла на Дальнем Востоке и ездила в Японию. То есть если она говорит: «это хорошо», – надо пробовать. Заказала крошечную закуску – копченую курицу под соусом терияки, – и жареную лапшу удон с кальмаром. Соус к курице был великолепен: яичный желток, растертый репчатый лук и что-то восхитительное на основе соевого соуса – это оказался терияки. А когда принесли лапшу, знаменитая японская гармония вкусов «сладкий-соленый-острый-кислый» поразила меня в самую сердцевину. Я бы и на менее прекрасный вариант повелась, но моя еда была совершенна: лапша удон – свежая, самодельная, а не сушеная из пакетика, поэтому ее не варили, а только обжарили вместе с кальмаром в соевом соусе, лимоне и кунжутных семечках; кальмара не переморозили и не передержали на огне – он остался сочным и нежным.
На следующий день я купила несколько видов лапши: удон – плоскую пшеничную, сомен – тоненькую пшеничную, рамен – яичную и собу – гречневую, – и начала экспериментировать. Вкус той самой ресторанной лапши мне повторить не удалось – и не могло, я ведь готовила не свежую, а сушеную – но баланс вкуса получился с первого раза. Так что это были очень плодотворные эксперименты (и плоды некоторых из них, как ты помнишь, оказались на голове у дворника).
Ну да, по здравому размышлению становится понятно, что самураи очень неплохо питались. Так что дезертирами они не были. Наоборот, героями. Отрывали от сердца лапшу удон и шли на смерть.
Оставляли дома полные миски рамена и уходили навсегда.
Ужас, однако, в том, что ровно та же история у нас получилась с исландцами. Средневековых исландцев мы любили ничуть не меньше, чем японцев. Разговаривали кеннингами и упражнялись в сложении вис (как мы их себе представляли, начитавшись переводов). И снова сыскался друг, желающий нас порадовать. Он подарил нам банку исландской селедки. На этом месте можно начинать рыдать.
Почему?
Потому что она, сцуко, сладкая. Сладкая она! И мы, такие нежные зайки, поклонники суровых викингов, были вынуждены выяснить это эмпирически. То есть через свои, родные, ни в чем не повинные органы чувств.
А, то есть вам досталась нормальная селедка, а не национальное блюдо из тухлой сельди? То есть ферментированной, извини.
Ну, как бы нормальная. Условно нормальная… Погоди, селедка с сахаром – это нормально, да?
Ну сладкая, ну что ж. Бывает. Я селедку в винном уксусе пробовала и в сладком горчичном соусе, так что была бы вполне готова.