План Петербурга на девяти листах, который начали делать в конце 1740-х годов, — первый настолько подробный план за всю предыдущую историю города. К карте прилагалась опись всех важных сооружений столицы. Из нее мы знаем, к примеру, что в Петербурге на тот момент было 24 православных и 5 иноверческих церквей.
На карте хорошо видно, что центр города застроен довольно рыхло. Прямо напротив Зимнего дворца и Адмиралтейства простирался огромный и, судя по всему, не слишком обустроенный луг. Внутри кварталов и даже прямо вдоль улиц оставалось множество пустот.
План Трускотта-Махаева обладал одной очень важной особенностью. Поскольку в первые десятилетия жизни Петербурга задумано в нем было много больше, чем сделано, то почти все карты тех времен представляли собой не столько действительное, сколько будущее или даже, лучше сказать, желаемое состояние города. То, что существовало только в проекте, могло наноситься на схему точно так же, как реальные постройки. Намерения менялись со временем, на месте одних задумок появлялись другие, многие здания строились не точно по проекту, так что изображения на картах часто оставались не более чем предположением или даже фантазией. К плану 1753 года это относится даже больше, чем к какому-либо другому, поскольку демонстрация успехов Петербурга являлась чуть ли не главной целью инициаторов его составления.
Точно так же недостоверны и «проспекты» Михайло Махаева. Среди них — виды с разных точек на Неву, на Невский проспект и Фонтанку, изображение Зимнего и Летнего дворцов, здания Двенадцати коллегий, Биржи на Васильевском острове и Адмиралтейства. Мы не видим на них ни пустот, ни недостроенных домов, ни каких-то еще неказистостей. Дело в том, что у художника совершенно не было цели передать все в точности так, как было на самом деле. Он сознательно изображал некий идеальный Петербург — такой, каким он теоретически мог бы быть. Для того чтобы поместить на рисунок недостроенное здание, Махаев часто запрашивал его чертеж. Бывали и случаи, когда он возвращался к прошлому для того, чтобы сделать виды на Петербург более совершенными. Скажем, здание Кунсткамеры в 1747 году горело и Махаев воспроизводил его по более ранним гравюрам.
Образ Петербурга, созданный Михайло Махаевым, многим хорошо знаком. Для нас он служит довольно редкой возможностью представить себе, как город выглядел в середине XVIII века. Для современников, однако, эти гравюры были не столько фиксацией реального пейзажа, сколько грезой или, может быть, даже источником вдохновения.
В том, что столица на плане Трускотта-Махаева во многом додумана, можно видеть не только желание произвести впечатление и скрыть некоторые несимпатичные детали. Самое важное заключается в том, что Петербург того времени мыслился как город будущего. Все, кто был так или иначе причастен к его развитию, понимали: очень многое только предстоит сделать.
Петр III и квартал веротерпимости
О роли императора Петра III в становлении Петербурга особенно не говорят и не пишут. Он правил очень недолго, и его часто представляют странноватым дурачком, проходной комической фигурой, не оказавшей влияния на ход событий.
Он, с одной стороны, внучатый племянник шведского короля Карла XII, а с другой — внук Петра Великого, сын Анны Петровны и Карла Гольштейн-Готторпского. В тринадцать лет Петра привезли в Россию из города Киля, где он родился. У Елизаветы Петровны не было детей, и она относилась к племяннику родительски — обожала его. Учителем будущего Петра III стал академик Якоб Штелин, один из самых образованных людей при русском дворе.
Петр III — первый человек на русском престоле, свободно владевший немецким и французским. В качестве невесты для наследника была выписана из Германии София Августа Анхальт-Цербстская, будущая Екатерина II. Молодым были пожалованы дворцы Меншикова в Ораниенбауме.
Отношения между супругами с самого начала не сложились. Их единственный сын Павел был отнят императрицей Елизаветой Петровной, которая его и воспитывала. У Петра быстро появилась фаворитка — Елизавета Воронцова.
25 декабря 1761 года умерла Елизавета Петровна, и Петр III стал императором. Отношение к его царствованию во многом сложилось благодаря двум людям, которые его свергли с престола и в конечном счете убили. Екатерина II и Екатерина Дашкова оставили воспоминания о Петре Федоровиче как о сумасшедшем, вечно пьяном, чуть не слабоумном, ненавидящем Россию человеке. Между тем Петр III за свое короткое правление совершил едва не больше важных реформ, чем Екатерина в последующие 34 года.
За время 186-дневного царствования Петра III приняли 192 документа. При нем была упразднена Тайная канцелярия (политическая полиция), создан Государственный банк, начался выпуск бумажных денег. Был издан важнейший документ — «Манифест о вольности дворянства», который позволял дворянам вовсе не служить и свободно выезжать из страны. Убийство крестьян помещиками стало наказываться пожизненной ссылкой. Прекратилось преследование старообрядцев.
Для Петербурга самым важным из решений Петра III явилось разрешение свободно исповедовать свою веру лютеранам и католикам, благодаря чему европейцы стали охотнее селиться в столице В перспективе это значительно изменило его ландшафт.
Еще при Петре I, когда центр города планировали строить на Петроградской стороне, иностранцы обживались на левом берегу, между Невой и Мойкой. Эта часть города и сейчас известна тем, что в ней находятся консульства сразу нескольких государств.
Постепенно европейская колония стала сдвигаться ближе к Невскому проспекту. За Императорскими конюшнями и Конюшенным двором благодаря выходцам из разных стран стал складываться один из самых модных столичных кварталов. Его иногда называют «кварталом веротерпимости» за присутствие в нем нескольких иноверческих церквей. В 1768 году достроили каменную Катариненкирхе (сейчас — Петрикирхе) на Невском проспекте рядом с Большой Конюшенной. В 1769 году — Шведскую церковь Святой Екатерины на Малой Конюшенной улице. Однако одним из самых престижных в столице околоток между Мойкой, Невским и двумя Конюшенными улицами сделали не церкви сами по себе, а роскошные гостиницы, лучшие ателье и модные заведения, которые открывали их прихожане. Неслучайно всегда следивший за состоянием своего социального капитала Александр Сергеевич Пушкин снял свою последнюю квартиру на Мойке, 12. Его, вероятно, привлекало присутствие постоянно мелькающих продавцов шоколада и мебели красного дерева из Голландии и ее консула Луи Геккерена, опрятных немецких ремесленников и врачей, французских преподавателей гимназий и держателей ресторанов, шведских ювелиров и портных.
Иностранцы открывали в Петербурге школы, куда охотно отправляли своих детей местные коммерсанты и представители интеллигенции. Эти заведения давали прекрасное образование и не были полностью подчинены государству. Русский художник и писатель Александр Бенуа, например, учился в немецкой гимназии Карла Мая.
Многие из лучших архитекторов Петербурга — иммигранты или дети иммигрантов: Доменико Трезини, Франческо Бартоломео Растрелли, Джакомо Кваренги, Антонио Ринальди, Жан-Батист Валлен-Деламот, Карл Росси, Павел Сюзор, Федор Лидваль.
Когда в XIX веке случился промышленный бум, международные связи играли в нем огромное значение. Деньги часто инвестировались из-за рубежа, открывались множественные совместные предприятия, европейские фабриканты создавали в Санкт-Петербурге заводы, которые становились лучшими в своих отраслях.
Многонациональность стала признаком космополитизма и открытости Петербурга, доказательством важного положения в мире.
Даже такая, казалось бы, мелочь, как финские деревни по окраинам, жители которых снабжали столицу молочной продукцией, питала имперские амбиции.
Протестантизм сыграл незаметную, но очень весомую роль в формировании городской идентичности. Хотя архитектурные ансамбли вдоль Невы и поражают размахом, скромность среди петербуржцев до сих пор считается столь же важным достоинством, как хорошее образование или тонкий вкус.
Есть такие политические деятели, которым дан малый срок, но они определяют тренд. Екатерина II сместила мужа с престола, но фактически пошла по уже намеченному им фарватеру. Годы ее царствования были по большому счету посвящены тому, чтобы как можно более полно интегрировать Петербург в европейский культурный ландшафт.
Петр I глазами Екатерины II
София Августа Анхальт-Цербстская по происхождению не имела решительно никаких прав на российский престол. Она заняла его благодаря выдержке, смелости, хитрости, амбициозности и беспринципности, пусть и прикрытой самыми благими побуждениями. Для того чтобы получить власть, Екатерине II пришлось избавиться от мужа. Самым главным мотивом всей проводимой ею внутренней политики стала необходимость оправдать свое положение на троне: почему не особенно родовитая немецкая принцесса стала русской императрицей?
Этот вопрос имел большое практическое значение. На протяжении всего царствования Екатерины разные люди совершали попытки воспользоваться незаконностью ее положения. В 1764 году потомок обедневших украинских дворян Василий Мирович попытался устроить заговор с целью возвести на престол легитимного наследника, предполагаемого императора Ивана VI. В 1774 году авантюристка, некая княжна Тараканова, выдавала себя за дочь Елизаветы Петровны и Алексея Разумовского. Множество людей представлялись чудом выжившим царем Петром III. Самый известный из них — бунтарь Емельян Пугачев.
Екатерина II обосновывала свою легитимность не генеалогически, а идеологически. Ее манифестом стал монумент, воздвигнутый на берегу Невы и с легкой руки Пушкина получивший потом прозвище «Медный всадник». На Гром-камне, ставшем его пьедесталом, сделана лаконичная латинская надпись: «Петру Первому — Екатерина Вторая». Неслучайная арифметическая прогрессия. Позже Павел I заказал новый постамент для старого конного памятника Петру I работы Карло Бартоломео Растрелли и написал на нем: «Прадеду — правнук». Это был ответ матери. (Илл. 10)