В определенный момент это оказалось причиной социальных проблем: неравенство стало слишком сильно бросаться в глаза и вызывать острое недовольство.
Вместе с тем демократичность, доступность для представителей разных социальных страт — качество, которое Петербург сохранил до сих пор и которое стоит считать одним из его огромных достоинств.
Романтический Петербург Павла I
Жизнь Павла I была полна трагизма и резких драматических изменений. Счастливое детство с двоюродной бабушкой императрицей Елизаветой прервалось, когда ему исполнилось восемь лет. Тогда его отец Петр III был, судя по всему, убит, а мать, замешанная в преступлении, стала править Россией. Первая жена Павла умерла при родах. Вторая — София Вюртембергская, получившая православное имя Мария Федоровна, — родила Павлу десять детей, участвовала в создании его резиденций и стала первой супругой русского монарха, коронованной вместе с ним.
Отношения Павла с матерью всегда были формальными и неприязненными. Он не без основания считал, что ему грозит смертельная опасность, так как само его существование напоминало Екатерине II о незаконности ее положения на престоле. Она отняла у Павла двоих старших сыновей, Александра и Константина, поселила при себе и занялась их воспитанием.
Стало очевидно, что рассчитывать на царствование Павлу не стоило. После 1783 года он фактически оказался в ссылке: жил в Гатчине и Павловске. Приезжая в Петербург, останавливался не в Зимнем дворце, а в расположенном на отшибе Каменноостровском.
В Гатчине Павел много занимался военным делом, имел потешное Гатчинское войско, включавшее артиллерию, кавалерию и даже флот, но все это — в микроскопическом размере.
Уже в то время Павел Петрович обратил внимание на чрезмерную эксплуатацию крепостных, ввел для принадлежащих ему людей сравнительно легкую двухдневную барщину, открыл школы для крестьян.
Павел был человеком образованным и смелым, увлекался историей, ненавидел столь развитые в екатерининское время коррупцию, дворянское чванство и излишние вольности для аристократии. Он обладал вспыльчивым характером, становился страшен в гневе.
Накануне смерти Екатерины прошел слух, что Павел будет арестован и заточен в замке Лоде в далекой Эстляндии. Совершенно очевидно, что завещание Екатерины II, согласно которому по закону следовало передать престол, было составлено в пользу ее внука Александра Павловича. Однако, когда императрица неожиданно умерла, документ оказался в руках кабинет-секретаря Александра Безбородко. Павел, загоняя лошадей, отправился в Зимний дворец. Завещание, по-видимому, полетело в камин, Павел стал императором, Безбородко — канцлером.
Все, что Павел делал, начиная с первых дней, было продиктовано чувством противоречия по отношению к матери. Он отпустил на свободу Александра Радищева и Николая Новикова. Переместил из Александро-Невской лавры в Петропавловский собор прах своего отца Петра III и на плите в изголовье поставил новую дату погребения — 1796 год — так, словно Екатерина II прожила всю жизнь с мужем и умерла одновременно с ним. Гроб с телом Павел заставил нести Григория Орлова, человека, которого он считал непосредственным убийцей отца.
Помня о своем бедственном положении до восшествия на престол, Павел отменил петровскую систему престолонаследия по завещанию: корона снова стала переходить только по мужской линии от отца к сыну или брату.
Новый император лишил дворян многих привилегий: разрешил пороть их за ряд преступлений; запретил подавать коллективные жалобы, переходить с военной службы на гражданскую, увольняться, не прослужив хотя бы год; отменил губернские дворянские собрания.
Положение крестьян, напротив, улучшилось. Их больше нельзя было продавать без земли. Тремя днями в неделю ограничилось время работы на помещика. Казенным крестьянам разрешили записываться в купечество и мещанство.
Павел терпимо относился к старообрядцам, разрешил в России действовать иезуитам.
И все же в среднем свобод стало меньше. Цензура ужесточилась. Важнейшей стороной деятельности императора стала борьба с вольномыслием в гвардии: солдатам разрешили жаловаться на преступления командиров.
Наряду с уже перечисленным, дворянство раздражала внешняя политика Павла I — попытка помириться с Наполеоном и воевать с Англией. После того как французы заняли Мальту, Павел стал великим магистром Мальтийского католического ордена. На российском гербе появилось изображение мальтийского креста. Аристократы видели в этом предательство национальных интересов.
Заговоры против Павла затевались с самого начала его царствования. Во главе последнего стояли петербургский генерал-губернатор Петр Пален и старший брат фаворита Екатерины II Платона Зубова Николай.
Заговорщики двумя колоннами вошли в Михайловский замок. Разводные мосты над рвом вокруг резиденции императора были опущены офицерами лейб-гвардии Семеновского полка, шефом которого состоял будущий император Александр I. Император прятался от убийц за каминным экраном. Неизвестно, хотели ли заговорщики убить монарха или заставить его отречься от престола. Однако Павел быстро оправился от испуга и начал орать на заговорщиков и наступать на них. Будущие убийцы оторопели и начали пятиться из спальни. Между тем генерал Бенигсон по прозвищу Черепаха не зашел в спальню, а поднял канделябр и стал разглядывать портреты, висевшие в приемной. Когда он почувствовал, что заговор вот-вот сорвется, Бенигсон вошел в спальню и ударил императора подсвечником по голове. Началась безобразная свалка, в которой Павла, по существу, забили до смерти.
Для русской знати смерть Павла стала торжеством. Она позволила ей вернуться к тому образу жизни, который они вели при Екатерине: кутежи, дуэли, вольные разговоры. Общее настроение от перехода престола к Александру I выразил Гавриил Державин: «Умолк рев Норда сиповатый, // Закрылся грозный, страшный взгляд».
Архитектурные вкусы Павла I иногда высмеивают и считают отражением его своеобразного характера. Строительство Михайловского замка, стилизованного под средневековые сооружения, видится иногда капризом боящегося за свою жизнь тирана. Справедливости ради надо сказать, что, какова бы ни была мотивация императора, он прекрасно поспевал за европейской модой. (Илл. 16)
В конце XVIII века в искусстве проявилось течение, которое называется романтизмом. Художники и архитекторы обратились не к рациональной стороне человеческой натуры, а к мечтательной и чувственной. Творец теперь воспринимался не как полезный член общества, а как никем не понятый одиночка, часто — путешественник или несчастный влюбленный. В качестве альтернативы подражанию классическим постройкам возник интерес ко всему необычному, в первую очередь — средневековому. Идеал романтика — не в правильных формах, а в таинственном образе, например, одиноко стоящей зловещей крепости. Древность стала цениться не за мудрость вековых традиций, а за непознанность. В таком увлечении, несомненно, слышится что-то детское, даже наивное, но русский император Павел I совершенно не был здесь белой вороной. Еще при Екатерине II архитектор Юрий Фельтен построил Чесменский путевой дворец и Чесменскую церковь, подражая европейским готическим памятникам.
Павел, гроссмейстер Мальтийского ордена, обожал имитации рыцарских замков. Именно так выглядят сравнительно небольшие Приоратский дворец в Гатчине и Мариенталь (он же Бип) в Павловске. Первый построен по проекту Николая Львова в 1797–1799 годах. Проект Мариенталя еще до смерти Екатерины делал Винченцо Бренна, ставший любимым архитектором Павла. Он же чуть позже взялся за самое известное из затеянных императором начинаний — Михайловский замок напротив Летнего сада.
Это здание не похоже ни на одно другое в центре столицы, и дело тут даже не в особенностях стиля, а в типологии. Просторное сооружение с башнями, окруженное рвом, — нечто среднее между дворцом и крепостью. Смысл последнего заключался в обеспечении безопасности, первых — в показной роскоши. То и другое важно не только с точки зрения непосредственных функций, но и внешнего вида, в одном случае угрожающего, в другом — величественно-праздничного. Винченцо Бренна попробовал это совместить. В результате получилась не до конца убедительная имитация замка. Башни и ров посреди светской столицы выглядят скорее как сказочный элемент, чем как настоящая защита от врага.
Архитектура времен Павла I, несмотря на предполагавшуюся романтическую брутальность, привлекает тем, что как будто переносит внутрь мультфильма о рыцарях и прекрасных дамах.
Впрочем, повторимся: в желании Павла создавать ни на что не похожие пейзажи личной прихоти было не больше, чем следования трендам того времени. Их он, судя по всему, прекрасно понимал.
Незадолго до смерти Павел успел заказать Андрею Воронихину проект Казанского собора. Император просил взять за образец знаменитый собор Святого Петра в Риме с колоннадой перед ним. Таким образом, именно Павел положил начало строительству в Петербурге грандиозных архитектурных ансамблей, которые стали, в конце концов, визитной карточкой времен правления его сына Александра I. (Илл. 17)
Александр I — «глава царей» и неудавшийся реформатор
Александр I — сын европейского, прежде всего французского, Просвещения. Его воспитателями были книги лучших умов античности и современности: Плутарха, Тацита, Вольтера, Монтескье. Философы XVIII века — сегодня мы скорее назвали бы их политологами — разработали те конституционные принципы, которые постепенно стали основополагающими для европейской и североамериканской цивилизации: разделение властей, равенство людей перед законом, неприкосновенность частной собственности, отделение государства от церкви, уважение к базовым правам человека, гуманность судебной системы. Мыслители той эпохи, может быть, наивно предполагали, что принятие «правильных» законов само по себе приведет человечество к равенству, свободе и, следовательно, братству.