Вся история Петербурга. От потопа и варягов до Лахта-центра и гастробаров — страница 17 из 84

В том, что касается идеалов, видения верного пути развития для России, Александр I был единодушен с самыми образованными своими современниками. В молодости император думал так же, как позже, скажем, Александр Пушкин или зачинщики восстания декабристов. Он понимал: в том, что касается общественного и политического уклада, страна отстает от своих западных соседей по меньшей мере на век и нуждается в переменах. Принятие западного юридического опыта никак не противоречило идее державности, скорее наоборот. Так как Россия уступала технологически своим возможным европейским противникам, необходимо было создать условия для роста экономики и развития индустрий, которые могли происходить только в более благоприятных правовых условиях.

В отличие от свободно размышляющих аристократов Александр I был вынужден оглядываться на практические стороны руководства государством. Ему приходилось иметь дело совершенно с другими реалиями, чем президенту Соединенных Штатов Америки или партии тори в Великобритании. Собственно, положение вещей мало изменилось за время царствования бабки императора: огромная, плохо управляемая страна, узкая прослойка «среднего класса», почти поголовно неграмотное сельское население, необходимость охранять протяженную государственную границу, коррумпированное чиновничество. Разбалованное дворянство в большинстве своем не готово было мириться с какими бы то ни было ограничениями, а между тем именно оно привело Александра к власти. Павел I вызвал ненависть аристократов, когда попытался меньше считаться с ними, и был убит. Словом, Александру попросту не хватало поддержки для проведения реформ, а без нее любые резкие перемены могли обернуться для него личной катастрофой.

В результате Александр прошел путь от воодушевленного преобразователя до в общем-то глубокого реакционера «со странностями». Его царствование делится на несколько периодов, разделенных между собой войнами с наполеоновской Францией.

Едва заняв престол в 1801 году, Александр приблизил к себе по-европейски образованных сверстников. Кружок молодых людей, сформировавшийся еще до воцарения Александра, назывался «Молодые друзья». В него входили Павел Строганов, Виктор Кочубей, Николай Новосильцев и Адам Чарторыйский. Они стремились вовлечь в решение государственных вопросов наиболее разумную и образованную часть дворянства. Речь шла прежде всего об увеличении роли Сената в управлении империей. Обсуждались и варианты отмены или серьезного смягчения крепостного права. В 1803 году вышел «Указ о вольных хлебопашцах». Он разрешил помещикам освобождать крестьян по одному или целыми селениями вместе с землей за выкуп, который бы выплачивался постепенно.

Начинания оказались прерваны извне. В 1804 году французские власти провели «спецоперацию» против одного из Бурбонов, герцога Энгиенского. Герцог, вообще говоря, вел веселую жизнь и не думал ни о каком противодействии бонапартизму. Его заманили из Бадена, где он предавался лирическому и интеллектуальному досугу, во Францию, судили по надуманному обвинению и расстреляли. Это послужило casus belli — поводом для того, чтобы Австрия и Россия присоединились к Великобритании в борьбе с Наполеоном. Война всегда ставит реформаторскую деятельность на паузу, и этот раз не оказался исключением: вступление России в войну в 1805 году, хорошо известное по первому тому романа Льва Толстого «Война и мир», переключило повестку.

Надо сказать, что на тот момент Наполеон не имел последовательных сторонников в России. Российский правящий класс относился к нему примерно так, как позже европейцы — к революционеру Владимиру Ленину. Его считали ниспровергателем основ, бунтарем, способным переменить общественный строй и уничтожить все, что свято. К тому же экономические связи с главным соперником Наполеона — Англией — были куда более серьезными и важными для русского дворянства, чем связи с Францией.

С 1711 года русская армия не знала ни одного по-настоящему чувствительного проигрыша. В компании 1805 года она впервые за долгое время потерпела поражение в знаменитой битве под Аустерлицем. В отличие от Австрии Россия не вышла после этого из войны. К борьбе с французами в 1806 году присоединилась Пруссия. Однако Западная Пруссия и Берлин оказались оккупированы в течение нескольких недель.

В начале 1807 года война переместилась на территорию Восточной Пруссии (ныне — Калининградская область). Русские оказывали достойное сопротивление, но в решающей битве при Фридланде (2 июня) победили французы.

Результатом стал Тильзитский мирный договор 1807 года. Его заключение было обставлено невероятно эффектно. Русские и французские войска стояли по обе стороны Немана, посередине реки — плот. На нем Александр I и Наполеон обнялись, назвали друг друга братьями. Итоги договора заключались в том, что Россия и Франция взяли на себя обязательства по взаимному ненападению. Россия ничего не теряла территориально, не выплачивала французам никакой контрибуции.

Правда, Россия присоединялась к континентальной блокаде, то есть обязалась не торговать с Англией. Так как почти вся русская торговля шла по морю, а Великобритания уже не одно столетие удерживала статус владычицы морей, это фактически означало закрытие Балтийского моря для импорта и экспорта.

Одновременно Наполеон и Александр I договорились о том, что французы получают свободу рук в Западной Европе и образуют из тех польских территорий, на которых находится Варшава и которые после раздела Речи Посполитой в 1793–1794 гг. принадлежали Пруссии, свой протекторат под названием Великое герцогство Варшавское. Россия взамен могла позволить себе делать что угодно на севере против Швеции и на юге против Турции. Для России это представляло хотя и косвенную, но все же реальную опасность. Было понятно, что поляки, восстановив пусть и неполную независимость на части своих территорий, постараются вернуть и другие земли — те, что входили в состав Российской империи. Есть легенда, что то ли сам Наполеон, то ли кто-то из современников назвал Польшу «заряженным пистолетом, что приставлен к груди России».

Дворянство восприняло Тильзитский мир как плевок в лицо. С одной стороны — внешнеполитический афронт, с другой — огромные убытки. Везти в Европу по грунтовым дорогам пушнину, парусину, воск и другие экспортные товары было катастрофически невыгодно. Взлетели цены на текстиль, орудия для земледелия, собак, ружья и вообще на все, что нужно в хозяйстве. Вокруг стрелки Васильевского острова больше не стояли сотни торговых судов.

Александр терял популярность — и в том числе, что казалось наиболее опасным, в среде гвардейских офицеров. Какое отношение русского общества встретила дружба императора с Наполеоном, хорошо видно, например, по воспоминаниям Сергея Волконского, будущего генерал-майора и декабриста, а в те времена — блестящего столичного кавалергарда. В них приведен пример офицерской лихости тех лет: подъехать ночью в санях к резиденции Армана де Коленкура, посла Наполеона в России, и выбить оконные стекла булыжником. Так начался второй период царствования Александра I, который продлился с 1807 по 1811 год.

Александр I решил найти опору вне гвардейской верхушки. Еще до войны 1805–1807 годов он обратил внимание на то, что служебные записки одного из «молодых друзей», Виктора Кочубея, совершенно блистательны и по форме, и по содержанию. Он догадался, что большая роль в их составлении принадлежит секретарю Кочубея, сыну священника и выпускнику семинарии, Михаилу Сперанскому.

Александр приблизил к себе Сперанского, и тот разработал план реформ, который в общих чертах сводился к трем пунктам: повышению квалификации чиновников; созданию выборного законосовещательного органа — Государственного совета, который рассматривал бы все законы перед подписанием их монархом; постепенной отмене крепостного права путем выкупа крестьян государством.

Кое-что из задуманного Сперанским реализовалось. Государственный совет действительно учредили, хотя и не выборный, как планировалось, а назначаемый. Ввели экзамен для тех, кто хотел занимать государственные должности. Михаил Сперанский оказался невероятно способным человеком и своей министерской реформой действительно сумел, насколько возможно, расчистить хаос, который царил в системе государственных учреждений.

Еще в 1807 году Александр во время переговоров с Наполеоном представил ему своего статс-секретаря. По словам очевидцев, способности Сперанского так поразили Бонапарта, что он будто бы выразил полушутливое желание получить его к себе на службу «в обмен на какое-нибудь европейское королевство».

Между тем обстановка в российском обществе оставалась неспокойной. Неожиданно, благодаря континентальной блокаде Англии, выросла роль купечества. Оно занялось тем, что сегодня называют импортозамещением: выпускали ситец, шили шляпки и платья. Купцы стали если не важной, то заметной социальной силой. Дворяне же оказались не у дел и ощутили угрозу своему положению. Разочарованные военной неудачей они не без оснований считали, что реформы, в том числе освобождение крестьян, могут лишить их огромного количества привилегий.

В аристократической среде нарастал антагонизм, чтобы не сказать ненависть, по отношению к Сперанскому и его реформам. Это чувство подпитывалось идеями мыслителя и будущего автора «Истории государства Российского» Николая Карамзина. Сторонник самодержавия, хотя и горячий противник деспотии, он считал, что России нужны не европейские реформы, а пятьдесят честных и работящих губернаторов.

Многообещающие планы преобразований Сперанского окончательно прервала внешнеполитическая ситуация. Наполеон, не сумевший преодолеть Ла-Манш и завоевать Англию, терпящий неудачу в Испании, понимал, что с востока над ним грозно нависает Россия. Она постоянно нарушала континентальную блокаду и не выглядела надежным союзником. Тут-то Михаилу Сперанскому и припомнили симпатии французского императора. Сложилась хорошо понятная с точки зрения человеческой психологии ситуация: эпизод четырехлетней давности — то ли выдуманный, то ли реальный — представлялся доказательством того, что Сперанский якобы был сторонником Бонапарта и даже французским шпионом.