звил еще одно умение, которое сделало его через некоторое время главной архитектурной звездой столицы. Он в течение нескольких лет занимался планированием города: главных зданий, площадей, улиц, бульваров. Он научился быть настоящим режиссером: не просто создавать потрясающие виды, но продумывать, как они будут раскрываться и меняться в движении.
С того момента, как Росси мечтал о невероятном сооружении напротив Адмиралтейства, до его становления фактически главным петербургским архитектором прошло чуть больше десяти лет. В 1814 году он вернулся из Твери в Санкт-Петербург, сначала снова попал на фарфоровый завод, а потом занялся работами в Павловске. В 1816 году был организован Комитет строений и гидравлических работ, который возглавил Августин Бетанкур. Именно он, судя по всему, хлопотал о том, чтобы Карла Росси сделали одним из архитекторов в новом учреждении. Для начала Росси занялся перестройкой Аничкова дворца и сооружением павильона рядом с ним. Следующим значительным проектом стал Елагин дворец, построенный для вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Выходящий к реке фасад с полуротондой стал одним из канонических петербургских видов, образцом того, как здание может одновременно и вписываться в ландшафт, и формировать его. Росси вскоре стал отвечать за все большие центральные стройки в столице.
Настоящую славу ему принесли четыре крупных проекта: Михайловский дворец и площадь Искусств; Главный штаб на Дворцовой площади; площади, носящие сегодня имена Островского и Ломоносова, соединенные улицей Зодчего Росси; здание Сената и Синода на Сенатской. Собственно, практически все знаменитые парадные площади Петербурга — хотя бы отчасти его рук дело. (Илл. 22–25)
В Санкт-Петербурге с самого начала были не вполне обычные представления о том, что такое площадь. Для европейского города, ведущего свою историю от Средних веков, площадь — это прежде всего рынок или другое людное место, которое собирает горожан ради обмена товарами, новостями, знаниями или чем-то еще. Традиционная площадь всегда полна народу. Только в эпоху Возрождения в Италии появилась идея, что городское пространство могло бы быть просто пустым. Дело в том, что с открытием математических законов линейной перспективы стали цениться определенные виды и ракурсы зданий, а значит, и ничем не заполненные расстояния между объектами. Апофеозом идеи площади как визуального впечатления в XVII веке стала колоннада перед собором Святого Петра. Она сформировала пространство, заведомо не предназначенное для повседневной жизни. Оно либо пустовало, либо — довольно редко — собирало толпы, внимающие Папе Римскому.
Именно таким виделся идеал площади в Петербурге, изначально воспринимавшемся не как сообщество свободных горожан, а как имперская столица. Конечно, рынки все равно были нужны, но их почти с самого начала пытались убрать подальше от монаршей резиденции, административных зданий и парадных улиц. Первый рынок на левом берегу Невы находился на Исаакиевской площади. В том или ином виде он просуществовал довольно долго, вплоть до второй половины XIX века, однако это происходило вопреки постоянному противодействию властей. Уже в 1730-е годы Петр Еропкин проектировал Сенную площадь в основном ради того, чтобы перенести непрезентабельно выглядящую уличную торговлю подальше от центра, поближе к тогдашнему въезду в Петербург. Надо сказать, что и Сенная до сих пор вызывает, по крайней мере у городской администрации, отторжение, царящий на ней торговый хаос то и дело пытаются ликвидировать. Впрочем, городские традиции оказываются сильнее властного ханжества, и, несмотря на многочисленные перестройки, Сенная, слава богу, по-прежнему остается одним из главных мест скопления всех сортов торговых лавок в центре города.
Первой о том, что Петербургу нужны площади, по-настоящему задумалась Екатерина II. Ей они казались важным атрибутом цивилизации. Примером для нее служили, конечно, аккуратно обустроенные современные ей площади, а не грязные средневековые рыночные. Она начала с самого очевидного, решив часть Адмиралтейского луга, расположенную напротив Зимнего дворца, превратить в респектабельную Дворцовую площадь. Напротив роскошного здания Растрелли архитектор Юрий Фельтен спроектировал несколько довольно скромно выглядящих зданий. По воспоминаниям современников, Дворцовая могла находиться только в одном из трех состояний: она либо пустовала, либо на ней происходили народные гуляния, либо в центре площади у костра зимой грелись кучера, ожидавшие хозяев — посетителей дворца. У Дворцовой площади екатерининских времен при этом не было настоящего ощущения грандиозности — скорее она могла бы похвалиться аккуратностью.
Карл Росси довел имперскую идею площади до ее крайнего выражения: архитектура велика, а человек на ее фоне — мал. Все его ансамбли структурно совершенно различны, но везде главное — визуальные образы. Расхожий стереотип сводится к тому, что Росси происходил из театральной семьи, и его ансамбли подобны сценическим декорациям. В действительности он скорее поменял актеров и декорации местами. Представление разыгрывают здания по мере того, как вы приближаетесь к ним и проходите мимо, попадая из одного пространства в другое. Люди же здесь играют роль обстановки, атрибута, который присутствует на сцене, но не влияет непосредственно на события.
Площадь Искусств — первый из больших ансамблей Росси — довольно консервативен, построен по классическому принципу. Одно из зданий, Михайловский дворец, создает главное впечатление, остальные выглядят куда более скромными и вторят ему. Другой фасад дворца выходит в Михайловский сад и создает совершенно другое настроение, скорее лирическое. Как и в случае со многими другими постройками того времени, обе стороны здания — главные.
Самое знаменитое решение Росси — Главный штаб и Министерства иностранных дел и финансов на Дворцовой площади, соединенные аркой. Вместе они составляли самый длинный фасад в Европе того времени — 580 метров. Начав с довольно наивных эскизов, Росси к зрелости стал великолепным стилизатором, который точно знал, какое впечатление он собирается произвести и каким образом. В Главном штабе не так много декоративных деталей, и те, что есть, только расставляют акценты, притягивают внимание, но не отличаются особенной утонченностью. Такая лаконичность и порождает ощущение имперской мощи.
Очевидно, что архитектор хотел создать внушительный вид Дворцовой площади и все устройство здания, не задумываясь, подчинял только этой задаче. Для того чтобы в его замысел не вкрадывались досадные отвлекающие мелочи, Росси приходилось быть довольно изобретательным. Скажем, чтобы овал площади незаметно переходил в набережную Мойки, угол Главного штаба он сделал острым. Такое решение выглядит максимально непрактичным с точки зрения расположения помещений внутри, зато снаружи резкий угол сам по себе стал достопримечательностью. Танцовщик Михаил Барышников накануне отъезда из СССР в 1970-е годы предпочел последний раз сфотографироваться в Ленинграде именно напротив него.
Самым известным решением в здании Главного штаба оказалась арка. Росси задумал сделать ее двойной с непараллельными друг другу частями, чтобы скрыть, что Большая Морская улица примыкает к Дворцовой площади не под прямым углом. На деле это не вполне удалось, но получилось что-то еще более замечательное. Переход через арку на площадь или обратно на улицу стал своего рода театральным действом: вас как будто бы выбрасывает из одного пространства в совершенно другое. С рядовой городской улицы с ее людьми, движением и суетой — на широкий простор. Недаром кадры из фильма Сергея Эйзенштейна «Октябрь», где большевики штурмуют Зимний дворец, пробегая через арку Главного штаба, вошли в классику мирового кинематографа.
Росси повторил такой прием по крайней мере еще дважды. За аркой, соединяющей здания Сената и Синода, скрывается Галерная улица. За аркой на площади Ломоносова — улица Ломоносова, ведущая в сторону Гостиного двора.
Практически одновременно с Главным штабом Карл Росси занялся разработкой проекта здания Александринского театра и площади вокруг него. Здесь мы имеем дело с третьим типом композиции: роскошная постройка в форме античного храма стоит в центре лицом к главному городскому проспекту, а остальные здания обрамляют ее буквой «П». Последняя часть замысла осталась нереализованной до конца. Театр окружают сооружения самого разного вида, включая дом Басина 1870-х годов в неорусском стиле и даже современная пародия на флорентинские палаццо.
Самого интересного однако, со стороны Невского проспекта не увидишь. За театром начинается совершенно особенная улица: дома на ней практически идентичные с двух сторон, их высота равна ширине самой улицы, вдоль первых этажей протянулись аркады. Улица соединяет площадь Островского с другой, круглой и более камерной — выходящей к Фонтанке площадью Ломоносова. Здесь Росси, наверное, ближе всего подошел к ампирной идее подчинения города системе идеального порядка. Довольно сложная конфигурация пространств почти полностью срежиссирована архитектором.
Здание Сената и Синода — самый поздний и самый простой из петербургских замыслов Росси. Постройка протянулась вдоль Сенатской площади, но даже не заняла на ней полностью доминирующего положения. Больше всего гений архитектора проявился в том, как он спроектировал закругленный угол здания: он бросается в глаза и запоминается, даже если вы довольно быстро проезжаете мимо него по набережной или смотрите на него с другой стороны реки.
Любовь к имперскому не делала Росси иррациональным. Везде, где мог, он показал себя разумным градостроителем. Вдоль площади Искусств он предложил проложить дополнительную улицу, Инженерную, чтобы площадь стала более доступной и удобной. Улица Зодчего Росси за Александринским театром оказалась важнейшим городским капилляром, очень кстати соединяющим по диагонали разные части Петербурга.
Тем не менее особенность ансамблей Росси — как, впрочем, и почти любых в русской столице того времени — в их вызывающей непрактичности. Они взаимодействовали с городом эстетически, а содержательно оказывались недостаточно функциональны. Арки вдоль улицы Риволи в Париже скрывали за собой, как мы помним, лавки. Арки на улице Зодчего Росси были арками для красоты. Возникла было мысль сделать магазинчики и кафе в зданиях по периметру площади Искусств, однако идея людной торговли прямо напротив великокняжеского дворца показалась заказчикам оскорбительной.