Жизнь города довольно быстро восстановилась. Его население составляло несколько тысяч человек: шведов, немцев, русских и финнов. Ратуша, две кирхи, школа, порт, торговая площадь, госпиталь, кирпичные заводы. Современники отмечали, что город хоть и невелик, но зажиточен. Вероятно, он чем-то напоминал средневековый Таллин или Ригу. Многие шведские дворяне имели пригородные усадьбы на территории нынешнего Петербурга, на островах и по берегам рек. Нынешняя Петроградская сторона принадлежала шведскому губернатору этого края, на месте Летнего сада находилась немецкая усадьба с парком. (Илл. 1)
В октябре 1702 года, на второй год Северной войны, шведы эвакуировали население Ниеншанца, а сам город сожгли. Это был разумный поступок: на следующий год армия Петра I захватила и подорвала Ниеншанц. Постепенно крепость разобрали на стройматериалы для домов, строящихся в Петербурге. На Охтинском мысу с тех пор находились верфь, питомник для растений и вплоть до совсем недавнего времени — судостроительный завод. Сейчас это место снова оказалось свободно, а его дальнейшая судьба в последние годы стала предметом горячих дискуссий. В то время, как большая коммерческая корпорация хочет построить на Охтинском мысе свой офис, многие общественные деятели говорят о том, что следует превратить историческое место в археологический парк. Остатки допетровской цивилизации, в том числе из-за долгого намеренно пренебрежительного отношения, сохранились недостаточно хорошо, чтобы быть привлекательными в качестве только археологического памятника. Однако и банальное офисное здание видеть на знаковом месте было бы обидно — оно заслуживает выдающейся архитектуры.
Большинство городов — так уж повелось — стремятся как только можно увеличить свой возраст, в том числе и чтобы выглядеть более надежно и солидно. Почему же тогда Санкт-Петербург, наоборот, отказался от значительной части своей возможной истории? Дело, вероятно, в том, что Петру I была крайне важна идея прорыва, резкого изменения обстоятельств благодаря огромным усилиям. Для этого он и придумал легенду о строительстве столицы посреди чащи — чтобы все его соратники и последователи могли чувствовать свою принадлежность не просто к важному делу, а прямо-таки к настоящему чуду.
Впрочем, нам стоит помнить, что у Санкт-Петербурга есть довольно долгая предыстория. Она дает ответы на многие вопросы, которые без нее кажутся неразрешимыми. Например, почему замысел Петра оказался так невероятно успешен, ведь города, задуманные умозрительно, редко превращаются в грандиозные мегаполисы. Или отчего современные петербуржцы чувствуют себя немного скандинавами.
Кроме того, наличие длительного допетровского периода в истории невских земель развенчивает некоторые нелестные представления о Петербурге. Существует, например, мнение, будто город построен в непригодном для жизни месте, где люди ни за что не захотели бы находиться по доброй воле. На это можно более или менее уверенно сказать, что устье Невы притягивало людей довольно давно и настолько сильно, что государства веками конкурировали за владение им.
Начав строить столицу как будто с чистого листа, Петр в первую очередь подчеркнул роль своего выигрыша, придал ему какую-то невероятную весомость. Даже если город здесь и существовал, ничего подобного Санкт-Петербургу точно не было.
Часть 1Императорский Петербург1703–1825
Петр I — великий ПТУшник
Человека определяет детство. Для того чтобы объяснить, как сформировался жестокий характер Петра I, не нужен глубокий психоанализ.
Будущий основатель Санкт-Петербурга был сыном царя Алексея Михайловича от его второй жены Натальи Нарышкиной. В десятилетнем возрасте Петра провозгласили царем, а его мать и ее родственники фактически получили контроль над государством. Однако длилось такое положение вещей всего несколько недель. Представители семьи первой жены Алексея Михайловича, Милославские, подняли бунт стрелецкого войска, который вылился в трехдневную резню. Зверски убили двух братьев царицы Натальи Кирилловны и главного друга и соратника семьи Нарышкиных — «великого опекуна» Артамона Матвеева. Расправы происходили прямо на глазах у мальчика.
Политическим результатом стрелецкого бунта стало двоецарствие: престол вместе с Петром номинально занял его четырнадцатилетний, по некоторым версиям, слабоумный брат Иван. Фактически же власть перешла в руки его талантливой и властной старшей сестры, царевны Софьи. Петр вместе с матерью оказались в нелегком положении: их отправили в село Преображенское, по сути в принудительное заточение. Каждую минуту юный царь и его родные могли ожидать ссылки куда-нибудь на Урал и мучительной смерти.
У Натальи Кирилловны не было ни просвещенных советников, ни твердого характера, который позволил бы ей влиять на бойкого сына. Мальчик рос, как сейчас бы сказали, неблагополучным подростком.
Грамоте юного царя обучал дьяк Никита Зотов, но он пошел по пути наименьшего сопротивления. С тех пор как Петру исполнилось 14 лет, вместо занятий письмом и чтения книг наставник и подопечный вместе выпивали.
Петр I, вероятно, самый необразованный из людей, когда-либо занимавших российский престол. Только посмотрите на его почерк: каждая написанная фраза занимает полстраницы. Письменная речь едва отличается от разговорной.
Зато, в том числе и благодаря слабоволию матери, Петр пользовался неслыханной для наследника престола свободой. Он мог бывать там, где вздумается, а программу своего обучения формировал, подобно ученикам современной школы Монтессори, самостоятельно — только из того, что ему нравится.
На практике обнаружилось, что у Петра всего два подлинных интереса: игра в войну и всевозможные технические устройства. Всем хорошо известны юношеские увлечения Петра — потешные полки и визиты в Немецкую слободу. Собственно, ничего удивительного тут нет — нормальный мальчишеский вкус.
Потешные войска Петр набирал отчасти из уличных беспородных мальчишек, отчасти из отпрысков аристократических семей. Все вместе они составляли Преображенский и Семеновский полки, которые поначалу казались детской имитацией, но в конце концов стали основой российской регулярной армии. Напрасно никто, включая старшую сестру Софью, не считал забаву юного царя чем-то стоящим особенного внимания. Когда в 1685 году по приказу Петра была сооружена потешная крепость Пресбург, юные семеновцы и преображенцы атаковали ее с помощью настоящих пушек. Никакой жалости, никакого притворства. Все всерьез: выстрелы, лужи крови, убитые, раненые.
Знаниями по военному делу с Петром охотно делились его друзья из других стран.
Когда Петру было около 14 лет, князь Яков Долгорукий подарил ему астролябию. Оказалось, что никто не представляет, как ею пользоваться. Загадку помог разрешить голландец Франц Тиммерман. С тех пор Петр и стал частым гостем в иностранном квартале Москвы.
В Немецкой слободе жили не вполне типичные европейцы. Тогдашняя Россия для Европы была чем-то вроде нынешнего Ирана или Саудовской Аравии. Здесь много платили, особенно тем, кто понимал в военном деле. Репутация на родине не имела никакого значения, брали всех, но риски были высоки: то ли вернешься из России, то ли сгинешь. В Москву приезжали в основном те, кто чем-то провинился у себя дома, — авантюристы, неудачники или даже просто преступники. В русской столице образовалась этакая пиратская вольница для западноевропейских аутсайдеров. Петр слушал их рассказы о чужой жизни, но главным образом его восхищали необычные приспособления и информация об их устройстве. Кроме того, здесь он учился читать карты, стрелять из пушки, разбираться в устройстве мушкета.
Бывают такие мальчики, которым все, что связано с ручным трудом, дается с легкостью. В этом смысле Петр был «великий ПТУшник» (так в советское время несколько пренебрежительно называли учащихся профессионально-технических училищ, которые не получали высшее образование, а приобретали рабочие специальности). Так вот Петр, далекий от академических знаний, освоил в конце концов не меньше пятнадцати ремесел: был он и плотником, и кузнецом, и оружейником, и боцманом, и поджигателем фейерверков.
Его самая загадочная и важная для нашего повествования мания, непонятно откуда взявшаяся у выросшего вдали от большой воды человека, — страсть к мореплаванию. Она началась с ботика, который Петр однажды обнаружил случайно в амбарах льняного двора в Измайлове, велел отремонтировать и использовал в своих первых опытах навигации. Море царь впервые увидел во время поездки в Архангельск — и сразу в него влюбился. Кажется, это был не столько стратегический интерес, сколько эстетическое благоговение.
В 1689 году Софья сообразила, что чудаковатый отрок, играющий в войну и интересующийся заморскими механизмами, превратился в жесткого юношу, не знающего укорота, но было уже поздно. Она попыталась было отправить войска расправиться с братом, но маскулинность и видимая безжалостность молодого царя нравилась дворянству больше, чем основанная при Софье Славяно-греко-латинская академия, да и вообще женское управление. В результате Петр получил всю полноту власти, Софья отправилась в заточение в Новодевичий монастырь, а брат Иван оставался царем еще семь лет до своей смерти, но лишь номинально.
Петр и в качестве правителя вел себя эксцентрично. В 1697 году он отправился в заграничную поездку, хорошо известную как Великое посольство. Сам по себе факт визита русского царя в Европу был чем-то неслыханным. Еще более удивительно, что путешествие гораздо больше напоминало «стажировку в мастерской», чем «паломничество в храм». В Нидерландах Петра привлекали не Эразм Роттердамский и не Спиноза, а возможность приобрести дополнительные навыки ручного труда.
Большую часть времени, проведенного в Нидерландах, Петр потратил на изучение корабельного дела. Он, якобы инкогнито, работал плотником на верфи.
Интерес Петра к Европе, несомненно, был в первую очередь интересом к ее научно-техническим достижениям. Ему нравился тамошний быт — менее формализованный и более уютный, чем тот, к которому он привык в Москве.