Когда Петр, ненавидящий старый, «византийский» уклад, грезил о сближении России с Европой, он вовсе не предполагал появление парламента, независимого суда и свободы собраний. Его привлекала исключительно материальная сторона дела. Он мечтал привнести в повседневную жизнь некоторые технические усовершенствования, но главное — получить выход к морю и обзавестись собственным флотом.
Самый успешный урбанист в истории
Петр планировал добиться того, чтобы у России появился выход к Азовскому морю. Заполучить его позволила бы война с Османской империей. Собственно, первоначальная дипломатическая цель Великого посольства состояла в том, чтобы найти для нее союзников. Сделать этого не удалось.
Зато получилось собрать коалицию, готовую ввязаться в войну со Швецией, к тому моменту полностью контролировавшей выходы к Балтике. В 1700 году против Швеции выступили Саксония, Датсконорвежское королевство и Россия.
Северная война началась для ее инициаторов неудачно. Дания почти сразу оказалась вынуждена заключить со шведами мир. Войска Петра I потерпели поражение под Нарвой. Но шведы завязли в Польше. Тогда русский царь решил зайти по-другому — получить для начала выход к Балтийскому морю со стороны Невы. Уже осенью 1702 года его войска захватили Нотебург, одну из двух шведских крепостей, стоявших на пути к Финскому заливу. Вторую, Ниеншанц, Петр успешно атаковал весной 1703 года. Путь к Балтике оказался открыт.
Двигаясь по Неве в сторону моря, Петр заприметил остров, который показался ему удачным, чтобы организовать оборону только что завоеванных земель. По-фински он назывался Янисаари, то есть Заячий остров. 27 мая 1703 года на нем была заложена безымянная деревянная крепость. Только спустя месяц с небольшим она получила название — Санкт Питер Бурх. Тогда никто еще не мог и представить, что вокруг нее может вырасти хотя бы маленький городок.
Впервые такая идея возникла, видимо, из довольно прагматичных соображений. Наличие города на берегах Невы упростило бы логистику войны. Первые два здания поставили на соседнем с крепостью острове — Березовом, нынешнем Петроградском. Для Петра I построили деревянный сруб на две комнаты, раскрашенный под кирпич. Хоромы ближайшего сподвижника царя, Александра Меншикова, были куда солиднее — двухэтажные.
В 1704 году на противоположном от крепости берегу Невы, чуть ниже по течению, царь распорядился устроить корабельные верфи — на том месте, где и сейчас стоит здание Адмиралтейства.
Поначалу в Санкт-Петербурге даже не мостили улиц: не было уверенности в том, что эти земли надолго останутся за Россией. К 1705 году за крепостью стояло всего около полутора десятков жилых домов, которые честнее было бы назвать хижинами.
Существуют предположения, что Петр на протяжении многих лет планировал перенос двора и администрации в новое место. Ни одного письменного свидетельства о подобных намерениях нет, однако в их пользу говорит скорость, с которой Санкт-Петербург превратился из более или менее случайного поселения в любимое и пестуемое детище царя.
Уже в 1706 году письма, написанные с берегов Невы, он подписывал «из парадиза». Очевидно, этот речевой оборот не отражал действительного положения вещей. Примерно в то же время адмирал Корнелиус Крюйс жаловался, что ему приходится спать под открытым небом, потому что для строительства зданий не хватает стройматериалов. Скорее всего, Петр стал представлять себе Петербург как идеальный город из своего воображения и первые годы сам занимался его планированием.
У него не было и не могло быть какой-то структурированной урбанистической идеи. Решения он принимал по наитию и как будто бы хаотично.
Есть мнение, что Петербург строился по образцу Амстердама. Нева должна была стать новой Шельдой, Финский залив — русским Северным морем.
Безо всяких сомнений, столица процветающих тогда Нидерландов во многих отношениях очень нравилась Петру. Однако его понимание устройства города было до известной степени поверхностным, можно сказать даже — простецким. Он запомнил стройные ряды фасадов вдоль каналов, сравнительно прямые улицы, передвигающиеся по воде лодки. Он не изучал особенностей структуры Амстердама, их связь с ландшафтом, экономическим укладом и привычками бюргеров. Скорее, он отмечал для себя наиболее яркие, выделяющиеся особенности европейских столиц и копировал их — так, как сам понимал. Из распоряжений, которые царь отдавал относительно строительства Петербурга в первые годы, складывается впечатление, что их автор пытается интуитивно воспроизвести некие обобщенные образы, увиденные где-то.
Легко предположить, что, когда Петр в самые первые годы после закладки Петропавловской крепости распорядился замостить деревом оба берега Невы, он представлял себе что-то наподобие сплошного ряда домов вдоль каналов в Амстердаме. Вопрос в том, насколько хорошо и с самого ли начала он понимал, из каких именно особенностей застройки складывается подобный пейзаж.
Считается, что главным отличием нового города от старой Москвы были прямые улицы. Ранние наказы царя, сделанные часто наспех, действительно требуют от подданных ставить дома вдоль прямых улиц. Однако нельзя сказать, чтобы такое решение было каким-то из ряда вон выходящим и делало Петербург в чем-то особенно европейским. В Средние века и в Европе случалось так, что улочки иррационально петляли, и одновременно во многих городах Азии можно встретить четко спланированные прямоугольные кварталы. Что-то инновационное и технологичное в таком устройстве было, но трудно считать это шагом в сторону сближения именно с европейской культурной традицией.
Видимо, и сам Петр довольно быстро понял, что его требование недостаточно. Следующие распоряжения звучат уже более подробно: согласно им, дома следует ставить вдоль красной линии прямых улиц вплотную друг к другу. По-настоящему революционным оказалось предписание ставить дома лицевым фасадом к улице. На Руси традиционно к городу выходили забор и служебные постройки, а хозяйский дом стоял в глубине участка. Большая открытость окружающему миру радикально меняла уклад и даже самоощущение людей. В пользу версии, будто именно изменение расположения дома больше всего шло вразрез с привычкой, говорят петровские указы с многократно повторяющимся требованием — очевидно, тем, которое хуже всего выполнялось:
«Заказывается, чтоб при Санктпетербурге отнюдь вдоль дворов сосед к соседу никакого строения не строил, но прежде по улицам и переулкам вплоть застраиваться… <…> А конюшен и сараев на улицу не строить, но внутрь двора. А с улиц и переулков чтоб все было занято жильем по указу…»
Первая попытка отстроить центр нового города была предпринята на соседнем с Заячьим Березовом острове, который стал называться Городовым. С одной стороны, вроде бы естественно, что Петербург стал расти вокруг крепости. С другой — здесь тоже проявилось желание копировать другие города. Наверняка Петр мечтал, чтобы петербуржцы, подобно венецианцам или голландцам, много передвигались по воде — вопреки здравому смыслу и элементарному удобству. Расположив главные здания на группе островов, со всех сторон отрезанных от мира довольно широкими реками, он вынуждал людей пользоваться лодками. Кроме жилых домов на Городовом острове находились Гостиный двор, рынок, Сенат, коллегии, первый русский ресторан Австерия, церковь, таможня и типография. Здесь и казнили, и устраивали фейерверки и парады.
Никакой последовательности в решениях царь с самого начала не проявлял — наоборот, по всему видно, что они не подчинялись никакому общему плану. На левом берегу у места, где в Неву впадает Фонтанка, Петр построил себе Летний дом с садом вокруг. В сад привезли скульптуры из Европы и устроили в нем фонтаны. Выше по течению Невы начали строить район для рядовых горожан. За Адмиралтейством, с другой стороны, на некотором расстоянии от берега заложили церковь святого Исаакия Далматского. Еще не будучи толком городом, Петербург оказался раскидан по нескольким островам на многие квадратные километры.
Все это притом, что стройка шла невероятно трудно. Вплоть до их поражения под Полтавой в 1709 году к Неве то и дело наведывались шведы. Материалов — не только кирпича, но и дерева — отчаянно не хватало. Ради возведения Петербурга каменное строительство во всей России было прекращено на несколько десятков лет, вплоть до времен Елизаветы Петровны. Рабочую силу эксплуатировали так, как это делали, пожалуй, только в сталинских лагерях — рядовые строители массово умирали от усталости, холода и голода. Все эти обстоятельства не останавливали основателя города от новых амбициозных затей.
После того как в 1706 году деревянную и земляную Петропавловскую крепость стали заменять на каменную, она на много лет превратилась в подобие улья. В течение десятилетий над ней трудились несколько тысяч человек. По большому счету, непонятно, ради чего: никакой роли в защите города она не сыграла, а после победы под Полтавой ее ненужность стала очевидной.
Нельзя сказать, что Петру запросто удавалось переломить естественные жизненные процессы и сложившийся столетиями уклад. Центр города пришлось в конце концов перенести с Городового острова, потому что люди обживали его так, как привыкли. Улочки прокладывали кривыми, селились слободами — небольшими районами, объединявшими горожан по профессиональному, классовому или национальному признаку. Отдельно — дворяне, отдельно — татары и так далее. Царю пришлось начинать все сначала на соседнем Васильевском острове.
Вместе с тем нельзя не поразиться тому, что как будто бы иррациональный замысел Петра не только не умер вместе с автором — а именно так чаще всего случается с подобными авантюрами, — но и продолжал воплощаться в течение очень долгого времени после его смерти. Трудно сказать, что именно тут сыграло роль: сверхъестественная ли сила воли Петра, заразительность ли его идей для потомков, особое ли чутье, которым часто обладают люди с большим жизненным опытом без высшего образования.