В 1916-м несколько высокопоставленных лиц убили друга императорской семьи, «целителя» Григория Распутина. Мотив очевиден. Многие считали: при таких мощных союзниках, как Англия и Франция, при нашем народе-богоносце, мечтающем умереть за родину, мы проигрываем войну, потому что вокруг царя собрались изменники. Главный из них — шарлатан и шпион Распутин. Организацией преступления занимались великий князь Дмитрий Павлович, князь Феликс Юсупов, самый богатый человек России, и главный православный монархист страны Владимир Пуришкевич.
Царь, назначивший себя верховным главнокомандующим, правил не из Петербурга, а из Могилева, где располагалась военная ставка. После убийства Григория Ефимовича он вернулся в Петербург, к испытавшей страшный шок супруге. В конце февраля 1917 государь собрал совещание, в котором участвовали последний председатель Совета министров империи Николай Голицын, министр внутренних дел Александр Протопопов, командующий Петроградским военным округом Сергей Хабалов, военный министр Михаил Беляев и градоначальник Александр Балк.
Император спросил, все ли спокойно в городе и может ли он вернуться на фронт. Ответственные за порядок в столице и в стране дружно уверили, что все под контролем: бунтари, даже потенциальные, арестованы; Петербург снабжается идеально; главный для бедноты продукт, ржаной хлеб, спонсируется казной и продается ниже себестоимости. 22 февраля Николай II сел в царский поезд и отправился в Могилев.
23 февраля утром на фабрику «Невка», выпускающую пряжу для кальсон солдат императорской армии, пришла работница, имя которой историкам неизвестно. Она, как и многие ее сослуживицы, пребывала в ажитации. Ржаная мука, за которую владельцам булочных доплачивала государева казна, не употреблялась для выпечки черного хлеба, а отправлялась мелким оптом в губернию, где ее продавали по рыночной цене. Прибыль булочники в Петербурге и губернии делили между собой. В результате черного хлеба не было — только дорогой белый. В булочной — крики, скандалы, препирательства с полицией и хозяевами. Неизвестная нам текстильщица поделилась с товарками важной информацией. Она сообщила, что 23 февраля, по европейскому календарю 8 марта, — международный день женщин-работниц, и предложила бастовать. Ее поддержали подруги. Часть работниц, особенно семейных, была решительно против. Большинство колебались. Тогда наша героиня сорвала рубильник, тем самым остановив станки, и бросила болт в голову мастеру. Женщины вышли во двор, открыли ворота и оказались на Большом Сампсониевском проспекте, вдоль которого тянулась полоса заводов.
Мужчинам Выборгской стороны давно надоела война, самодержавие они не любили, но бастовать не собирались. Почти все вожаки рабочих протестных организаций находились в тюрьме или ссылке. В военное время любая стачка приводила к лишению брони и отправке на фронт. Риски были слишком велики. Но по мостовой Большого Сампсониевского шли женщины и скандировали шепотом: «Хлеба, хлеба, хлеба!» Открылись ворота «Парвиайнена», «Старого Лесснера», «Нобеля» и других примыкающих заводов.
Толпа заполнила проспект. К ней присоединялись те, кого Ленин любовно называл «рабочая молодежь» — хулиганы из окрестных дворов с финскими ножами, для которых драки с полицией были главным признаком доблести. Люди двигались в сторону Литейного моста. Настроение у основной массы было понурое. Думали, что выгонят с работы, забреют в солдаты, посадят.
Гвардейские полки подняли по тревоге. Все проходы оградили военными кордонами, но они состояли не из сытых гвардейцев мирного времени, а из деревенских новобранцев, готовящихся отправиться штурмовыми ротами на фронт. Им не выдали патронов, чтобы не повторить трагедии Кровавого воскресенья 1905 года. У них не было опыта борьбы с «внутренним» врагом. В результате рабочие легко обошли заставу по льду Невы и оказались на Литейном проспекте.
И тут случилось чудо: в самой благополучной и богатой части города к ним на мостовую начали спускаться барыни, горничные, студенты, гимназистки. Рабочим предлагали чай и пирожки, восхищались их поступком. Толпа стала разночинной. Пока достигла Невского проспекта, она выросла в несколько раз. Рабочие, которые все же шли в авангарде, знали Петроград настолько плохо, что свернули с Литейного не направо, к настоящему городскому центру, а налево — к Знаменской площади.
Пять дней все растущая всесословная толпа петербуржцев оставалась у Николаевского вокзала и памятника Александру III. 27 февраля восстал гарнизон. 1 марта Николай II отрекся от престола.
Иллюстрации
1. Храм Христа Спасителя. Константин Тон, Москва, 1837–1860 гг.
2. Екатерининский собор. Константин Тон, Пушкин, 1835–1840 гг.
3. Московский вокзал. Константин Тон, Рудольф Желязевич, Санкт-Петербург, 1847–1851 гг.
4. Мариинский дворец. Андрей Штакеншнейдер, Санкт-Петербург, 1839–1844 гг.
5. Дворец Белосельских-Белозерских. Андрей Штакеншнейдер, Санкт-Петербург, 1847–1848 гг.
6. Кирха Святого Иоанна. Гаральд Боссе, Санкт-Петербург, 1859–1860 гг.
7. Пассаж. Рудольф Желязевич, Санкт-Петербург, 1846–1848 гг.
8. Библиотека Святой Женевьевы. Анри Лабруст, Париж, 1843–1850 гг.
9. Мариинский театр. Альберто Кавос, Санкт-Петербург, 1859 г.
10. Дом Мурузи. Алексей Серебряков, Санкт-Петербург, 1874–1877 гг.
11. Доходный дом Басина. Николай Басин, Николай Никонов, Санкт-Петербург, 1878–1879 гг.
12. Дом Мейера. Виктор Шретер, Санкт-Петербург, 1876 г.
13. План Санкт-Петербурга с распределением по участкам города средней годовой квартирной платы на одного жителя в рублях за 1890 г. План наглядно показывает ситуацию, сложившуюся вследствии слабого развития транспортной системы Санкт-Петербурга. Цена квартир разнилась в десятки раз в завимости от расположения. Самая высокая арендная плата была в Адмиралтейской части, первом участке Казанской части, первом участке Спасской части и четвертом участке Литейной части. Очень дешевое жилье располагалось за промышленными районами, однако и квартиры на Петербургском острове ценились очень низко из-за отсутствия круглогодичной переправы через Неву.
14. Новая Голландия. Савва Чевакинский, Жан-Батист Валлен-Деламот, Александр Штауберт, Санкт-Петербург, 1765–1780 гг., 1848–1849 гг.
15. Водонапорная башня с машинным отделением и котельной. Иван Мерц, Санкт-Петербург, 1859–1863 гг.
16. Газгольдер (Планетарий номер 1). Рудольф Бернгард при участии Отто Гиппиуса, Санкт-Петербург, 1858–1862 гг.
17. Котельная мастерская Балтийского судостроительного завода. Павел Висневский, Санкт-Петербург, 1898 г.
18. Спас на Крови. Альфред Парланд, Санкт-Петербург, 1883–1907 гг.
19. Храм Василия Блаженного. Постник Яковлев (согласно источникам XVII века, оспаривается), Москва, 1555–1561 гг.
20. Морской Никольский собор. Василий Косяков, Кронштадт, 1903–1913 гг.
21. Церковь Знамения Пресвятой Богородицы. Дмитрий Крыжановский, Санкт-Петербург, 1906–1907 гг.
22. Государственный мемориальный музей А. В. Суворова. Александр фон Гоген, Санкт-Петербург, 1901–1904 гг.
23. Училище барона Штиглица. Максимилиан Месмахер, Санкт-Петербург, 1842–1906 гг.
24. Дворец Михаила Михайловича. Максимилиан Месмахер, Санкт-Петербург, 1885–1891 гг.
25. Доходный дом Маркова. Владимир Щуко, Санкт-Петербург, 1910–1911 гг.
26. Особняк Кшесинской. Александр фон Гоген, Санкт-Петербург, 1904–1906 гг.
27. Доходный дом Лидваль. Федор Лидваль, Санкт-Петербург, 1899–1904 гг.
28. Дача Половцева. Иван Фомин, Санкт-Петербург, 1912–1916 гг.
29. Госпиталь Петра Великого. Лев Ильин, Александр Клейн, Александр Розенберг, Санкт-Петербург, 1907–1918 гг.
30. Дом Зингера (Дом Книги). Павел Сюзор, Санкт-Петербург, 1902–1904 гг.
31. Гостиница Астория. Федор Лидваль, Санкт-Петербург, 1911–1912 гг.
32. Доходный дом Ратькова-Рожнова. Павел Сюзор, Санкт-Петербург, 1898–1900 гг.
33. Дом «Трех Бенуа». Леонтий Бенуа, Юлий Бенуа, Альберт Бенуа, Санкт-Петербург, 1911–1914 гг.
34. Гаванский рабочий городок. Николай Дмитриев, Санкт-Петербург, 1904–1906 гг.
Часть 3Советский Ленинград от революции до перестройки1917–1991
Октябрьская революция
Свержение царя вызвало почти всеобщий восторг в городе Петрограде. Поэт Георгий Иванов позже писал:
Овеянный тускнеющею славой
В кольце святош, кретинов и пройдох
Не изнемог в бою Орел Двуглавый,
А жутко, унизительно издох.
Никто из тех, кто еще недавно клялся в верности самодержавию, включая членов императорской семьи, бывших сановников, даже монархистов-черносотенцев, не вступился за режим. Всем им казалось, что в конечном итоге цель совершившейся революции — война до победного конца и единая, неделимая демократическая Россия.
Правда, довольно быстро выяснилось, что значительная часть населения России не признает «цензовую общественность», депутатов Государственной Думы, ставших народными представителями в результате выборов, где голоса людей разных сословий ценились неодинаково. У сформированного Думой Временного правительства, которое поначалу возглавлял князь Георгий Львов, знаменитый московский и российский благотворитель, не было бюрократических инструментов и силового ресурса для управления страной.
Реформы, желательность которых понимали все, были перенесены на период после выборов Учредительного собрания. Именно оно должно было решить, быть России в будущем конституционной монархией или республикой, и провести выборы в парламент. Только после этого в России могло появиться легитимное правительство. Собственно, именно поэтому те, кто правил Россией между февралем и октябрем 1917 года, назывались Временным правительством.