В целом же получился довольно заурядный и скучный спальный район. В 2000-е годы, когда многие были полны оптимизма и решимости исправить промахи советского времени, в Петербурге задумали построить еще один намыв. Представляли, что на берегу появится эффектный район с небоскребами, музеями, модными променадами, толпами людей. Приглашали японских архитекторов для разработки плана застройки. Результат же вышел еще хуже, чем в первый раз, и по похожей причине. Все фантазии относительно того, каким быть морскому фасаду, были почти никак не согласованы с реальным процессом развития города. Никто не продумал, в каком порядке и на чьи деньги строить инфраструктуру, включая дороги, как привлекать инвесторов, как реализовывать проекты. В конце концов новые территории у моря заняли тем, что оказалось проще всего построить и продать, — жилыми комплексами.
Мечта Николая Баранова в результате не просто не осуществилась, но и стала в значительной степени невозможной. Намыв территорий наносит ущерб экологии Финского залива, и едва ли есть смысл делать его в третий раз. Большая, сравнительно свободная зона у воды долгое время сохранялась на территории выставочного комплекса «Ленэкспо». Когда около десяти лет назад его функции перешли к «Экспофоруму» у аэропорта «Пулково» на Киевском шоссе, появился шанс, что на Васильевском появится красивая приморская зона. Тем не менее землю продали частному инвестору, который собирается возвести на ней многоквартирные дома.
Компенсацией за все эти неудачи стало преобразование части заводов, расположенных в Чекушах у залива, в общественные пространства. «Севкабель порт» и «Брусницын лофт», открытые на месте производственных площадок, за последние годы успели стать одними из самых популярных мест отдыха горожан и доказали, что Петербург у залива действительно мог бы составить конкуренцию Петербургу у Невы. (Илл. 39)
Капитальный ремонт исторического центра
Исторический центр Санкт-Петербурга сейчас часто воспринимается как некая статичная структура, и главной задачей видится сохранение его в неизменном виде. Такой взгляд иллюзорен. Исторические районы европейских городов потому и существуют до сих пор, что они довольно гибко приспосабливались и часто продолжают приспосабливаться к новым условиям жизни. Начать с того, что в старинных домах стоят ванные, устроены кухни, проведено электричество и паровое отопление, хотя в момент постройки всего этого быть не могло.
Процесс преобразования жилых кварталов начался в Петербурге еще до революции. В доходных домах появлялись водопровод, локальная канализация, электричество. Первые этажи все чаще использовали как коммерческие помещения. Если до конца XIX века дворы не воспринимались зажиточной публикой как часть пространства для жизни, то к XX веку эта ситуация изменилась. Вполне вероятно, что, не случись революции, постепенно пришли бы к тому, чтобы благоустраивать существующие территории внутри кварталов.
Период между революцией и войной для старой городской застройки оказался очень болезненным. Как бы скученно ни жили люди в арендуемых квартирах до национализации, у зданий всегда был собственник, заинтересованный в поддержании их хорошего состояния. Когда же все дома оказались имуществом государства, то никто лично не ощущал ответственность за их сохранность. Вместе с тем уплотнение требовало устройства новых коммуникаций. Если из бывшей барской гостиной делали отдельную квартиру, то в ней по меньшей мере нужно было провести водопровод и поставить печь. Делалось все это, как правило, без соблюдения правил технической безопасности. За два с небольшим десятилетия центр города значительно обветшал. Трубы прогнили, крыши регулярно протекали, стены и перекрытия между этажами давали трещины.
Ситуация стала меняться после войны, когда занялись для начала восстановлением домов, пострадавших от обстрелов. Тогда Николай Баранов высказал мысль, что центр нужно не просто отремонтировать, но и постараться в процессе лучше приспособить его к жизни. Он предложил делить большие квартиры на более скромные по размеру, создавать просторные дворы и новые зеленые зоны за счет разрушенных внутридворовых построек, а иногда и целых домов, если они не представляли собой особой ценности.
За ремонт доходных домов долгое время не брались не только из-за безразличия или недостатка собственно средств на проведение работ. Для того чтобы полностью реконструировать здание, нужно было на время или навсегда куда-то поселить его жильцов, а город десятилетиями находился в состоянии жилищного кризиса.
Начало массового индустриального домостроения изменило ситуацию, и появилась пусть сначала небольшая, но все же возможность для маневра. Постепенно с конца 1950-х годов доходные дома стали ремонтировать. Обитателей зданий, подлежащих реконструкции, либо временно переселяли в другую квартиру или комнату, либо заставляли насовсем переехать в спальные районы. Многим из тех, кто жил в особенной тесноте или слишком неудобных помещениях вроде подвалов, такая перспектива казалась заманчивой, но кто-то воспринимал ее и драматично.
Капитальный ремонт зданий в историческом центре представлял собой нетривиальную задачу. Нужно было принять множество решений: в каких случаях стоит менять планировку квартир, какие из внутридворовых помещений можно сносить, что из исторического облика зданий необходимо непременно сохранить, а что из утраченного — восстановить. Для разработки программы капитального ремонта исторического центра Ленинграда создали специальную организацию «Ленжилпроект», позже переименованную в «ЛенжилНИИпроект».
Сначала дома ремонтировали выборочно и по одному. В конце 1960-х годов произвели массовое обследование всей старой застройки. Почти каждое сотое здание находилось в настолько плачевном состоянии, что не подлежало восстановлению. Остальные разделили на категории в зависимости от того, насколько срочно они нуждались в ремонте. Обращали внимание на два фактора — техническое состояние сооружений и то, насколько они, как тогда выражались, «морально устарели». В первую очередь, конечно, решили взяться за те дома, где уже визуально были заметны повреждения стен и перекрытий. Кроме того, к первой очереди отнесли постройки, где разрушения были существенными, хоть пока и не критичными, и которые были особенно неудачно спланированы. Под последним подразумевались либо слишком большие размеры квартир, либо неудачное расположение помещений — скажем, кухонь и санузлов над жилыми комнатами. Выходило, что «срочно» нужно было реконструировать почти что треть всего исторического центра. Как правило, для удобства и ради возможности создания общей инфраструктуры, дома ставили на ремонт целыми кварталами или даже улицами. В список включили почти всю Фонтанку, огромный фрагмент Садовой улицы в Коломне.
Во время капитального ремонта сплошь заменяли все перекрытия и инженерные коммуникации. Вместо деревянных перекрытий устанавливали железобетонные, что было разумно с практической точки зрения, но вызывало понятные протесты любителей старины. Печи, которые в то время еще стояли в значительной части квартир, убирали, устраивали в жилищах паровое отопление и проводили газ. Кроме того, в домах делали очень существенные перепланировки. Иногда две квартиры на этаже превращали в восемь. Для этого часто приходилось ставить новые лестницы и входы.
Капитальный ремонт помог сохранить множество зданий, но привел к утрате огромного количества элементов старинных интерьеров. При перестройке квартир безжалостно уничтожалась вся лепнина, которая не соответствовала, по мнению авторов программы, потребностям современного горожанина. Нормативы предполагали обязательную установку лифтов во всех парадных, и это тоже нарушало аутентичность пространств. Вместе с тем сотрудники «Ленжилпроекта» все же относились к старинному декору по возможности бережно, старались восстанавливать подъезды или хотя бы оставлять возможность для этого в будущем.
Значительно изменились фасады многих зданий. Вид огромного числа петербургских домов в центре города — результат именно программы капитального ремонта. Цель заключалась формально в восстановлении некоего органичного облика построек, но вот о том, насколько разумно она достигалась, можно спорить. Иногда архитекторы просто воссоздавали какие-то значимые детали, например фигурки львов на фасаде дома 13 по Невскому проспекту или капители над пилястрами на доме 153 по Фонтанке. Нередко принимали решение снести надстройки верхних этажей, сделанные во времена строительного бума — правда, только в случаях, когда они выделялись слишком откровенно. Архитекторов «Ленжилпроекта» интересовала не столько историческая правда, сколько общее гармоничное впечатление. Бывало, что дом сносили и ставили на его месте не точную копию, а стилизацию старой постройки. Скажем, на месте разрушенного здания на Большой Морской, 29 построили дом в те же четыре этажа, что были в нем перед сносом. Однако его сделали не таким, каким он дошел до XX века, а напоминающим особняк эпохи барокко, потому что именно такой стоял здесь когда-то давно, хоть и занимал всего два этажа. (Илл. 41)
Благодаря архитекторам «Ленжилпроекта» восстановили Круглый рынок на Мойке, который был до неузнаваемости перестроен в довоенные годы. Аутентичность для авторов программы капитального ремонта была не так уж важна, они скорее старались быть визуально деликатными, избавляться от всего, что слишком сильно бросалось бы в глаза. Именно поэтому результаты их деятельности сейчас кажутся незаметными. (Илл. 40)
Вместе с тем вероятно, что без такого «сглаживания углов» Петербург выглядел бы сегодня более живым. Неказистость или излишняя яркость случайных деталей часто кажется обаятельной, потому что выдает некую спонтанность в городской жизни, ее не полную подконтрольность правилам.
Когда ремонтировали кварталы домов, нередко сносили часть дворовых флигелей и сараев, для того чтобы устроить зеленую зону или площадку для мусора. Бывало и так, что здания, наоборот, достраивали по периметру, чтобы сохранить характерный для города сплошной фронт застройки, а заодно увеличить количество жилья.