Скорость реализации программы капитального ремонта выглядела невероятно низкой. В год в среднем удавалось восстановить всего лишь 1 % от общего числа зданий. Тем не менее этого оказалось достаточно, и к концу 1980-х годов закончили ремонтировать дома первой очереди.
Сегодня методы, которыми работал «Ленжилпроект», представлялись бы спорными. Мы куда более трепетно относимся к исторической правде, мечтаем сохранить все до последнего дореволюционного кирпича, воспринимаем старую петербургскую среду как музейный экспонат. Утилитарное отношение к некоторым деталям вроде лепнины кажется нам грубоватым. Тем не менее важный урок советской программы капитального ремонта исторического центра заключается в том, что сохранение огромного массива исторической застройки — это всегда компромисс.
Сейчас исторический центр Петербурга пусть и не так быстро, как в 1920-е и 1930-е годы, но все же ветшает. Хотя формально у домов и есть собственники, фактически ответственность за их состояние остается размытой. Множество квартир и даже зданий в центре города пустуют. Ситуация несколько осложняется тем, что сегодня нельзя, как в советское время, навязывать решения принудительно, поскольку большая часть недвижимости находится в частных руках.
Петербург — самый большой памятник исторического наследия в мире. Кроме всего прочего, это означает, что его сохранение, как и в 1960-е годы, требует некой последовательной программы действий.
Ленинград под руководством Григория Романова. Гонения на интеллигенцию
В 1970 году руководитель Ленинграда Василий Толстиков был снят с должности и отправился на малоприятную работу советского посла в Китайской народной республике, отношения которой с СССР были на грани войны и где в это время бушевала культурная революция.
На его место назначили Григория Васильевича Романова — уроженца деревни Зихново, шестого и младшего ребенка в многодетной крестьянской семье. Он воевал, потом сделал карьеру на заводе им. Жданова и с 1950-х годов перешел на партийную работу.
Григорий Васильевич был человеком недобрым, мстительным, не понимал культуру и не любил ее. К интеллигентам относился с презрением и подозрением. При нем даже ленинградское КГБ считалось более либеральным органом, чем Ленинградский обком КПСС.
В то же время Романов был деятелем скорее сталинского, чем брежневского типа. Взяток не брал, был аскетичен, двух дочерей отдал учиться на матмех и биофак ЛГУ. Он был хорошим организатором, настоящим «хозяином» города. Своими задачами Романов видел развитие Ленинграда как центра оборонной промышленности, создание системы ПТУ, строительство жилья. Только за пятилетку между 1976 и 1980 годами отдельное жилье получили миллион горожан.
Именно при Григории Романове произошло два знаковых события в развитии городской инфраструктуры. В 1978 году открылась первая в городе станция аэрации на острове Белый — канализационные стоки наконец-то стали очищать. В 1979 году начали строить комплекс защитных сооружений Ленинграда от наводнений.
Одна из главных претензий коллег к Хрущеву заключалась в отсутствии у него бережного отношения к кадрам. Чистка номенклатуры от немногочисленных поклонников Никиты Сергеевича произошла в конце 1960-х и начале 1970-х годов. После нее Брежнев практически не производил значительных перестановок в высшем руководстве СССР. Высокие должности, как правило, удерживали вплоть до смерти. Даже чудовищные преступления против партийной этики карались направлением в дипломатический корпус на почетное место в Вене или Улан-Баторе. В результате власть в СССР постепенно становилась геронтократией. Ее представители в основном начали карьеру еще до войны или сразу после и продолжали до глубокой старости.
Григорий Романов у Брежнева был на хорошем счету, его даже называли одним из возможных преемников генсека, и его замена на посту руководителя Ленинграда не предвиделась. Только в 1983 году Романова перевели в Москву, где он стал секретарем ЦК КПСС, ответственным за оборонную промышленность. На его месте в Ленинграде остался Лев Зайков, до того работавший генеральным директором виднейшего оборонного концерна, научнопроизводственного объединения «Ленинец».
При Романове преследованиям подверглось множество деятелей культуры. Больше всего стал известен, пожалуй, случай с академиком Дмитрием Лихачевым. Дмитрий Лихачев не вступал в партию, был демонстративно верующим человеком, в прошлом уже сидел по политической статье и стал одним из информантов Александра Солженицына, когда тот писал книгу «Архипелаг ГУЛАГ». У академика были связи с высокопоставленными чиновниками в Москве, и поэтому Романов не мог прямо учинить над ним расправу. Лихачева не пускали в заграничные поездки; как-то его избили «неизвестные»; однажды пытались поджечь его квартиру; дважды арестовывали зятя. Незадолго до смерти сам Романов вспоминал в интервью:
«Вот был случай — я остановил публикацию книги Дмитрия Сергеевича Лихачева „Византийские легенды“. Редактором этой книги была Софья Полякова — еврейка. Приглашаю я Лихачева к себе, спрашиваю прямо: „Зачем вы таких людей к работе привлекаете?“ — Он спрашивает: „Каких?“ Я: „Тех, которых не нужно“. — Он:
„Евреев, что ли?“. Я: „Да“. Его это тоже почему-то обидело, хотя я был прав — евреи тогда стояли на антисоветских позициях, и мы должны были препятствовать их деятельности».
Романов из-за еврейского происхождения изгнал из Ленинграда Аркадия Райкина и его театр миниатюр. В том же интервью Романов говорил: «А что Райкин? Пытался изображать из себя самостоятельного, в пасквили свои постоянно дух антисоветчины вносил». Вынуждены были уехать из Ленинграда актер Сергей Юрский и его жена, тоже актриса БДТ Наталья Тенякова. В 1980 году по ложному обвинению в распространении наркотиков посадили филолога Константина Азадовского, заведующего кафедрой иностранных языков в Мухинском училище. Разгромили по идеологическим причинам Ленинградский НИИ социологии, социологу Игорю Кону тоже пришлось уехать из Ленинграда.
Из города были фактически изгнаны за границу Иосиф Бродский, Михаил Шемякин, Игорь Ефимов, Сергей Довлатов, Лев Лосев. После отъезда Бродского его друзья решили составить самиздатское собрание его сочинений. Из-за этого были посажены инициаторы затеи, писатели Михаил Хейфец и Владимир Марамзин. Оба в конце концов оказались в эмиграции. Выгнали со всех работ и вытеснили в эмиграцию знаменитого филолога Ефима Эткинда. Все это в конце концов привело к тому, что Ленинград окончательно стал столицей духовного андеграунда. На поверхности интеллектуальная и творческая жизнь становилась все скучнее — в подполье же, наоборот, расцветала, несмотря на риски. Когда через несколько лет началась Перестройка, стало очевидно, что именно нелегальная или полулегальная культура является по сути мейнстримом, голосом своего времени.
Антропология ленинградского застоя
Экономика застоя была построена на экспорте углеводородов. Выручаемых денег хватало, чтобы, не производя никаких реформ, кормить и одевать население, тратить все больше средств на гонку вооружений и на сохранение империи. В такой ситуации конкуренция, новации, кадровые революции были попросту не нужны.
Человек, попавший в состав партийной номенклатуры, медленно передвигался по служебной лестнице. Высшие позиции были заняты людьми из брежневского поколения, которым к началу 1980-х было слегка за семьдесят, и отчасти фронтовиками, сверстниками Григория Романова, которым было слегка за шестьдесят. Уже «шестидесятники», сверстники Бориса Ельцина и Михаила Горбачева, начавшие делать карьеру во времена Хрущева, на высшие посты во власти не выдвигались. Поколение «семидесятников», сверстники Владимира Путина и Валентины Матвиенко, не имели шансов, при прочих равных, стать даже директорами заводов или НИИ.
Рабочие могли теоретически получить высшее образование. Офицерский корпус и аппарат ЦК пополняли ребятами из простых пролетарских семей. Однако функционировали эти социальные лифты все хуже. В 1930-е годы сирота Николай Баранов мог стать главным архитектором Ленинграда, а выходец из крестьянской семьи Алексей Кузнецов — заместителем главы города. В 1970-е годы такое было практически невозможно. Все больше действовало правило: «Архитектор — сын архитектора, а врач — сын врача». Советское общество стало кастовым. Врачам оказывалось легче устроить своих детей в Первый медицинский институт, архитекторам и художникам — в Академию художеств, работникам торговли — в институт торговли им. Энгельса, прокурорам — на юридический факультет. Поскольку никаких реальных целей в государстве не было, то на работу брали по знакомству и анкете, где важнейшим пунктом было социальное происхождение и отсутствие компрометирующих связей. Важным ограничителем считалась национальность. В 1967 году в ходе Шестидневной войны Израиль наголову разгромил своих арабских соседей, которых поддерживал СССР. Дипломатические отношения СССР и Израиля были прерваны, и резко повысился государственный антисемитизм.
Социальная сегрегация начиналась со школьного образования, которое было одинаково доступно для всех только формально. На деле же среди ленинградских школ существовала иерархия. Наиболее модными считались языковые школы, которые фактически рассматривались их руководством как частный бизнес. Попасть туда без знакомства или взятки становилось со временем все сложнее. Там учились в основном дети советского среднего класса: государственных служащих, врачей, влиятельных инженеров, партийных работников, высокопоставленных военных.
Отдельным феноменом, возникшим во времена хрущевской оттепели, стали физико-математические школы — 239-я, 38-я, 30-я, 121-я и 366-я. Туда охотно отправляли детей сотрудники НИИ, особенно те, кто занимался естественными науками. Сюда невозможно было поступить без экзамена, для прохождения которого требовались математические способности и хорошая подготовка. Эти школы считались наиболее вольнолюбивыми. В них хорошо была построена внеклассная работа, многочисленные творческие кр