В которой вице-премьер Игорь Сечин стал русским Че Геварой
У Игоря Сечина, как рассказывают люди, работавшие с ним, очень любопытный райдер: микроавтобус и апельсиновый сок. Везде, куда бы он ни прилетал, его встречает микроавтобус — на нем, считает Сечин, передвигаться удобнее. Микроавтобус трогается в ту секунду, когда в него сел сам Сечин, все остальные должны запрыгивать на ходу.
Апельсиновый сок, наверное, просто причуда — приближенные считают Сечина едва ли не киборгом: он может не спать сутками, он работает стоя, про него рассказывают истории, будто бы он едва ли не сам вылечил себя от рака.
Он вызывает ужас. И он знает об этом. Он может провести совещание, разнести в пух и прах всех его участников, уехать — после чего все участники уже стягивают галстуки и тянутся к бутылкам с коньяком, — а потом внезапно вернуться, сделав вид, что что-то забыл, — и тем самым добить подчиненных.
Сечин говорит очень тихим, мягким голосом, который совершенно не вяжется с его демоническим образом и брутальной внешностью. Впрочем, эти противоречия неудивительны. Скромный исполнитель, добившийся высшей власти, просто приучает своих подчиненных к исполнительности и дисциплине. И ему это удается — по всей вертикали. В приемной Сечина нельзя, например, читать газету — за такое сразу выгоняют. Нужно сидеть на краю стула и трепетать. Это ритуал. Потому что именно так сам Сечин всегда ведет себя перед начальством.
Наш человек в Гаване
В начале августа 2008 года, всего за несколько дней до начала войны в Грузии, огромная делегация полетела из России на Кубу. Три министра (энергетики, связи и образования), руководители крупнейших нефтяных компаний («Роснефти» и «Сургутнефтегаза») и «Газпрома», секретарь Совбеза (в недавнем прошлом глава ФСБ) Николай Патрушев и, наконец, руководитель делегации Игорь Сечин.
Сечин еще в Петербурге много лет проработал личным секретарем Путина, после перехода патрона в правительство был назначен вице-премьером, курирующим энергетику, а заодно главой правительственной комиссии по связям с Латинской Америкой. Это неудивительно: по профессии Сечин — филолог-романист, переводчик с испанского и португальского языков. Карьеру свою начинал в качестве военного переводчика в Анголе и Мозамбике, где работал бок о бок с кубинскими военными специалистами. О союзниках из Гаваны у Сечина еще с юности остались теплые воспоминания. Еще в студенчестве он страшно увлекался латиноамериканскими революционерами, причем не только Че Геварой.
Но все же Сечин вывез треть правительства на Кубу не для того, чтобы предаваться воспоминаниям. Летом 2008 года уходящая администрация Буша завершала выполнение своего плана по развертыванию американского противоракетного щита в Европе. Госсекретарь Кондолиза Райс должна была подписать соглашения о размещении радара в Чехии и противоракет в Польше, т. е. фактически у российских границ.
Россия должна была чем-то ответить, однако слова опережали дела. Сначала газета «Известия» написала, что Россия готова вернуть себе свои военные базы в Лурдесе (Куба) и Камрани (Вьетнам), которые Владимир Путин решил оставить в 2001 году. Более того, писала газета, России следует разместить на Кубе стратегические бомбардировщики. На воинственную публикацию почему-то отреагировал начальник штаба ВВС США Норман Шварц, который сказал, что в этом случае Россия «перейдет красную черту». И только в этот момент в Москве вспомнили, что совершенно забыли обсудить эту тему с братьями Кастро.
С кубинцами вообще после распада Советского Союза было очень сложно: они обижались, считали, что Россия их сдала. А Сечин хотел возобновить старую дружбу, наладить связи с Кубой, в том числе, чтобы, как встарь, показать американцам «кузькину мать».
Мощный российский десант в августе 2008 года ничего не добился, Фидель Кастро даже не принял российскую делегацию. Однако Сечин был настойчив, продолжал приезжать в Латинскую Америку примерно раз в месяц. Во второй раз он уже объехал Кубу, Венесуэлу и Никарагуа. Всюду он предлагал российское оружие и услуги российских нефтедобывающих компаний, в первую очередь «Роснефти», председателем совета директоров которой являлся.
В результате вскоре Никарагуа, а потом Венесуэла признали независимость Абхазии и Южной Осетии. Это была личная заслуга Сечина, который уговорил Даниэля Ортегу и Уго Чавеса. Подобную задачу никто Сечину не ставил — он сам придумал, что этот ход быстро продемонстрирует Путину его эффективность на новом посту. Признание непризнанных республик — быстрый эффектный результат, в отличие от долгого и сложного подписания нефтяных контрактов.
С Чавесом Сечин сошелся намного быстрее, чем с братьями Кастро. Венесуэльский президент на первой же встрече, заключив в объятия российского вице-премьера, воскликнул: «Наконец-то! Теперь мы не одни в битве против американской империи! Теперь с нами Россия!» За признание Абхазии и Южной Осетии Россия щедро заплатила: предоставила Венесуэле кредит в миллиард долларов на поставку оружия. Также был создан нефтяной консорциум для совместного освоения венесуэльских нефтяных месторождений, однако российские нефтяники терпят там лишь убытки.
По сути, политика Сечина представляла собой логическое продолжение шуваловской концепции «энергетической сверхдержавы», но если Игорь Шувалов пытался применить ее к строптивым европейцам, то Сечин применил ее к податливым латиноамериканцам. Экономического смысла в его внешнеполитической деятельности не было, но и не предполагалось: это была чистая политика. Зато латиноамериканские лидеры впервые почувствовали себя в центре внимания. Владимир Путин был очень доволен эффективностью своего давнего помощника, а подчиненные были шокированы его работоспособностью, рассказывали, что после многочасового перелета в Каракас Сечин шел в спортзал на беговую дорожку, а потом ехал на многочасовые переговоры с Чавесом. И никогда не засыпал во время его речей.
Так Сечин постепенно становился антиподом Медведева: если президент становился лицом России, обращенным на Запад, то Сечин становился антизападной витриной, символом и идеологом для тех, кто не любит Америку.
Капитан Крюк
Превращение Сечина в публичного политика было неожиданностью для всех, ведь его сила проистекала из близости к президенту и умения вести аппаратные игры. Еще во время первого срока Путина Сечин возглавлял его канцелярию и изо дня в день был первым человеком, которого тот встречал утром у лифта, и последним, который провожал его обратно до лифта. Таким образом, именно он «заряжал президента на день», а потом подводил итоги дня. Более того, сила Сечина удваивалась тем, что он умел следовать неким едва ли не средневековым ритуалам демонстрации преданности хозяину, которые делали его фигурой приближенной и абсолютно неуязвимой. Например, никто другой не считал важным провожать президента в аэропорт и встречать его там.
После переезда Путина в Белый дом Сечин делал все возможное, чтобы стать главой аппарата правительства и сохранить свою прежнюю близость к телу. Однако вмешался Дмитрий Медведев, который не мог допустить, чтобы его злейший враг занимал такую ключевую должность в правительстве. Поэтому Путин «сослал» Сечина в энергетику.
Взаимная ненависть Медведева и Сечина не была ни для кого секретом. Однажды Сечин с женой и друзьями собрались на дружеский ужин (место выбирала жена Сечина Марина). Гости подошли раньше, а Сечин задержался. Когда же пришел, был очень сердит и потребовал немедленно уйти из ресторана: «Ну и место вы выбрали, что, не видите, там в углу Медведев сидит?»
Однако публично Сечин демонстрировал абсолютную лояльность и даже подобострастие не только в отношении бывшего президента, но и нового. Это проявлялось в мелочах. Во время долгих перелетов в ходе зарубежных визитов чиновники обычно переодевались в более удобную одежду, спортивные костюмы и тапочки. Так делал и Сечин, но только не в присутствии президента. Если он сопровождал Медведева, он всегда был в костюме, при галстуке и навытяжку. Чтобы продемонстрировать свою лояльность.
Впрочем, влияние Сечина объяснялось не только тем, что он был близок к президенту. У Путина было немало друзей, но только Сечин стал «духовным лидером» российских силовиков. После того как Сечин инициировал дело ЮКОСа и раскулачил Михаила Ходорковского, вокруг него сформировалась неформальная команда выходцев из спецслужб, которые считали своим долгом заставить олигархов делиться — они называли это «бархатной реприватизацией».
«Президент Путин сказал, что большой бизнес должен иметь социальную ответственность перед государством. Тогда наши коллеги из ФСБ решили, что должна возникнуть организация, которая будет Ходорковских всяких наклонять, нагибать, мучить, выводить на социальную активность» — так описывал схему ее активный участник, бизнесмен Олег Шварцман в 2007 году в интервью газете «Коммерсантъ»[39]. По его словам, Сечину удалось консолидировать огромное количество действующих сотрудников силовых органов, а также ветеранов спецслужб и вооруженных сил (называлась даже цифра — 600 000 человек).
Всех их объединяло не только и не столько желание заработать, сколько общие убеждения. Силовики считали залоговые аукционы злом, были уверены, что стратегические активы, распроданные в лихие девяностые, на самом деле должны принадлежать государству, а не «неправильным» частным лицам. Сечин и его единомышленники ни в коем случае не считали себя рейдерами, они ощущали себя тайными добровольными спасателями, действующими в интересах родины. Дело ЮКОСа для них было отчаянной попыткой спасти власть Владимира Путина от заговора американцев: Ходорковский финансировал большинство партий в парламенте и одновременно вел переговоры о продаже блок-пакета компании американским ChevronTexaco и ExxonMobil. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы компания с американским акционером получила большинство голосов в Думе.
Впрочем, силовики Сечина (сердцевиной которых была ФСБ) оказались не единственными тайными супергероями путинской России. Существовала и конкурирующая структура, которая ставила себе те же благородные цели и тоже руководствовалась идеалами служения Отчизне. Хотя со стороны ее деятельность походила на рэкет и рейдерство. Это была Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН), которую возглавлял Виктор Черкесов, давний товарищ Владимира Путина, бывший его заместителем, когда тот возглавлял ФСБ. Союзником Черкесова был глава личной охраны Путина Виктор Золотов, и они враждовали с кланом Игоря Сечина и Николая Патрушева (преемника Путина на посту главы ФСБ). Именно Черкесов и Золотов сумели в 2006 году свергнуть генпрокурора Устинова, когда принесли Путину распечатки его бесед с Сечиным, Лужковым и Фрадковым. Но в 2007 году в разгар операции «Преемник» борьба между благородными чекистами обострилась.
В октябре 2007 года генерал Черкесов совершил отчаянный поступок. Опытный разведчик вдруг опубликовал в либеральной газете «Коммерсантъ» (некогда принадлежавшей Березовскому, но к этому моменту сменившей владельца) публицистическую статью под заголовком «Нельзя допустить, чтобы воины превратились в торговцев»[40]. Наибольшую известность приобрел пассаж, в котором автор философски замечает, что только чекисты спасли Россию от гибели в конце девяностых — начале нулевых:
«Падая в бездну, постсоветское общество уцепилось за этот самый “чекистский” крюк. И повисло на нем. А кому-то хотелось, чтобы оно ударилось о дно и разбилось вдребезги. И те, кто этого ждал, страшно обиделись. И стали возмущаться, говоря о скверных свойствах “чекистского” крюка, на котором удержалось общество…
И все же мы помогли в конце концов удержать страну от окончательного падения. В этом один из смыслов эпохи Путина, в этом историческая заслуга президента России. И это налагает на наше профессиональное сообщество огромную ответственность, не имеющую ничего общего с кичливым самодовольством».
Далее автор констатировал, что внутри «чекистской корпорации» идет война:
«Для того чтобы любая корпорация (чекистская в том числе) была здоровой, она должна быть носителем норм. Желательно, чтобы эти нормы были не только внутренними, но и общенациональными. Но они прежде всего должны быть нормами. Если нормы исчезают и наступает произвол, корпорация разрушается. Уже сейчас эксперты и журналисты говорят о “войне групп” внутри спецслужб».
Фактически Виктор Черкесов выдвигал обвинение против Игоря Сечина и руководства ФСБ, которые действительно незадолго до этого инициировали уголовное дело против его (Черкесова) заместителя. «Но не в меньшей степени это будущее определяет сегодня состояние дел внутри нашей корпоративной среды. Нельзя допустить скандала и драки. Нельзя превращать нормы в произвол. Нельзя позволить, чтобы воины становились торговцами. Как члену корпорации, мне она дорога как таковая. Думаю, что и каждому, кто действительно посвятил себя подобной профессии».
Истинной причиной публикации, как предполагали журналисты, стал конфликт ФСБ и ФСКН из-за контроля над таможней и потоками китайской контрабанды. Но обе стороны, возможно, искренне верили в то, что работают на пользу Отечеству.
Публикация имела колоссальный резонанс — и не пошла Черкесову на пользу. Он хотел достучаться до Путина, доступ к которому ему перекрыл Сечин. Но Путин решил, что нельзя выносить сор из избы. Во время очередной перестановки Черкесов потерял пост в ФСКН, но все же был переведен на менее значимую должность — в новое, специально под него созданное агентство по оборонному заказу. А Сечин, несмотря ни на что, только упрочил свой аппаратный вес.
Настоящий нефтяник
До дела ЮКОСа у него не было никакого опыта работы в энергетике. Только в июле 2004 года он возглавил совет директоров компании «Роснефть», т. е. к маю 2008 года его опыт работы в отрасли был меньше четырех лет. Впрочем, дотошный Сечин времени не терял. Если его вечный соперник Дмитрий Медведев, возглавляя совет директоров «Газпрома», компанией совершенно не интересовался, а предоставлял возможность руководить ею лично президенту Путину, то Сечин в своей компании, «Роснефти», вникал во все детали.
В 2006 году Сечин пошел дальше: с его подачи следственные органы начали усиленно проверять еще одну крупнейшую нефтяную компанию, «Русснефть». «Роснефть» Сечина хотела выкупить месторождения компании с таким похожим названием, так как у нее было много перспективных неразработанных запасов. Но о цене не договорились, владелец «Русснефти» Михаил Гуцериев отказался продавать. Тогда ему предъявили налоговые претензии на 17 млрд рублей и возбудили уголовное дело. В последний момент он продал компанию, но не «Роснефти», а алюминиевому магнату Олегу Дерипаске, и уехал из страны.
Впрочем, эта история получила неожиданную развязку. В 2010 году, когда президентом уже стал Медведев, бывший владелец Гуцериев был прощен, смог вернуться и выкупить компанию обратно. За него заступились друзья: бывший министр экономики, возглавивший Сбербанк, Герман Греф и олигарх Владимир Евтушенков.
Освоившись в совете директоров «Роснефти», Сечин рассорился с президентом компании Сергеем Богданчиковым и в 2010 году избавился от него, посадив туда подконтрольного себе человека.
Постепенно Сечин становился самым влиятельным человеком в российской промышленности и в российском правительстве. В этом он очевидно обошел даже своего тезку Игоря Ивановича Шувалова (хотя формально Шувалов был выше по должности: первый вице-премьер, а Сечин просто вице-премьер).
Коллеги по правительству говорили про него, что у Сечина нет экономического мышления, что он не любит частный бизнес и считает, что все должно принадлежать государству.
Первый после Путина
В качестве вице-премьера Сечин начал все активнее проявлять внимание к «Газпрому». Именно «Газпром» после новогодней газовой войны 2006 года с Украиной стал главным внешнеполитическим инструментом Кремля. Путин руководил компанией лично, а Сечин, в качестве куратора, был обязан ему помогать. Председатель правления «Газпрома» Алексей Миллер ужасно раздражал Сечина тем, что ничего не делал. Во время зарубежных визитов Сечин жаловался журналистам, что он, мол, уже договорился о том или ином соглашении, но подписать ничего невозможно, потому что Миллер спит.
Подобных усилий Сечина, наверное, хватило бы, чтобы свалить любого другого руководителя, но Миллер тоже был старым товарищем Путина, тоже работал в мэрии Петербурга в 1990-е годы. К тому же его стиль совершенно не мешал Путину принимать все решения самостоятельно. Путин ведь воспринимал «Газпром» не как корпорацию, а как политический инструмент, зачастую не заботясь об экономической стороне действий.
Став вице-премьером, Сечин продолжил борьбу с «неправильными» олигархами, но на новом уровне. В 2009 году произошла самая серьезная в постсоветской России техногенная катастрофа — авария на Саяно-Шушенской ГЭС. Сечин приехал на место лично разбираться в произошедшем, по словам очевидцев, сам, не жалея времени, разговаривал с родственниками погибших. А потом на одном из совещаний произнес крылатую фразу: показав в сторону толпы местных жителей, которые хоронили родных, Сечин сказал: «Дайте им все». Это означало, что компания-владелец электростанции должна была взять на себя полную ответственность за выплату компенсаций пострадавшим.
А затем Сечин возглавил комиссию по ликвидации последствий аварии и, удивительным образом, пришел к выводу, что во всем виноват его давний противник Анатолий Чубайс, архитектор еще ельцинской приватизации, которую Сечин считал несправедливой. Именно Чубайс по заданию Путина разрабатывал реформу российской электроэнергетики и успешно завершил ее, полностью ликвидировав электроэнергетическую госмонополию РАО ЕЭС в 2008 году. Когда компания прекратила свое существование, Игорь Сечин принялся за обратный процесс: он возглавил крупный осколок прежней госкорпорации, «Интер РАО», и начал собирать ее обратно, поворачивая вспять либеральную реформу Чубайса.
Председателем совета директоров расформированной корпорации РАО ЕЭС при Чубайсе был Александр Волошин, бывший глава администрации президента и, соответственно, бывший начальник и давний враг Сечина.
В 2003 году фактически именно Сечин добился отставки Волошина. Но после кризиса 2008 года усилившийся Сечин вступил с Семьей в непримиримое сражение и сумел одолеть Волошина, Дерипаску, Юмашевых и даже Медведева.
Внешне это выглядело как корпоративный конфликт в компании «Норникель», крупнейшей металлургической корпорации мира. Вплоть до 2008 года ее основными акционерами были Владимир Потанин, бывший российский вице-премьер ельцинской поры, автор схемы залоговых аукционов, и его давний партнер Михаил Прохоров. Накануне кризиса партнеры решили развестись, Прохоров продал свою долю Олегу Дерипаске, алюминиевому королю и зятю Валентина Юмашева, который приходился, соответственно, зятем Борису Ельцину. Основатель компании Владимир Потанин потерял контроль над ней, а новым председателем совета директоров стал Волошин, представлявший интересы Дерипаски. Как раз в этот момент Потанин обратился к Сечину как к единственной силе, которая могла защитить его от вновь набирающей силы Семьи.
И Сечин помог: сначала он помог сделать гендиректором компании тогдашнего главу «Ростуризма». Не слишком профильное назначение, но кандидат был другом президента Путина еще с петербургских времен, чем никто из боссов «Норникеля» похвастаться не мог: ни Потанин, ни Дерипаска, ни Волошин. Затем в 2010 году Сечин и Потанин предприняли ловкий маневр и выкинули Волошина из совета директоров. То была горячая фаза войны. Волошина поддерживал президент Медведев, но и это дало лишь временный эффект.
На внеочередном совете директоров Волошина восстановили. Но три месяца спустя вообще вывели из совета директоров. Война была проиграна — оказалось, что Сечин просто более терпелив и вынослив. Даже сообща вся так называемая «семейная группировка» — Медведев, Волошин, Дерипаска, Юмашевы — не смогла его одолеть. Это поражение в бизнесе было очень болезненным, ибо демонстрировало, что президент Медведев отнюдь не авторитет. И не то что не первое лицо государства, а, возможно, даже не второе — только третье после Путина и Сечина.
Битва за Москву
Самое скандальное публичное столкновение между Медведевым и Сечиным произошло осенью 2010 года. Внешне Сечин к этому скандалу никакого отношения не имел: вызов президенту бросил вовсе не он, а ветеран российской политики, бессменный мэр Москвы Лужков. Однако опытный политик Лужков никогда не осмелился бы пойти против президента, если бы не был уверен, что его не накажут. Сечин убеждал Лужкова, что его аппаратный вес столь велик, что он вообще-то не обязан с Медведевым считаться. Если что — Путин не позволит его и пальцем тронуть.
Сечин в присутствии Медведева всегда вел себя корректно и в соответствии с протоколом, но был рад унизить его чужими руками. Тем более что Юрий Лужков считал, что Медведев ему не ровня. Он стал мэром Москвы еще в 1992 году. В 1993 году он решительно поддержал Ельцина в борьбе с Верховным Советом. В 1999 году он был уверен в том, что станет президентом, но сошел с дистанции под давлением черного пиара. Хозяин столицы с 18-летним стажем полагал, что Медведев ему не ровня и он совершенно не обязан с ним миндальничать.
Сам Лужков вспоминает, что конфликты с Медведевым у него начались еще в 2005 году, когда тот был главой президентской администрации. По его словам, поводом было решение Кремля повысить зарплаты медсестрам по всей стране. Лужков, узнав об этом, решил параллельно повысить зарплаты еще и всем московским врачам — иначе, уверяет он, возникла бы серьезная диспропорция. А Медведев обиделся. «Что вы делаете? Вы эффект государственного решения обнулили!» — якобы кричал он.
Следующий конфликт, о котором вспоминает Лужков, случился, уже когда Медведев стал президентом. В ноябре 2008 года мэр Москвы давал интервью легендарному телеведущему Владимиру Познеру, в котором сказал, что, по его мнению, столичный градоначальник должен избираться гражданами, а не назначаться президентом. (Сейчас, впрочем, он оговаривается, что в 2004 году после Беслана якобы был за отмену губернаторских выборов и, когда Путин с ним советовался, поддержал его решение.)
В этом интервью было еще несколько интересных моментов. Например, Лужков поддержал только что внесенную Медведевым идею (на самом деле путинскую) увеличить президентский срок. А еще неожиданно заговорил о Крыме и Севастополе: «Севастополь никогда не был территорией Украины… А Крым отдали Украине одним росчерком пера, когда делили страну… и теперь эта проблема берет за сердце каждого из россиян», — сетовал Лужков. В тот момент эта проблема на самом деле вовсе не была мейнстримом в российском обществе. Ее широко не обсуждали, разве что сам Лужков в компании Игоря Сечина и единомышленников. Поэтому никто не обратил внимания на эти слова московского градоначальника. Все запомнили только критику отсутствия выборов мэра.
На эти откровения президент Медведев отреагировал нервно — его Лужков раздражал, и он очень хотел показать, кто в доме хозяин. «Кто не согласен, пусть уходит», — заявил он на следующий день.
Сейчас Лужков рассказывает историю как патетическую притчу: мол, услышав слова Медведева, он собрал семью (а именно жену Елену Батурину, самую богатую женщину в России, входящую в топ-20 списка Forbes, и двух дочерей) и спросил их: «Что мне делать? Проглотить? Сделать вид, что ничего не произошло?»
«Дети мне сказали: “Папа, честь — никому!”» И после этого Лужков написал издевательское заявление об уходе, в котором обвинял Медведева в том, что тот возвращает 37-й год и репрессирует инакомыслящих. Уволить Лужкова за то, что тот выступил за демократические выборы, было бы очевидной ошибкой, поэтому Медведев его заявление не принял.
Однако следующий конфликт был вовсе уже не между «демократом» Лужковым и «диктатором» Медведевым. Бывший мэр рассказывает, что он был связан со Сталиным. В 2010 году московские власти готовились к очередной, 65-й годовщине Победы в Великой Отечественной. И на этот раз Лужков решил, что в праздничном оформлении должны присутствовать портреты Сталина.
«Сталина мы размещали в пропорциях его роли. А она была — и очень серьезная. Он внес свой вклад в Победу, он был одним из мощнейших и решающих. Именно Сталин управлял ресурсами, он контролировал стратегию. Первый период войны — его вина, а второй — его успех. Вычеркнуть его невозможно. Под лозунгом “За родину, за Сталина” наши солдаты шли в атаку», — говорит Лужков и сейчас. Но в администрации президента были категорически против — Медведев распорядился, чтобы Сталина нигде не было.
«Что за бред? Что за дикость? — до сих пор возмущается Лужков. — Я принял другое решение — мы сделали аллею Сталина на Поклонной горе».
Лужков тут же оговаривается, что «он не сталинист». «Он виновен в смерти 50 млн человек. И первое, что легло на его совесть — на черную совесть этого человека, — это 20 млн уничтоженных кулаков, крепких хозяйственников, которые могли сделать наше сельское хозяйство процветающим». Лужков не случайно употребляет выражение «крепкий хозяйственник» — именно так его называли журналисты все 18 лет его работы мэром Москвы. И все это вовсе не кажется ему противоречивым.
Развязка наступила в августе — сентябре 2010 года. Летом в Центральной России была засуха, и вокруг Москвы бушевали лесные и торфяные пожары. В середине августа едкий смог окутал Москву. Жители города были в панике, и в решающий момент государственные информагентства вдруг передали странное сообщение. Анонимный источник в администрации (за этим эвфемизмом всегда скрывалась Наталья Тимакова) задавался вопросом, почему мэр столицы отдыхает в Австрийских Альпах в тот момент, когда москвичи задыхаются в дыму.
Лужков вернулся крайне оскорбленным и возмущенным. Сначала он, выступая в эфире городского (т. е. своего) канала ТВЦ, сказал: «Из администрации пошел пинок: вернулся-то правильно, но поздновато. Видишь ли, это долго, это шесть дней — шесть дней товарищ был в отпуске — и поздновато». Затем ответил «анонимному источнику» анонимной статьей в газете «Московский комсомолец». Текст был подписан именем Юрий Ковелицын, но все понимали, что настоящий автор — Лужков. В нем он открыто обвинял президента Медведева в антипутинском заговоре:
«Владимир Владимирович предусмотрел множество сдержек и противовесов вокруг Дмитрия Анатольевича. Команда нынешнего первого лица напирает с такой силой, что обстановка — в частности, прямое гонение из-за Зубчатой Стены на мэра Москвы — выходит далеко за рамки всяческих политических приличий.
Смена руководителя Москвы, лояльного премьеру и немало поработавшего с ним над стабилизацией положения не только в столице, но и по всей России, открывает дорогу цветному бунту, чью обманчивую эйфорию российский народ еще не испытал, а потому может ей поддаться.
В стране хватает людей, считающих свой интеллектуальный и финансовый потенциал достаточным, чтобы воспользоваться в своих целях любым катаклизмом. Они сейчас старательно обхаживают Медведева, науськивают его и на политического отца, и на все его главные опоры — в том числе на Лужкова»[41].
Медведев был ошеломлен наглостью Лужкова. Он понимал, что тот не стал бы вести себя так вызывающе, если бы не ощущал полную безнаказанность, а чувство подобной безнаказанности ему мог внушать только Сечин.
Формально Медведев мог уволить мэра Москвы в любой момент. Прецедентов отрешения губернатора «в связи с утратой доверия президента» на тот момент еще не было, но по закону ничего этому не препятствовало. Другой вопрос — что-то надо было объяснить Путину: почему уволен опытный и популярный мэр. Путин, разумеется, сам не любил Лужкова, но не решался трогать его, так как считал, что того любят москвичи. Единственным выходом было убедить Путина, что москвичи Лужкова не любят.
На Лужкова обрушилась пропагандистская мощь телеканала НТВ — того самого, который десятью годами раньше поддерживал его и Евгения Примакова, а не «ставленника Семьи» Владимира Путина. Теперь все поменялось. На НТВ вышло два разоблачительных фильма: «Дело в кепке» (про самого Лужкова), а потом «Дорогая Елена Николаевна» — про его жену Батурину.
Затем Лужкова вызвал к себе глава президентской администрации Сергей Нарышкин и предложил написать заявление об уходе. Лужков пообещал подумать и уехал в отпуск (опять в Австрийские Альпы) отмечать день рождения. «Ясно, что Юрий Михайлович переживает сейчас непростой период в своей жизни, и ему, конечно, нужно время подумать», — заявил агентствам анонимный источник в Кремле.
Из отпуска Лужков написал Медведеву еще одно вызывающее письмо. Он обвинял его и администрацию в «информационном терроре» и попытке вернуть 37-й год, во введении цензуры. Примером цензуры Лужков называл тот факт, что по звонку из Кремля московский телеканал ТВЦ снял из эфира документальный фильм в поддержку Лужкова — тот факт, что у него существовал собственный карманный телеканал, ему казался вполне демократичным.
В письме Лужков ссылался на некие «мощные протесты москвичей», будучи убежден, что горожане выступят в его поддержку. В этом он, как выяснится позже, выдавал желаемое за действительное — или слишком сильно поверил своим карманным социологам. Закончил письмо он фразой «Честь имею».
Вернувшись из отпуска 27 сентября, Лужков заявил журналистам, что в отставку не собирается. Медведев в тот момент находился с визитом в Китае. Однако на следующее утро, 28 сентября, на официальном сайте Медведева появился указ о том, что Лужков «отрешен от должности в связи с утратой доверия».
Спустя пару дней этот публичный конфликт прокомментировал Путин. Он как бы отмежевался от обоих, сказав, что Лужкову не стоило идти на конфликт с Медведевым, а раз уж он ввязался в него, то Медведев вправе его уволить.
Сейчас Лужков рассказывает, что истинной причиной конфликта и отставки было его нежелание поддерживать Медведева, который собрался выдвигаться на второй срок. Якобы еще в феврале 2010 года к Лужкову пришел один из его старых знакомых в качестве эмиссара от Медведева и попросил ответить, поддержит ли он второй срок Медведева. Лужков — по его словам — ответил отказом.
Этот случай сейчас он сравнивает с другим, якобы случившимся тоже в феврале, но 11 годами раньше, в 1999 году, — тогда к нему якобы пришел Борис Березовский, чтобы предложить стать кандидатом в президенты от Семьи. И Лужков тогда тоже отказался. По его версии, потому что намеревался пересмотреть итоги залоговых аукционов, по версии Семьи, — потому что считал, что победит и так, а поддержка слабого Кремля ему не нужна.
В окружении Медведева говорят, что никакого предложения Лужкову никто не делал и делать не мог. Слишком очевидны были тесные связи между мэром Москвы и вечным недругом Медведева — Игорем Сечиным.
Впрочем, в чем Лужков точно не ошибается, так это в том, что именно в 2010 году у Медведева появились реальные амбиции — он захотел остаться президентом на второй срок. И именно в этой ситуации Сечину предстояло сыграть решающую роль.