В которой Алексей Кудрин проиграл битву за место в голове президента
Алексей Кудрин, возможно, идеальный чиновник. Покинув правительство и оказавшись в умеренной оппозиции, он стал деканом факультета свободных искусств и наук Санкт-Петербургского университета. И это Кудрину очень идет. Он выглядит как раз как многомудрый, рассудительный профессор-экономист. На самом деле Кудрин никогда не был профессором, он всегда был чиновником. И свои академические экономические знания приобрел, работая в министерстве. В те годы его еще дразнили, называя главбухом России.
После отставки те, кто высмеивал его прежде, начали называть его самым честным и самым профессиональным министром. Но даже в отставке Кудрин ведет себя как чиновник, пусть и очень либеральный, просвещенный и интеллигентный. Договориться с ним о встрече — сложнейшая эпопея. Он переносил наше интервью (в силу занятости, неожиданных встреч, срочных поездок и т. д.) раз десять, всякий раз присылая вежливые эсэмэски.
У Кудрина замечательный офис. Он похож на небольшой, скромный дворец, правда, за пределами Садового кольца, рядом с Олимпийским проспектом. Кабинет Кудрина очень напоминает его вице-премьерские покои в Белом доме.
Сам Кудрин, конечно, не считает себя оппозиционером. Он, видимо, считает, что он на скамейке запасных — и его время еще придет. Ведь он, в отличие от остальных либералов, продолжает изредка общаться с Путиным и давать ему советы. Жалеет ли он, что ушел из правительства из-за конфликта с бывшим президентом Медведевым и тем самым ограничил свой доступ к Путину? В ответ Кудрин загадочно улыбается: «Мне иногда задают такой вопрос. Но все же нет, не жалею. Я не могу рассказать почему. Это не какие-то договоренности с Путиным или кем-либо из власти. Это мои личные основания». Говорит он тоном профессора, который просто не может объяснить школьнику суть своего новейшего открытия.
Прощай, кабинет
В марте 2014 года стало понятно, что «либеральная партия» в Кремле проиграла. Владимир Путин практически перестал к ней прислушиваться. Примерно раз в неделю он встречался с новым министром финансов Антоном Силуановым, раз в месяц выслушивал его предшественника Алексея Кудрина, но не собирался менять своих подходов к политике. Их компетенция касалась только сферы финансов — во всем остальном, по мнению Путина, он разбирался значительно лучше, поэтому мнения либералов не спрашивал.
Алексей Кудрин по-прежнему был в авторитете. Он участвовал во многих совещаниях, и нередко именно за ним оставалось последнее слово. Рассказывали характерную историю — в конце 2013 года президент Путин вызывал Кудрина на совещание по экономическим вопросам. Речь зашла об изменении подоходного налога, и весь экономический блок правительства был единодушен: и министр экономики, и министр финансов, и глава Центробанка, и советник президента по экономическим вопросам. Против был только Алексей Кудрин, непонятно в каком статусе присутствующий на заседании. После жарких споров президент согласился с Кудриным и объявил заседание закрытым.
После отставки в 2011 году Кудрин несколько месяцев не освобождал свой кабинет в Министерстве финансов. Он успел выступить на крупнейшем оппозиционном митинге на проспекте Сахарова, но при этом сохранял за собой рабочий кабинет на улице Ильинке, в старом министерском особняке. Новый министр, его преемник, Антон Силуанов — из уважения к патрону — тоже не переезжал в его кабинет. Первые несколько месяцев после отставки Кудрин существовал на положении призрака, «тени отца Гамлета». Он не занимал никаких государственных должностей, но продолжал по инерции время от времени ходить на работу.
Никто из правительственных либералов, включая нового министра, все равно не был на Кудрина в обиде. Он все равно был если не патриархом, то первым среди равных, потому что, помимо опыта, у него было одно важнейшее достоинство. Он был другом Путина. Кудрин имел прямой доступ к телу. Они работали вместе с начала 1990-х годов, причем Кудрин, единственный из всей современной бюрократии, не был в те годы подчиненным Путина — они были наравне. Путин в 1990-е годы возглавлял международный отдел в мэрии Петербурга, а Кудрин — финансово-экономический. Кудрин самостоятельно — без протекции Путина — переехал в Москву, его позвал архитектор ельцинских экономических реформ Анатолий Чубайс. Путин и Кудрин были на «ты», президент называл его «Леша». Словом, Алексей Кудрин был, возможно, последним влиятельным либеральным демократом в стране.
Но в начале 2014 года Кудрин оказался в странной роли единственного гонца, который осмеливается приносить плохие вести. Путин его больше не слушал. Все остальные, всё окружение президента, говорили прямо противоположное — совсем не то, что Кудрин. Все были убеждены, что курс, который взял Путин, — верный. Поэтому выслушивать сомнения Кудрина у Путина не было ни времени, ни желания.
Самое главное — Кудрин не верил в то, что война против России развязана Соединенными Штатами Америки. Сколько раз Путин объяснял ему, показывал донесения разведки, цифры и сводки. Кудрин как будто не слышал. Он всякий раз начинал говорить про экономические последствия. И у Путина лопалось терпение. При чем тут экономические последствия? США ведут войну на уничтожение. Они хотят свергнуть лично его, они пытаются сделать это еще раз — как в прошлый раз пытались в 2003 году при помощи Ходорковского. Но и в этот раз у них ничего не получится.
А на войне у Кудрина нет никаких шансов. Чиновничьи привилегии, спецпропуска и спецсвязь больше не давали никаких дополнительных преимуществ — не давали возможности донести до Путина свою точку зрения. А значит, не было никакой нужды ими себя обременять. Кудрин даже не стал устанавливать в своем новом офисе закрытую линию для связи с президентом.
Реванш системы
День 1 марта был ужасным. Владимир Путин официально обратился к Совету Федерации — верхней палате российского парламента — за разрешением использовать вооруженные силы за пределами страны. Так положено по конституции. Это, конечно, сущая формальность, и никогда раньше ни один российский президент такого не делал. Борис Ельцин не спрашивал у парламента, когда вводил войска в Чечню, а Дмитрий Медведев не получал одобрения на ввод российских танков в Грузию. Но они оба уверяли, что те случаи — это была никакая не война, а «контртеррористическая операция» или даже «операция по принуждению к миру». Путин нарочно обратился к парламенту — сам этот жест должен был стать символическим. Таким образом он грозил миру.
Мир действительно такого не ожидал и был шокирован. Но больше всех была шокирована Валентина Матвиенко, председатель Совета Федерации, которой предстояло в выходной день, в субботу, собрать своих подопечных, чтобы они единогласно одобрили решение президента. Никаких сомнений в итоге голосования не было — сенаторы всё и всегда одобряли единогласно. Но как их собрать?
Когда Валентина Матвиенко, бывшая в молодости вожатой в пионерском лагере, узнала, что ей необходимо как-то собрать хотя бы половину сенаторов, у нее началась смеховая истерика. Задание действительно было до смешного невыполнимым. Совет Федерации — это вовсе не тот орган, который работает как часы. Официально верхняя палата российского парламента собирается в Москве два раза в месяц — это не считая того времени, когда у сенаторов каникулы (т. е. всю зиму и все лето). Фактически у сенаторов только 15 или 20 рабочих дней в году, но далеко не все они исправно посещают заседания. Обычно явка — около 50 % (для кворума этого достаточно). По статусу они приравнены к членам правительства и получают такую же зарплату, что и федеральные министры. Но большинству сенаторов эта зарплата в общем-то не нужна. Членами Совета Федерации зачастую становятся миллиардеры, которым нужен дополнительный государственный статус. Или бывшие криминальные авторитеты (тоже миллиардеры, впрочем), которым этот статус нужен как страховка от уголовного преследования. И лишь в редких случаях члены Совета Федерации — это заслуженные пенсионеры, которых сослали из большой политики на покой.
Весенняя сессия еще не началась, Олимпиада в Сочи только-только закончилась — все сенаторы на отдыхе: кто в Альпах, а кто на островах. За сутки не до всех можно дозвониться — не то что заставить явиться на работу. Сенаторов судорожно обзванивали все: сама Матвиенко, ее замы, главы комитетов, губернаторы — тем, у кого были собственные самолеты, было велено брать с собой попутчиков — доставлять в Москву товарищей по несчастью, вырывая их с отдыха.
Заседание назначили на шесть вечера. Но и в шесть вечера не было кворума. Тем не менее спикер Валентина Матвиенко заявила, что это «сбой в машине», и предложила все равно начать — по ее словам, еще несколько сенаторов обещали приехать уже в процессе заседания. И действительно, вскоре на табло появилась цифра 90 — свозили опоздавших.
Привезенные с Французских Альп сенаторы в общем-то были единодушны. Если бы их выступления услышал неподготовленный зритель, он мог бы подумать, что Совет Федерации одобряет не введение войск на Украину, а сразу объявление войны США.
«Барак Обама перешел красную линию, оскорбил весь русский народ!» — бушевал вице-спикер Воробьев[57]. Он был известен как лучший друг и многолетний зам Сергея Шойгу, министра обороны. И как отец губернатора Московской области: покидая должность подмосковного губернатора, Шойгу «по наследству» передал ее сыну лучшего друга и своему крестнику. «Россия должна отозвать своего посла из Вашингтона», — требовал сенатор.
Но никто, наверное, не выступал так проникновенно, как 84-летний сенатор Николай Рыжков. Он сказал — по сути — обычные слова. Мол, на Украине «государственный переворот», к власти пришла «коричневая чума» и это результат заговора «американцев и других шведов», которые уже «разгромили Югославию, Египет, Ливию, Ирак и т. д.». Это, в общем, стандартная риторика старого коммуниста. Но для Рыжкова и его речь, и само голосование означали триумф и полную реабилитацию.
Николай Рыжков был предпоследним премьер-министром Советского Союза. Именно он проводил все экономические реформы перестройки, которые позже были признаны неудачными. В 1990 году он рассорился с Горбачевым, слег с инфарктом и ушел в отставку, нещадно критикуя президента СССР и обвиняя его в том, что он разрушает великую страну. В 1991 году Рыжков пытался вернуться в политику — именно он был главным соперником Бориса Ельцина на самых первых, исторических выборах президента России. Ельцин тогда победил в первом туре, а Рыжков занял второе место и получил только 16 %. На этом его политическая карьера, казалось бы, оборвалась. О Рыжкове забыли — даже несмотря на то, что он продолжал занимать какие-то церемониальные должности, а в 74 года, в 2003 году, был назначен сенатором.
Распад Советского Союза и крах плановой экономики были для Рыжкова трагедией всей жизни. Все последние 20 лет он клеймил либералов во власти, в первую очередь Алексея Кудрина, публично радовался его отставке.
По взглядам Рыжков и Кудрин были полными противоположностями. Один — бывший заведующий экономическим отделом ЦК КПСС, апологет марксистско-ленинской философии; другой — убежденный рыночник. Еще в конце 1980-х годов, в разгар перестройки и первых съездов народных депутатов, Рыжков был едва ли не главным врагом Анатолия Собчака, будущего мэра Петербурга, начальника и учителя Кудрина и Путина. В своей книге воспоминаний «Хождение во власть» Анатолий Собчак посвятил Рыжкову целую главу «Плачущий большевик Николай Иванович». И в ней он описывает премьера как идеального винтика советской машины, как представителя номенклатуры, который готов до последнего отстаивать ее интересы.
По иронии судьбы через 23 года после своего полного поражения «плачущий большевик» неожиданно взял реванш. Советский Союз, конечно, не возродился, но его старосоветская риторика вдруг стала уместна, актуальна и популярна. Более того, он присутствовал на заседании Совета Федерации, который принимал решение о вводе российских войск на Украину. И это при том, что сам Рыжков — родом с Украины. Он родился в Донецкой области, в шахтерской семье. «Плачущий большевик» был счастлив.
Рыжков, надо сказать, был не единственным сенатором-«украинцем», голосовавшим за ввод войск. На Украине родилась и спикер Валентина Матвиенко — учиться, правда, она поехала в Петербург, родной город Путина, Кудрина и Собчака.
Все члены Совета Федерации проголосовали за. На следующий день Валентина Матвиенко получила разнос в администрации президента, а потом еще один — от Путина, за то, что на историческом совещании была такая низкая явка. Всего 90 человек из 168 сенаторов.
16 марта в Крыму прошел референдум. И в тот же день США и Евросоюз опубликовали первые санкционные списки. В них оказались и Валентина Матвиенко, и сенаторы, наиболее активно выступавшие за введение войск на Украину. В том числе и 84-летний Николай Рыжков. Благодаря обрушившимся на него санкциям Николай Рыжков вдруг стал героем. О нем стали снимать фильмы, федеральные газеты брали у него интервью, в которых величали «последним премьером империи». Новообретенный патриарх российской политики клеймил «предателей» Горбачева и Ельцина и хвалил Путина за возрождение страны.
Исповедь в Кремле
18 марта, через день после Крымского референдума, Красная площадь была оцеплена новосибирским ОМОНом — его специально привезли в столицу за 3000 километров, чтобы усилить охрану порядка. Город был почти на осадном положении, потому что в Кремле готовилось экстренное послание президента. Путин собирался выступить перед членами Думы, Совета Федерации, правительства и специально приглашенными почетными гостями. Поэтому полицию для усиления безопасности в столице свезли со всей страны — даже из Сибири.
В Москве был мороз, и депутаты образовали огромную очередь на входе в Большой Кремлевский дворец. Все были в очень похожих черных пальто и черных меховых шапках — как члены Политбюро. На общем фоне выделялся только гигантский боксер (и тоже депутат Госдумы) Николай Валуев — в сером пальто и шляпе. Каждый из депутатов был ему по пояс, и все с ним фотографировались. В очереди шутили исключительно про санкции: кто уже попал, а кто еще нет. Политическая элита немного нервничала — кто-то от неизбежности санкций, а кто-то от осознания исторического момента. «Внукам буду рассказывать, что был в Кремле в этот исторический день, слушал эту историческую речь».
Речь Путина действительно была исторической. Не только потому, что он объявил, что Крым и Севастополь входят в состав Российской Федерации. За полчаса он вспомнил и пересказал всю историю своего президентства: как менялось его мироощущение, как он стремился быть нормальным либеральным европейским президентом, как разочаровался в западных друзьях, как уверовал в их враждебность и как никогда больше не поверит в их искренность. Никогда еще российский президент не произносил таких эффектных и проникновенных слов — не речь, а исповедь, публичный сеанс психоанализа на высшем уровне.
«Россия искренне стремилась к диалогу с нашими коллегами на Западе. Мы постоянно предлагаем сотрудничество по всем ключевым вопросам, хотим укреплять уровень доверия, хотим, чтобы наши отношения были равными, открытыми и честными. Но мы не видели встречных шагов. Напротив, нас раз за разом обманывали, принимали решения за нашей спиной, ставили перед свершившимся фактом, — делился своей личной обидой Путин. — Нам все время одно и то же твердили: “Вас это не касается”».
14 лет назад Путин звучал совершенно иначе. Россия может стать полноправным членом НАТО, «если с интересами России будут считаться, если она будет полноправным партнером», говорил он, тогда кандидат в президенты, в марте 2000 года в эфире Би-би-си. Трудно сказать, правда ли он верил в такую перспективу, но он явно хотел понравиться западным коллегам.
Следом Путин подружился с Джорджем Бушем. Как позже вспоминал американский президент, он взглянул в глаза «другу Владимиру» и «увидел в них душу». Когда друзья Джордж и Тони в 2004 году за спиной у Путина приняли в НАТО семь стран, в том числе страны Балтии, он воспринял это как личное предательство. «Владимир пришел к выводу, что американцы не отводят ему то место, которого он заслуживает» — так вспоминал Блэр о закончившейся дружбе с Путиным в своих мемуарах.
«Нас раз за разом обманывали, принимали решения за нашей спиной, ставили перед свершившимся фактом. Так было и с расширением НАТО на восток, с размещением военной инфраструктуры у наших границ. Нам все время одно и то же твердили: “Ну, вас это не касается”», — прямым текстом говорит Путин в Крымской речи.
Еще более сильным ударом стало решение Лондонского суда отказать в экстрадиции Закаева и Березовского. Путин просто не верил, что Блэр не может повлиять на судей. Поведение бывших друзей Путин счел лицемерным — и напомнил об этом и в Крымской речи: «Наши западные партнеры во главе с Соединенными Штатами Америки предпочитают в своей практической политике руководствоваться не международным правом, а правом сильного. Они уверовали в свою избранность и исключительность, в то, что им позволено решать судьбы мира, что правы могут быть всегда только они».
Впрочем, тот факт, что американцы и европейцы не признают в нем равноправного партнера, Путина бесил всегда — и он всегда с удивительной искренностью в этом признавался. Ту же мысль Путин откровенно высказал в интервью журналу Time и в 2007 году, когда его признали человеком года: «Америка не нуждается в друзьях. У нас складывается впечатление, что США нужны вассалы, которыми можно покомандовать… нам и всем остальным говорят: “Нет, их можно немножко пощипать и попенять, потому что они не совсем цивилизованные, они еще дикие немножко, они недавно с дерева слезли. Поэтому мы должны их немножко причесать — они сами это сделать не смогут, — побрить их, отмыть от грязи”. Вот у нас такая цивилизаторская роль»[58]. Пожалуй, ни один мировой лидер никогда настолько откровенно не выражал свою обиду.
Настоящим другом Путина был Уго Чавес[59], который также отличался экстравагантной искренностью. Обращение к американской аудитории, к которому прибегает Путин в своей Крымской речи, было излюбленным риторическим приемом венесуэльского президента. Раз в неделю Чавес вел многочасовую программу «Алло, президент», в которой регулярно обращался к американцам, будто бы смотревшим центральное телевидение Венесуэлы. И говорил он примерно то же самое, что и Путин: «Нас пытаются загнать в какой-то угол за то, что мы имеем независимую позицию, за то, что ее отстаиваем, за то, что называем вещи своими именами и не лицемерим». В 2006 году Чавес апеллировал к американцам с трибуны ООН, призывая одуматься и понять, что президент Буш — дьявол во плоти. В своей Крымской речи Путин впервые обратился напрямую к американскому народу, а также к европейцам и украинцам — раньше ничего подобного он не делал.
Отношение Путина к СССР за десять лет совершенно не изменилось: в 2005 году в послании к Федеральному собранию он называл крушение СССР «величайшей геополитической катастрофой XX века» и «величайшей драмой для российского народа». Теперь, девять лет спустя, он повторял ту же мысль, но уже куда менее официально и наукообразно: русские — это самый большой в мире разделенный народ, а русскоязычное население Крыма было отдано, как «мешок картошки». Он не поменял точки зрения и не противоречил себе.
Появилась только одна тема, отношение к которой Путин кардинально пересмотрел.
«Людей поистине независимых, которые не боятся испортить отношения с начальством, не боятся потерять свое место, пишут то, что думают, — таких людей на самом деле мало. Но их мало не только в журналистской среде, их мало вообще: они такие пассионарные люди, они в любой среде немножко диссиденты. Но тем не менее именно такие люди, бескорыстные, честные, и вызывают уважение, где бы они ни работали, — журналисты они или политики, кто угодно», — говорил Путин в 2007 году в интервью Time. В Крымской речи никакие диссиденты уже не упоминались, зато появились «национал-предатели» и «пятая колонна», которая, кстати, всегда была излюбленной метафорой Чавеса. Только так он называл оппозицию и либеральных журналистов, отказывая им в искренности и бескорыстии.
Однажды разочаровавшись, Путин с годами лишь углубился в свое разочарование. Однажды решив, что западные партнеры его предали, он уже не прощал их и всегда продолжал лишь укрепляться в этой мысли. Так и с диссидентами — однажды назвав их «предателями», Путин продемонстрировал, что никогда уже к ним не прислушается.
Зал был в восторге. Слушатели разражались овациями после каждого абзаца в речи Путина — как будто невидимая рука дирижировала ими. Всего оваций было 27. Причем две первые и две последние были стоячими — почти весь Георгиевский зал Кремля вставал со стульев и начинал скандировать «Россия! Россия!» и «Путин! Путин!».
Потом Путин и руководители Крыма символически подписали документы о присоединении полуострова к России. Прозвучал гимн. И все потянулись к выходу — обнимаясь и поздравляя друг друга. Особенно сиял президент Чечни Рамзан Кадыров. Он шел к выходу, в голос напевая строчки российского гимна. По дороге прервался, лишь увидев знакомого: «Ну что, теперь Аляска?» — заливаясь радостным смехом, спросил он.
Остальные тоже демонстративно радовались — но в кулуарах разговаривали о санкциях. Причем в присутствии журналистов они начинали уверять, что санкции им нипочем — более того, это повод для гордости, «номинация на политический “Оскар”», как выразился бывший кремлевский идеолог Владислав Сурков. «Это большая честь для меня. Счетов за рубежом не имею. В США меня интересуют Тупак Шакур, Аллен Гинзберг и Джексон Поллок. Для доступа к их произведениям виза не нужна. Так что ничего не теряю», — рассуждал он о том, что накануне был включен в санкционный список США. Более того, когда его, завзятого интеллектуала и любителя европейского искусства, спросили, не боится ли он попасть в аналогичный европейский санкционный список, Сурков излучал самоуверенность: «Вся Европа здесь — в голове. Этого достаточно».
Ответ Суркова, собственно, демонстрировал, что у него не было сомнений — со дня на день он ждал включения и в санкционный список ЕС, после чего путешествовать в Европу он смог бы только в фантазиях. Поэтому, не теряя лишнего времени, на следующий же день Сурков собрал вещи, семью и друзей и отправился в путешествие в любимый Стокгольм. И не ошибся. Уже 21 марта был опубликован дополнительный европейский список, включавший фамилию Суркова. Поездка в Стокгольм действительно оказалась последним свиданием с Европой.
Наказанные друзья
Если для Николая Рыжкова попадание в санкционные списки стало большой радостью и доказательством того, что он еще не забыт и, более того, актуален, а для Владислава Суркова санкции стали большим огорчением, поскольку он искренне любил ездить в Европу, то для многих близких друзей президента Путина санкции оказались настоящей трагедией. Дело в том, что они уже много лет жили за границей, там были их дома, там учились их дети, там находилась их собственность и бизнес.
Но вовсе не они пытались образумить Владимира Путина. Это по-прежнему делал только Алексей Кудрин, опальный экс-министр финансов. Что любопытно, Кудрин бился в одиночестве. Почему молчали сами пострадавшие? Почему все собеседники Путина хором говорили ему о безошибочности его политики? Почему, например, давние друзья (граждане Финляндии) Аркадий и Борис Ротенберги, Юрий Ковальчук или Геннадий Тимченко (проживающий в Швейцарии гражданин Финляндии) не пытались переубедить его?
«Поставьте себя на мое место, — так пересказывает один из знакомых Юрия Ковальчука его слова, произнесенные в дружеском кругу. — Если я буду ему надоедать, как Кудрин, говорить ему то, что ему не нравится, перечить — чем это для меня закончится? Я уменьшу свой доступ к телу, сам накажу себя еще сильнее, чем это сделали европейцы. Я сделаю себе еще хуже. Зачем мне это нужно? Ради кого?»
Никто из приближенных Путина не смел с ним спорить, потому что многие понимали, что он — только он — является основным гарантом и источником их благосостояния. Только из его расположения произрастает их легитимность. Свои богатства они заработали не упорным трудом или талантами в бизнесе, а благодаря знакомству с ним. Отдаление и опала означали лишение этого благосостояния. Его гнев лично для них намного опаснее любых западных санкций. Больше того, путинские олигархи даже хвастались своей готовностью пожертвовать благосостоянием ради Путина в парадных интервью. «Если понадобится, завтра же передам все государству. Или на благотворительность. Лишь бы пошло на пользу, — говорил Геннадий Тимченко в интервью государственному агентству ИТАР-ТАСС. — Мы с женой много раз обсуждали тему. Лично нам миллиарды не нужны…»[60]
Тимченко не зря упомянул свою жену. Елена Тимченко — амбициозная светская дама — имела значительное влияние на мужа. Она жила в Швейцарии, на семейной вилле на Женевском озере и вела образ жизни просвещенной европейской меценатки. Считая себя покровительницей искусств, она даже организовала собственный кинофестиваль в Женеве, на который по ее приглашению съезжались российские, да и не только российские кинозвезды.
По Елене Тимченко санкции ударили первой — она лишилась не только роскошной виллы и безмятежного образа жизни. Как многократно рассказывал сам Тимченко, она как раз перенесла хирургическую операцию и должна была оплатить ее, но, как оказалось, ее счет был заблокирован. Эта история впечатлила и самого Владимира Путина — он то и дело пересказывал ее, как свидетельство бесчеловечности санкций, раз они затрагивают не только лиц, внесенных в санкционный список, но и членов их семей. Елена Тимченко даже стала одной из героинь прямой линии, которую Путин проводил в апреле 2014 года.
«Два еврея, один хохол»
Петербургский форум был одним из любимых детищ Путина. В 1990-е годы ельцинские олигархи для привлечения инвестиций в Россию и лучшего знакомства с зарубежными коллегами создали Российский экономический форум в Лондоне. Еще в 2007 году Путин решил, что проводить смотр достижений российской экономики в Британии негоже, и запретил чиновникам ездить на Лондонский форум — а вместо него порекомендовал Петербургский, проводимый ежегодно с 1997 года. Год 2014-й должен был стать для этого мероприятия звездным — началось российское председательство в «Большой восьмерке», и Путин решил совместить саммит G8 с форумом. Для этого форум перенесли на месяц раньше — с июня на май.
Но присоединение Крыма и последовавшие санкции изменили все планы. G8 самоликвидировалась, саммит был отменен — в итоге Петербургский форум превратился в грустную свадьбу, с которой сбежала невеста, а жених и его друзья продолжают куражиться друг перед другом, утверждая, что не очень-то невеста им всем и нравилась, без нее даже лучше.
Почти все самые видные участники форума были под санкциями, и все как один говорили, что санкции — благо, они вовсе не страшны, а даже полезны.
Были и такие, кто радовался искренне. Для некоторых (например, для главы железнодорожной госмонополии Якунина) попадание в санкционный список стало фактически спасением. Над чиновниками сгущались тучи, и ходили слухи, что вот-вот их отправят на покой, но западные санкции исправляли ситуацию. Бросить верного человека в беде Путин не мог — и уже наказанный западными санкциями Якунин был переназначен на новый срок. Уволен Якунин будет только год спустя, в августе 2015 года.
Владимир Путин на форуме пребывал в прекрасном настроении. Он долго выступал на сессии перед бизнесменами, потом повторил все то же на пленарном заседании, а потом еще раз — отвечая на вопросы. Везде звучала мантра: Россия протягивает Западу оливковую ветвь, а Запад ее отвергает. Мы стремимся к миру, а Запад не хочет с нами общаться. Несколько раз он рассказал, что российский министр экономики Алексей Улюкаев («Между прочим, либерал», — с максимальной язвительностью и даже пренебрежением уточнял Путин) ездил на переговоры с представителями Евросоюза — и никто, никто не захотел с ним разговаривать.
Впрочем, не менее шутливо Путин отзывался и о своих старых друзьях: «Против кого санкции-то ввели? Выбрали как специально двух евреев и одного хохла», — шутил он, имея в виду братьев Ротенберг и Тимченко.
В последний день форума Путин встречался в загородной резиденции с иностранными журналистами. Первые два часа он был расслаблен, шутил и подтрунивал. И вдруг ближе к концу встречи, когда журналист Associated Press задал вопрос про свободу слова в России, президент рассвирепел. «Не вам, американцам, учить нас! После того как американские каналы так лгали о событиях на Майдане, у вас нет никакого морального права даже заикаться о свободе слова!» — кричал Путин.
Большая часть зарубежных гостей форума не приехала, а главной темой обсуждения неожиданно стали санкции, единственное, что осталось неизменным, — это светская программа форума. Миллиардер Михаил Прохоров проводил традиционный прием-дискотеку со стриптизершами, танцующими на барных стойках, как и в предыдущие, «тучные» годы.
Борьба за место в голове Путина
В июне президенту Путину принесли аналитический отчет, в котором утверждалось, что угроза потери контроля над недрами вновь нависла над страной. 11 лет назад советники Путина били тревогу, предупреждая его, что самый богатый человек в стране, владелец компании ЮКОС Михаил Ходорковский собирается продать российскую нефть американцам, — и Путин до сих пор был благодарен им, и в первую очередь Игорю Сечину, за то, что они сберегли его власть и предотвратили продажу крупнейшей нефтяной компании за рубеж.
И вот все повторилось. Сечин вновь бил тревогу: другая крупнейшая российская нефтяная компания может быть продана иностранцам и этого никак нельзя допустить. Особенно в такой момент, когда американцы вводят против России санкции и прикладывают все возможные усилия, чтобы ослабить страну. Речь шла о компании «Башнефть». Далеко не самой крупной в стране — «Башнефть» была шестой по величине, — но очень хорошо развивающейся и с большим объемом запасов. В сентябре компания должна была разместить свои акции на Лондонской бирже и таким образом выйти из-под контроля, уверял Путина Сечин.
Игорь Сечин, как и Алексей Кудрин, работал с Путиным с самого начала 1990-х годов. Но если Кудрин в первые годы совместной работы был Путину равным партнером, то Сечин всегда был подчиненным. И он как никто другой знал психологию Путина. Он знал, что самое страшное обвинение для Путина — это обвинение в предательстве. Предать лично его и предать Россию — для Путина эти понятия стояли очень близко. И Сечин стал последовательно убеждать Путина, что владелец «Башнефти» Владимир Евтушенков — предатель. Он не просто хочет продать компанию за рубеж, он испугался санкций, хочет предать товарищей, сограждан и самого президента.
Евтушенков заработал свои миллиарды благодаря бывшему мэру Москвы Юрию Лужкову. Он был его «придворным» бизнесменом и обязан ему своим состоянием — более того, они свояки, Евтушенков женат на сестре Елены Батуриной, жены Лужкова. Но когда у Лужкова случился конфликт с президентом, его начали травить по федеральным телеканалам и вскоре отправили в отставку, Евтушенков не только не вступился за патрона. Он начал от него открещиваться и говорить в интервью, что никак с Лужковым не связан — и даже в гостях у него ни разу не был.
Евтушенков много вкладывался в научные и ИТ-разработки, ему нравилось, когда его называли «русским Биллом Гейтсом». Именно его компании был поручен запуск системы ГЛОНАСС — русского аналога и конкурента американской навигационной системы GPS. Куратором проекта был Сергей Иванов, в 2007 году считавшийся возможным преемником Владимира Путина, но проигравший гонку Дмитрию Медведеву. Когда стало ясно, что Иванов не станет будущим президентом России, проект начал потихоньку глохнуть — Евтушенков перестал проявлять какое-либо рвение в его осуществлении. Зато он увлекся другой инновацией — «русским айфоном», или так называемым МТС Glonass 945. Его изготовили и с помпой представили первым лицам, но производила эти телефоны китайская ZTE. Дмитрий Медведев перестал быть президентом, а Евтушенков перестал интересоваться прежней игрушкой.
Все эти эпизоды из биографии Евтушенкова Игорь Сечин подобрал в единую папочку и продемонстрировал ее Путину, чтобы у того не оставалось сомнений в том, что Евтушенков предатель. Главным пунктом была, конечно, «Башнефть» — Евтушенков завладел ею в 2009 году с разрешения Дмитрия Медведева. Путин о сделке, конечно, знал, однако Сечин сообщил боссу неизвестные детали, мол, у компании есть «латентные акционеры».
У Сечина были свои причины интриговать против Евтушенкова. «Роснефть», крупнейшая нефтяная компания России, возглавляемая Сечиным, испытывала серьезнейшие проблемы, у нее падала добыча, она требовала субсидий от правительства. Поглощение маленькой, но очень успешной и быстрорастущей «Башнефти» решило бы все проблемы «Роснефти» и Сечина.
Более того. Отдалившись от Лужкова, Владимир Евтушенков подружился с самыми видными либералами из окружения Путина: главой Сбербанка Германом Грефом и архитектором ельцинских реформ Анатолием Чубайсом. Они были идейными и принципиальными противниками Сечина — нанести удар по либералам было для него делом чести.
Для самого Сечина, конечно, не было никаких сомнений в том, что размещение акций «Башнефти» на Лондонской бирже — это удар по энергетической безопасности страны, удар в спину ровно в тот момент, когда Запад ведет против России экономическую и психологическую войну. Поэтому Сечин всеми силами старался, во-первых, предотвратить выход «Башнефти» на Лондонскую биржу, ну а во-вторых, добивался отъема компании у Евтушенкова.
Предприниматели, имевшие какое-либо дело с Сечиным, рассказывают, что у него есть одна любопытная особенность. Против любого бизнес-партнера Сечина всегда немедленно возбуждается уголовное дело. Просто так, на всякий случай. Чтобы партнеры были более сговорчивыми и контролируемыми. Довольно часто это не заканчивалось никаким судом — дело просто закрывалось. Но таков был стиль работы Сечина — и его давняя привычка.
В середине июля акционеры «Башнефти» вдруг неожиданно узнали, что их акции арестованы по решению Басманного суда — того самого, который 11 лет назад санкционировал арест Ходорковского. Оказалось, что Следственный комитет, начав расследовать приватизацию «Башнефти», выяснил, что прежние собственники компании (продавшие акции Евтушенкову) купили компанию с нарушением закона, а значит, и самого Евтушенкова стоит признать скупщиком краденого.
Арест акций означал, что размещение на Лондонской бирже юридически невозможно. Но это было только начало. Сам Евтушенков заявил журналистам, что это рейдерский захват его компании. Два месяца спустя тот же Басманный суд принял решение поместить Евтушенкова под домашний арест. Его обвинили в «хищении и легализации» акций компании «Башнефть».
Арест Евтушенкова поверг российский крупный бизнес в неменьший шок, чем присоединение Крыма и война на Украине. «Это намного хуже, чем любые санкции, — говорили миллиардеры из списка Forbes, — теперь ясно, что никаких правил игры нет. У любого могут отобрать все что угодно».
Действительно, с точки зрения бизнеса, хорошо знающего путинскую логику, арест Евтушенкова принципиально отличался от дела ЮКОСа. Михаил Ходорковский нарушил правила игры — он стал вмешиваться в политику и был за это наказан. Евтушенков же — полная противоположность Ходорковскому. Он всегда был осторожен, всегда тонко чувствовал конъюнктуру, никогда не совершал опасных или резких шагов. Сделка по покупке «Башнефти» была со всеми согласована.
За Евтушенкова пытались заступиться практически все — в первую очередь его товарищи Чубайс и Греф. Но довольно скоро они поняли, что их заступничество не только неэффективно, но даже опасно. В той секретной папке, которую показали Путину, было написано, что Чубайс и Греф — латентные акционеры «Башнефти», а их вмешательство только подтверждало эту версию. Слушать их аргументы Путин даже не хотел. Фактически все либералы из окружения Путина оказались отрезаны от него — никакого влияния на президента они оказать не могли.
Чтобы достучаться до шефа, они придумали довольно безнадежный метод. Если не удается добиться личной аудиенции, то нужно выступить публично, так чтобы Путин услышал, возможно, понял.
Первым был Герман Греф. Он выступил с незапланированной речью на инвестиционном форуме «Россия зовет!» — и неожиданно начал говорить о том, почему развалился Советский Союз. «Советское руководство было удивительно некомпетентно. Они вообще не знали законов экономики и не выполняли их. В общем-то счастливые люди», — обличал Греф. Он говорил о том, что в России не хватает конкуренции и людей «нельзя мотивировать ГУЛАГом».
Путина в тот момент на форуме не было, он выступал в тот день после обеда, но выступление Грефа стало бомбой — оно затмило все остальные события форума, все писали лишь про «мятеж Грефа». Но выступавший позже Путин никак не отреагировал. Он много шутил (под громогласный хохот зала), уверял, что экономика России очень сильна, просто требует серьезной мобилизации и у государства существуют для этого ресурсы. Но давним слушателям Путина запомнилась еще одна деталь — произнося фразу «Не так страшен черт, как его малюют», президент вдруг запнулся, перекрестился и сказал: «Господи, прости». Поведение для России XXI века крайне нетипичное — упоминать черта всуе, конечно, считалось грехом, но скорее в XIX веке. В современном мире подобные привычки могли сохраниться разве что у монахов. «Много общается с духовниками, святыми отцами», — сделали вывод либералы.
Через три дня вразумить Путина попытался Алексей Кудрин. Единственный вариант, который он придумал, чтобы поговорить с начальником, — это было интервью на Первом канале российского телевидения самому известному российскому телеведущему Владимиру Познеру. «Для меня защита российских национальных интересов — в усилении экономической мощи. Без нее не будет ни военной мощи, ни какой-либо другой. А сейчас наша экономическая сила ослабевает, мы не сможем добиться тех целей, которые мы поставили во внешней и во внутренней политике, поэтому мое беспокойство усилилось», — говорил Кудрин фактически на языке Путина.
Кудрин надеялся, что, напомнив о себе Путину, он вновь вызовет его интерес. Но прежний Путин, на возрождение которого надеялся Кудрин, не подавал признаков жизни. В публичных выступлениях он оперировал неверными статистическими данными, уверяя, что экономика в порядке, а также раз за разом повторял, что Россия не хочет никакой изоляции — она, напротив, стремится к диалогу, а западные партнеры ее игнорируют.
Коллеги Кудрина стали часто рассуждать о том, что тот напрасно ушел из Минфина. «Увы, либералы проиграли борьбу за Путина», — вторили влиятельные бизнесмены. Все пребывали в чудовищном унынии. «Ничего в этой ситуации поделать невозможно. Если вагон падает в пропасть, надо отойти поближе к его концу», — говорил один из крупнейших в стране предпринимателей. Никто не считал, что как-то можно изменить ситуацию в стране, начать как-то бороться, — ведь главная борьба, борьба за воздействие на Путина, уже проиграна.
Не пройдет и месяца, как на политологическом форуме в Сочи новый идеолог Кремля Вячеслав Володин произнесет эту формулу вслух: «Путин — это Россия. Есть Путин — есть Россия, нет Путина — нет России».