Я жду, когда он отпустит меня, но его хватка усиливается.
Нет, нет, нет.
Что...?
Горячее дыхание щекочет мне ухо, когда его губы касаются чувствительной раковины.
— Вот тут ты ошибаешься. Ты знаешь, что я сейчас делаю? Заявляю о своих правах публично, чтобы никто не посмел посягнуть на то, что принадлежит мне.
Я втягиваю воздух, впиваясь пальцами в его футболку.
— Люди смотрят.
— В том-то и дело, мой ужасный монстр.
— Эш... — мои слова замирают в горле, когда его губы находят чувствительное местечко под моим ухом.
Его губы прижимаются к коже, и он втягивает ее в рот. Для такого холодного человека, как Ашер, его губы обжигающе горячие.
Как будто меня поджигают, и он не остановится, пока я не превращусь в пепел.
Что-то необузданное и дикое сжимает меня за грудь. Низ моего живота скручивается сам по себе, сжимается, словно вот-вот упадет.
Мои чувства обостряются, и все увеличивается десятикратно. Шелест ближайших листьев. Камень стены впивается мне в спину. Запах земли, окружающей нас. Я даже слышу щебетание птицы вдалеке.
Мои пальцы впиваются в ткань его футболки. Я хотела толкнуть его, но мои руки остаются там, сталкиваясь с его сердцебиением.
Риск того, что кто-то может наблюдать, даже не влияет на меня; во всяком случае, это еще больше обостряет мои чувства, будто это возможно.
С того момента, как я очнулась в больнице, я была членом «ходячих мертвецов», совершая движения, как робот. Вот почему депрессивные мысли овладевают мной и затягивают в свои безжалостные тиски.
Прямо сейчас, когда Ашер терзает мою шею, я впервые почувствовала, как во мне пробегает прилив жизни.
Это больно, знаете ли.
Быть мертвой так долго только для того, чтобы внезапно проснуться, чертовски больно.
Это как ребенок, делающий свой первый вдох. В тот момент, когда его легкие начинают работать, он разражается плачем.
Это то, что мне хочется сделать прямо сейчас.
Прилив жизни так силен, что мне хочется плакать.
Губы Ашера скользят от моего уха к мочке. Он кусает, посасывая так сильно, что я ожидаю, что он разорвет кожу и будет пировать по моим венам, как какой-нибудь вампир.
Моя голова становится туманной и дезориентированной. Словно он поставил меня на лестницу, и чем больше я поднимаюсь, тем под более сильный кайфом я оказываюсь.
Впервые с тех пор, как я пришла в себя в больнице, что-то кажется правильным и в то же время совершенно неправильным.
Какая бы черная магия он ни творил на моей коже, она работает. Это расслабляет мои мышцы и превращает меня в освобожденную душу. Я бы все отдала, чтобы почувствовать себя живой после того, как проснулась мертвым.
Стон вырывается из моего горла, не заботясь о том, услышит ли кто-нибудь.
Я чувствую его рычание на своей коже, прежде чем слышу его.
Ашер отстраняется, грудь поднимается и опускается от его коротких вдохов. Его челюсть дергается, прежде чем он скрывает свою реакцию.
— Почему ты это сделала?
— Ч-что сделал? — я искренне сбита с толку.
— Издала стон. — он произносит это слово с отвращением. — Ты не стонешь.
Что на самом деле...?
— Разве я не должна стонать? Я где-то пропустила памятку? — я звучу так же озадаченно, как и чувствую себя.
— Кто ты, черт возьми, такая? — спрашивает он полу-удивленным тоном, будто видит меня в первый раз.
— Я.. — я замолкаю.
Как, черт возьми, я должна ответить на этот вопрос?
— Ты ничто, Рейна. Ты становишься чем-то только тогда, когда я решаю. — он опускает руку на мою ключицу в угрожающей ласке. — Прекрати играть со мной в эти гребаные игры.
— В какие игры? — я задыхаюсь. Кожа там, где был его рот, ощущается как дикое пламя. — Ты тот, кто выследил мою задницу и загнал меня в угол. Перестань быть таким горячим и ледяным, черт бы тебя побрал.
— Горячим и ледяным, да?
— Да. Ты даешь мне чертову взбучку, чувак.
— Чувак?
Он крепче сжимает руку на моей шее, будто ему не хватает терпения.
— О, ты молодец. Ты стала так хороша в этом. Что будет дальше? Раздвинешь для меня ноги?
— Ты последний человек на этой планете, с кем я когда-либо бы переспала.
В моих словах нет особой убежденности, но я все равно стою на своем.
— Словно меня может заинтересовать такой монстр, как ты.
Я пытаюсь притвориться, что это не больно. Я стараюсь не обращать внимания на боль, пробирающую у меня под кожей после того, как он заставил меня почувствовать себя хорошо несколько секунд назад.
Место, к которому он присосался, внезапно становится ледяным. Пожар потушен, и теперь от него остался только пепел.
Я не такой бесчувственный монстр, каким он меня рисует. Это больно. Быть настолько сильно ненавидимой и не знать причины причиняет мне такую же боль, как и мои травмы.
Слезы наворачиваются мне на глаза, но я смаргиваю их. Никто не увидит меня слабой и уязвимой... никто.
Вместо этого я выпячиваю грудь.
— Тогда почему ты продолжаешь прикасаться ко мне?
— Я прикасаюсь к тому, что принадлежит мне, когда мне, блядь, заблагорассудится.
Гнев бурлит под поверхностью, но я наношу ответный удар холодным тоном.
— Ну, чрезвычайные новости, Ашер: я решила, что я больше не твоя. Я расторгаю помолвку.
Я удивлена, что продержалась так долго. Я должна была покончить со всем этим, когда он назвал меня монстром в больнице.
Это еще одно из неправильных решений старой Рейны, которое я исправляю за нее.
Ты поблагодаришь меня позже, девочка.
Правда, она была той, кто обручилась с ним, и она имеет право расторгнуть помолвку самостоятельно. Тем не менее, я не могу оставаться с этим мудаком, когда все, что он когда-либо хочет сделать, это причинить мне боль.
Я не настолько отчаянная.
Или чертовски глупая.
Он смеется, и звук этот такой же пустой, как и его душа.
— Это не так работает.
— Это свободная страна. Я не останусь помолвленной с таким мудаком, как ты.
Он смотрит на меня долгими секундами, будто мои слова не были услышаны.
— Мы помолвлены с пятнадцати лет. Это семейное дело. Закрой свой рот и смирись с эти.
— Или что?
— Или ты потеряешь гламурную жизнь, которую так любишь. — он наклоняет голову набок. — Условие получения твоего наследства выйти за меня замуж. — он наклоняется и проводит языком по чувствительной коже, которую сосал ранее. — Пока смерть не разлучит нас, мой ужасный монстр.
О, нет.
Нет, нет, нет.
Зачем, черт возьми, моему отцу это делать?
Моя голова превращается в беспорядочный беспорядок.
— Но ты явно ненавидишь меня. Почему ты хочешь это сделать?
Мурашки покрывают мою кожу, когда он говорит:
— Ты должна мне жизнь, и я разрушу твою в качестве расплаты.
Глава 10
Рейна
Ашер оставил меня стоять там.
Именно так. Нет, тебе не нужна помощь, чтобы попасть внутрь? Или что-нибудь отдаленно человеческое.
Ублюдок.
Мне приходится ковылять пятнадцать минут, чтобы добраться до входа. Поскольку я не помню этого места, это занимает у меня еще больше времени. Я не прошу других о помощи, потому что это то же самое, что признать слабость.
Как только я вхожу в огромные двери, меня встречает поток студентов.
— Ты в порядке, Рейна?
— Как нога, Рейна?
— Это правда, что ты оказалась в пожаре, Рейна?
— Ты болеешь за Дьяволов в эту пятницу?
Я пытаюсь улыбнуться, но моя реакция будто застыла за пределами досягаемости. Я не знаю этих людей, и хотя я рада, что никто, кажется, не узнает, что я их не помню, не хочу показаться грубой или ужасной.
В конце концов, это мой колледж.
Внимание в коридорах это все равно, что злобный язык ласкает мою кожу. Я вижу ненависть за одними улыбками, зависть за другими. Есть также нетерпеливые лица, как парней, так и девушек, которые неловко машут рукой, словно уверены, что я им не отвечу.
Я полагала, что буду популярна, учитывая дурацкую должность чирлидерши, но никогда не думала, что это будет так... фальшиво.
До сих пор я не встретил никого, кто действительно видел бы меня, человека внутри, а не лицо или форму чирлидерши, хотя даже я не знаю, кто, черт возьми, этот человек внутри.
Я сосредотачиваюсь на своих шагах, а не на толпе людей, окружающих меня. Залы большие, но я не могу нормально дышать в толпе. Хуже всего то, что я не знаю, куда идти.
Тебе следовало спланировать это получше.
Заткнись, мозг. Я знаю это.
— С дороги, ублюдки, — воет знакомый голос с другой стороны зала.
Студенты спотыкаются друг о друга, освобождая дорогу не кому иному, как Оуэну.
Он ухмыляется от уха до уха, подмигивает девушке и шлепает другую по заднице. Как будто он думает, что он секс-бог, благословляющий крестьян своим присутствием.
— Рей-Рей. — его ухмылка превращается в злую, когда он кладет руку мне на плечо. — Думала, ты еще немного побудешь зомби.
— А я думала, ты уже перестанешь быть свиньей.
— Определи значение свиньи. — он приподнимает бровь. — Потому что, если это означает много мяса, тогда у меня это есть, детка”.
— Фу. Отвратительно.
Его брови хмурятся, и он на секунду замолкает.
— Ты понимаешь, что только что сказала это вслух, верно?
— Разве я не должна была этого делать?
— Обычно я знаю, что ты так думаешь, но ты никогда этого не озвучиваешь.
— Новый человек, новые правила. — я ударяю его по твердому, мускулистому боку.
— Свинья.
Он смеется.
— Ну, черт. Похоже, у нас появилась новая Рей-Рей. Ты собираешься отвечать на все?
— Если ты ведешь себя как дерьмо, почему я не должна высказывать свое мнение?
— Потому что ты этого не делаешь? — он машет двумя пальцами перед моим лицом. — Обычно у тебя здесь происходит пустая роботизированная штука.
— Почему?