«Тогдашняя одесская литературная группа «молодых», к которым примкнул Ставров, включала несколько человек, имена которых теперь известны и в Советской России, и в зарубежье: Бабель, В. Катаев, Олеша, Ильф и Петров, <…>, поэты Эдуард Багрицкий и Вера Инбер. В воспоминаниях, напечатанных в «Новом русском слове» несколько лет тому назад, Ставров дал живое изображение литературной и художественной атмосферы тех лет. Ставров не захотел, по примеру многих своих коллег, остаться советским писателем и выехал за границу – «в своё отечество, в Грецию». Но, как сам он потом рассказывал, «в своей стране», то есть в Греции, в Афинах, Ставрова с женой все считали «русскими», да и сами они себя хорошо чувствовали только среди русских эмигрантов. Подобно тысячам таких же «русских иностранцев», живших на юге, большей частью родившихся в России и получивших русское воспитание и образование, Ставров до конца остался верен русской культурной традиции, долгое время живя за границей, думал и писал по-русски». Позже, уже в Париже, он начал писать по-французски, но – вернёмся к самому началу.
Перикл Ставрович Ставропуло родился в Одессе в 1895 году. Окончил гимназию и в 1918 году, ещё до прихода большевиков, юридический факультет Новороссийского университета. За год до окончания университета начал литературную деятельность – писал стихи, многие из которых опубликованы в одесском журнале «Бомба», писал скетчи для театра миниатюр. Подражание Маяковскому тогда было очень заметно – друг Багрицкого Пётр Сторицын даже опубликовал в той же «Бомбе» пародию на него:
Читайте:
С.Т.А. – Ста-вропуло.
А я не таковский:
Вы одного, господа, не знаете:
Пишется – Ставропуло,
А читается – Маяковский.
Прав ли был Сторицын? Судите сами – вот отрывок из одного из ранних стихотворений Перикла Ставропуло «В кинематографе»:
Все поцелуи и вздохи – луны!
Довольно затрёпанной луны,
Довольно потасканных аллеек
И пошленького трепыханья ветра,
Когда – за восемьдесят копеек —
Четыре тысячи метров.
Вы! В грязной панамке!
Серый слизняк,
Сюсюкающий над зализанной самкой,
Подтянитесь и сядьте ровнее!
Сегодня вы – граф де Реньяк,
Приехавший из Новой Гвинеи,
Чтобы похитить два миллиона
из Международного банка.
А ваша соседка с изжёванным лицом,
Дегенератка со склонностью к истерике,
Уезжает с очаровательным подлецом
В какую-нибудь блистательную Америку!
Прошли годы, и Перикл Ставропуло сменил стиль. Он увлекся Тютчевым и Иннокентием Анненским. В Париже, куда поэт перебрался из Афин (через Болгарию и Югославию), он издал два сборника стихов – уже под псевдонимом Ставров: «Без последствий» (1933) и «Ночью» (1937). Печатался в журналах и альманахах «Числа», «Круг», «Грани», «Современные записки», «Новоселье», «Русские записки». Перикл Ставров стоял близко к «парижской ноте», что не удивительно, учитывая среду его общения; но полностью поэтом «ноты» не стал. После выхода первого сборника Ставров вошёл в круг парижского «младшего литературного поколения», стал участником «воскресений» у Мережковского и «Зелёной лампы», участвовал в литературных вечерах. Вдохновитель «парижской ноты» Георгий Адамович писал о стихах Ставрова, что они «доходят до ума и сердца, как нечто творчески напряжённое и несомненное».
Поворачивай дни покороче,
Веселее по осени стынь,
Ведь в холодные, ясные ночи
Выше звезды и горше полынь.
Если ходу осталось немного,
Если холодом вечер омыт —
Веселей и стеклянней дорога,
Как струна, под ногами звенит.
Не спеша в отдаленьи собачий
Вырастает и мечется вой,
И размах беспечальней бродячий
Под высокой, пустой синевой.
Всё прошло, развалилось, опало
В светлой сырости осени злой,
И взлетает последняя жалость
Легче крыльев за бедной спиной.
«Ещё во время оккупации Ставров начал писать прозу – рассказы, которые с 45 г. он печатал в «Новом русском слове» и других изданиях, а также поместил во французских журналах ряд своих, им самим переведенных, рассказов, продолжая работу и переводчика, так, например, в первые годы после освобождения Ставров поместил в различных французских изданиях ряд рассказов И. Бунина», – пишет Юрий Терапиано. «В последние годы Ставров напечатал в «Новом русском слове» и других изданиях ряд статей по вопросам искусства и практических отзывов, готовил к печати книгу своих рассказов и принимал – до последних месяцев своей болезни – деятельное участие в литературной жизни русского Парижа». С Буниным Ставров познакомился ещё в Одессе, в 1918 году. В «Новом русском слове» в 40-х и 50-х годах опубликован ряд очерков Ставрова об одесских и парижских друзьях и знакомых – Юрии Олеше, Эдуарде Багрицком, Николае Бердяеве, Борисе Вильде.
В тридцатые годы вместе с молодым французским писателем Рене Блеком Перикл Ставров открыл в самом центре Латинского квартала небольшую книжную лавку «Под лампой», где ежедневно собирались русские и французские литераторы. Однажды там появились Илья Ильф и Евгений Петров – одесситы пришли проведать своего знакомого. Было это в 1934 году, Ставров как раз переводил тогда оба их романа на французский – совместно с родившимся в Перу и выросшим в Париже писателем и переводчиком Виктором Ллона. Именно тогда Ставров подарил Ильфу свой первый сборник стихотворений, благодаря чему почти через семьдесят лет, в 2003 году, появилась на свет единственная на сегодня книга стихов и прозы Перикла Ставрова «На взмахе крыла», вышедшая в Одессе. Дело было так: Александра Ильинична Ильф показала подаренный её отцу сборник одесскому журналисту и культурологу Евгению Михайловичу Голубовскому, он нашёл ряд ранних стихов Ставрова – тогда ещё Ставропуло – в одесских газетах, а второй сборник и прозу разыскал по просьбе Голубовского живущий в Париже поэт и журналист Виталий Амурский.
В 1939-м, в год начала войны, Перикл Ставров был избран председателем Объединения русских писателей и поэтов во Франции. Несмотря на то, что немецкими властями были закрыты все русские общественные организации, Объединение, так же, как и Союз писателей и журналистов, продолжало свою деятельность негласно, а квартира Ставрова была местом тайных встреч литераторов. После освобождения Франции, в 1945-м, Перикл Ставров совместно с С. Маковским начал издавать литературный журнал «Встречи», который, увы, просуществовал недолго – вечные проблемы с финансированием. В последние годы Перикл Ставров писал и публиковал статьи об искусстве и готовил к печати книгу своих рассказов – она так и не увидела свет. Перикл Ставрович Ставров умер в Париже в 1955 году. До последних месяцев своей болезни он принимал активное участие в литературной жизни «русского» Парижа.
Евгений Евтушенко в своей антологии «Десять веков русской поэзии» написал о Перикле Ставрове такие строки:
«Он негласно считался третьестепенным поэтом, и невнимание к нему критиков и читателей происходило от их тогдашней избалованности разнообразием талантов в литературе эмиграции. А между тем стабильная третьестепенность в русской поэзии – это степень весьма и весьма почетная. Я и сам незаслуженно упустил его стихи в «Строфах века».
Перечитайте хотя бы первую и последнюю строфы из стихотворения «Поворачивай дни покороче…». А как тонко сказано: «…Немного стен, немного сада…» Такое на дороге не валяется.
<…> Ставров принадлежит к тем, кто забытости не заслуживает. Нельзя отдавать «пожирающему рассвету» ни одного не заслуживающего этого человека».
Сегодня мы вновь вспоминаем Перикла Ставрова, перечитываем его стихи – и стихи о нём.
Всё на местах. И ничего не надо.
Дождя недавнего прохлада,
Немного стен, немного сада…
Но дрогнет сонная струна
В затишье обморочно-сонном,
Но дрогнет, поплывет – в огромном,
Неутолимом и бездонном…
И хоть бы раз в минуту ту,
Раскрыв глаза, хватая пустоту,
Не позабыть, не растеряться,
Остановить,
И говорить, и задыхаться
Всё ровнее, быстрей и нежней,
Всё прилежней колеса стучали.
В голубом замираньи полей
Запах дыма и скрежет стали.
В серебро уходящая мгла,
Лошадей и людей вереницы,
Брызги влаги на взмахе крыла,
Хриплый окрик разбуженной птицы.
Эта белая даль – не снежна,
Эти тени дорог – не бескрайны,
Оттого эта тайна нежна,
Что осталась, как тени, случайной.
Только музыка всё слышней,
Только небо светлее и ближе
В голубом замираньи полей
На разъезде путей, под Парижем.
Утро рассветною пылью туманится
В розовом облаке перистых чаяний,
День начинают святые и пьяницы
Для ожиданий, намеков, раскаяний.
…Как на беду ничего не случается.
Жить очень хочется. Жизнь продолжается.
Перикл
Поймем – пусть позже или раньше:
не так уж свет всепожирающ.
И правды в этой строчке нет:
«всепожирающий рассвет».
Быть с именем Перикл – из позабытых?
Ну как он угодил – Перикл Ставров —
среди других, забвением убитых,
в заваленный безвестнейшими ров?
Забвение спасительным бывает.
Во времена террора и войны
он выводил в Одессе на бульвары
и тросточку, и в клеточку штаны.
Его Одесса-мама так любила,
на этой маме он себя женил.
Его ЧК случайно позабыла
и выпустила в Грецию живым.
Когда войны кровавая парилка
осталась за спиной, то, жив-здоров,
вмиг распериклив принципы Перикла,
забытость славе предпочел Ставров.