– Ясно. Спасибо. Я сейчас, еще секундочку.
– Десять минут хватит?
– Конечно!
Загрузились материалы из новостей, я из любопытства просматриваю их. Эту женщину зовут Аманда Хинчклифф, ее только что выпустили из тюрьмы. Что-то знакомое – я уже слышала это имя. Оказывается, в тюрьму ее посадили за пособничество убийствам: она находила на улице молодых девушек и заманивала их в гости, в квартиру своего парня, где он мучал и убивал их. Это было еще давно.
В тюрьме она сидела с двухтысячного года. Новых ее фоток в Интернете нет, но есть несколько сделанных во время ареста.
На всякий случай просматриваю их все.
Смотрю на них.
Смотрю на нее.
Смотрю на ее живот.
Она была беременна.
Она
была
беременна.
Ее арестовали в октябре 1999 года, и в то время она была беременна.
У меня звенит в ушах.
Поле зрения суживается. Я думала, я уже и так Бэлла, а теперь еще больше Бэллы выходит наружу.
Не свожу глаз с экрана.
Ищу подпись.
Наконец нахожу ее.
Ее ребенок, сказано там.
Ее ребенок был помещен под опеку.
Под опеку.
Ребенок родился.
Его поместили под опеку.
Не сказано, мальчик это был или девочка. Только то, что ребенка забрали у матери.
Вот где я слышала ее имя – по радио в машине! Память срабатывает мгновенно. Мы едем из школы в аэропорт. По радио передают новости. Аманда Хинчклифф освобождена из тюрьмы. Мама поспешно тычет в кнопку, и радио умолкает.
Усыновить ребенка непросто. Понятия не имею, сколько малышей родилось в ноябре 1999 года и было усыновлено, но вряд ли у многих из них, родившихся именно в это время, матери носили фамилию Хинчклифф.
Нашлась и старая фотка ее дружка – того самого убийцы. Его зовут Уильям Карр. О своем биологическом отце я вообще не задумывалась и не собираюсь. Я отгораживаюсь от него. Поглядываю на его снимок краем глаза, чтобы не сосредоточиваться. Не могу на него смотреть. И знаю почему: даже краем глаза я вижу на нем кое-что, а этого я видеть не хочу. Мне хочется спрятаться. И чтобы ничего этого никогда не было. Я не выдержу.
ТОГДА ДАВАЙ Я.
Мы ничего не можем поделать. Все уже случилось.
СДЕЛАТЬ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ МОЖНО ВСЕГДА. Я ТАК И ЗНАЛА. ЗНАЛА, ЧТО МЫ – ПОРОЖДЕНИЯ ЗЛА.
Наверное, и я знала.
ТАК ЧТО ТЕПЕРЬ НАМ МОЖНО БЫТЬ ПЛОХИМИ. КАКАЯ ТЕПЕРЬ РАЗНИЦА.
Мир померк. Меня в нем нет. Не могу сказать, чего я не вижу, потому что все равно сижу в темноте. Еще немного сопротивляюсь, потом сдаюсь.
ВОТ ЧТО Я ЗНАЛА С САМОГО НАЧАЛА.
ВОТ ЧТО Я ТАКОЕ.
ВОТ ЧЕМ Я ВСЕГДА БЫЛА.
Я ТАК И ЗНАЛА.
Я
ТАК И
ЗНАЛА.
Я Бэлла. Я Хинчклифф. Я внимательно прочитываю статью в новостях слово за словом и смотрю на мужчину, который восемнадцать лет назад убил пять женщин и убил бы еще больше, если бы его не арестовали.
На этом снимке мужчина молодой. Сфотографировали его в тюрьме. Анфас и в профиль.
У него мои скулы. И мои губы. Мой натуральный светлый цвет волос и, кажется, мои глаза.
Я их дочь.
Я демон.
Уже почти стемнело, я на пляже – сижу на песке, глядя вдаль, на море. Не знаю, что случилось. Не помню даже, как оказалась здесь. Подбираю камушек и швыряю его в воду. Сейчас как раз то время, когда солнце уже скрылось, но на улице еще светло.
Хочу зайти в воду и идти вперед. Это было бы лучше всего. И легче. Просто идти. Вода бурая, противная, она хлынет мне в рот и нос и не даст дышать.
Лучше бы она сделала аборт. Я прожила на восемнадцать лет больше, чем должна была.
А я-то думала, что хочу найти свою биологическую мать.
Я знала ее фамилию и без труда нашла ее. Ждать моего дня рождения не пришлось, потому что моя мать – известная личность. Точнее, мои родители оба скандально известны.
Мне нельзя встречаться с моей настоящей матерью.
Мне нельзя встречаться с моим настоящим отцом.
Можно вернуться к прежней жизни и к тому, что ждет меня в Рио, что бы это ни было. Сделать вид, будто бы ничего я не нашла, снова стать Эллой Блэк, жить и радоваться. На миг я представила себе эту картину. Вернусь в школу, отправлю документы в университет, сдам экзамены на аттестат. Схвачусь за дурацкий оранжевый спасательный круг, дождусь, когда меня втащат на борт, и притворюсь, будто и не падала за него.
Нет, невозможно.
Блэки уже знают, кто я такая на самом деле, больше я не хочу смотреть им в глаза. Не смогу я притворяться, будто ничего не знаю, изображать малышку, которая у них так и не родилась. Больше никто не узнает, откуда я взялась. Вчера я думала, что сумела рассказать Кристиану всю правду, а вот эту часть правды даже не упоминала. Надо рассчитывать только на себя. Раньше у Блэков была постыдная тайна, а теперь она моя. Да, они пытались объяснить мне, что удочерили меня, но я прекрасно понимаю: они ни за что не рассказали бы мне, кто мои биологические родители. Неудивительно, что они охотно сдались, увидев, что я отказываюсь слушать правду.
Испытываю подобие сочувствия к ним. Их ложь была лучше правды. Они совершили добрый поступок, с этим не поспоришь. Поступок-то добрый, но возвращаться с ними домой мне не хочется.
Надо бы снова выйти в Интернет и поискать подробности убийств. Я была зачата явно в самый разгар их преступлений, и невозможно отговориться даже тем, что Уильям Карр мне не отец – достаточно взглянуть на него, чтобы все стало ясно.
Вот наконец и она, реальность. Я – Элла Хинчклифф-Карр, дочь убийц, и моя темная сторона, моя демоническая Бэлла – это правда обо мне. Бэлла Карр. Наверное, так меня назвали при рождении.
Прислоняюсь спиной к дереву и закрываю глаза.
А я ведь слышала об Аманде Хинчклифф и Уильяме Карре, хоть и не придавала этому значения. В памяти вспыхивают статьи из газет, врезки про «еще одну пару знаменитых серийных убийц» в разделе происшествий, ссылки в Интернете, упоминания там и сям. Но и только. Видимо, Блэки старательно ограждали меня, и мне вдруг вспоминаются все эпизоды из детства, когда мое внимание отвлекали печеньем и котятами, как только в новостях мелькало что-нибудь подозрительное. А к тому времени, как я выросла, все эти упоминания бесследно исчезли и из теленовостей, и из газетных заголовков.
В школе знают, кто я.
Эта мысль озаряет меня, как вспышка. Не все учителя, но миссис Остен точно знает. Вспоминаю, как она рвала в клочки какую-то бумажку, пока отпускала меня с родителями – неважно, хочу я этого или нет. Она с самого начала знала, кто я такая.
Видимо, ей было не по себе.
Она знала, как, возможно, и некоторые другие учителя, но ученицы ни о чем не догадывались, как и я. Тем лучше. При мысли о том, что мои подруги узнают такое, меня передергивает.
Я старалась понравиться большинству учителей, безжалостно подавляя свою плохую сторону и притворяясь милой тихоней (если долго притворяешься, то и впрямь почти становишься другим человеком), но в душе оставалась дрянью. Я всегда знала это. А теперь знаю, что сделана из зла и рождена злом. У меня дурные гены, и никакое воспитание и образование, правильное питание и уроки хореографии не сделали бы меня хорошей. Я старалась стать лучше, но чем больше старалась, тем яростнее мне приходилось сражаться против моего истинного «я».
Если так, тогда Фиона и Грэм Блэк – лучшие люди в мире. Они никому не сделали зла. Они стали моими новыми родителями, давали мне все, в чем я нуждалась, чего хотела или о чем просила, а я, несмотря на все это, пришибла птичку молотком и полоснула по лицу незнакомого человека разбитой бутылкой, и мои поступки с легкостью объясняются тем, что я – детище знаменитого криминального дуэта. Вот мы где, мы, Хинчклифф-Карры, – в одном ряду с Хиндли, Брэйди и супругами Уэст[8]. С нами шутки плохи.
Жить, зная все это, я не могу. Встаю, потягиваюсь и бреду к воде. Вокруг никого. Уже почти стемнело. Из дома неподалеку слышны ударные. Вхожу в воду. Велосипеда нигде не видно – наверное, я пришла сюда пешком. Совсем не помню, что было после того, как я капитулировала перед злорадствующей Бэллой, – я очнулась, только когда уже сидела на этом пляже. Я знаю, зачем пришла сюда. Знаю, что должна сделать.
По прямой линии я захожу в воду по колено. На мне все те же короткие шорты, так что я могу зайти почти до бедер, прежде чем они промокнут. Останавливаюсь, когда вода доходит почти до края шортов. Можно идти дальше, пока не утону, и мой труп быстро найдут, потому что в этом месте вода почти не движется.
Я этого хочу. Отчаянно хочу. Уйти в блаженную пустоту и забвение. Все исчезнет. Все-все. В моей власти уничтожить меня саму.
Но
я не могу.
Хочу, но не могу.
Я
хочу,
но
не
могу.
Ноги не идут. Тело отказывается умирать. Бэлла вопит на меня и требует повернуть назад. Я не могу затолкать себя под воду: там я не смогу дышать, а дышать мне необходимо, несмотря на то что я больше не хочу жить. Преодолеть это препятствие не выходит.
Не могу победить свою потребность дышать.
Не могу умереть. Я, похоже, недостаточно сильна, чтобы сделать эти последние несколько шагов.
Я потерпела неудачу в умирании.
Так я и знала. Однажды в прошлой жизни я пыталась поранить себя: унесла канцелярский нож в школьный туалет, чтобы избавиться от своего демона. Я начиталась про селфхарм и считала, что так сумею покончить с Бэллой, не причиняя вреда никому другому, хотя при одной мысли об этом меня так мутило, что я даже стоять не могла – пришлось прислониться к стене кабинки. Я приставила нож лезвием к своей руке и стала ждать.
И не смогла. Не сумела пересилить свои инстинкты. Вот почему у меня на левой руке остались два длинных светлых шрама, которые я никому не показываю. Все, чего я добилась. Как не могла тогда, так не могу и сейчас.
Поворачиваюсь и медленно выхожу из воды. Я – другой человек, в точности как я мечтала в прошлой жизни. Если бы я только знала. Похоже, я решила еще пожить, только не здесь. Никому не могу сказать, кто я. Надо начинать все заново. Оставить прошлое позади – все разом, до последней мелочи, – и найти новую жизнь.