Думать о последнем особенно тяжело теперь, когда я знаю правду о себе. Я причинила человеку вред так же, как делали мои биологические родители. Я могла бы убить его. Может, даже убила. Во мне дурная кровь. Меня баловали и осыпали всевозможными благами, а я все равно выросла злобной дрянью. Я убиваю птичек. И однажды даже пыталась поранить себя, чтобы не пострадал никто другой.
Я рассказала Кристиану про Бэллу, и он не возненавидел меня. Мне казалось, я смогу рассказать ему что угодно, но лишь до того, как узнала самое страшное. Эту тайну доверить ему я не могу. Просто не могу.
Мысли взбудоражили меня, теперь уже не заснуть. Собираю вещи в охапку, несу поближе к воде. И оставляю их там, у самой кромки сырого песка, снимаю футболку, шорты и шарф, остаюсь в одном белье и бегу в море. Вода здесь мутная, не то что по соседству, у больших и роскошных пляжей, ну и ладно. Все равно она чище, чем у того острова. Забредаю поглубже и окунаюсь по шейку. Потом плыву на глубину, хоть мути там еще больше. Ныряю и стараюсь вымыть голову, на которой еще недавно росли волосы. Потом выныриваю, проверяя, на месте ли мои вещи и сумка под ними. На месте. Никто на меня и не смотрит. Всем хватает собственных забот.
Плыву параллельно берегу, вспоминаю, как я устала, поэтому выхожу из воды туда, где оставила вещи. Песок жжет босые ступни.
Возвращаюсь на то место, где лежала раньше, подальше от воды. Теперь вокруг прибавилось народу, но я не обращаю на соседей никакого внимания, потому что иначе буду думать только о том, что все смотрят на мою лысую голову и уже давно узнали меня по фотографии в газете. Быстро натягиваю футболку на мокрое тело, втискиваюсь в шорты, ложусь и закрываю глаза.
Проснувшись, я вижу, что лежу на похожем на пудру песке, на пляже, названия которого не знаю, под ярко сияющим солнцем, вся потная и разгоряченная в шортах и футболке. Волос у меня нет. Я в Бразилии. Я совсем одна. Все это осознание обрушивается на меня разом.
Одиночество бьет меня наотмашь впервые, потому что я больше никуда не бегу. Я очутилась здесь случайно, я совсем одна. Возбуждение, которое вызвал побег, исчезло бесследно. Я уже не знаю, Элла я, Бэлла или кто-то совершенно новый. Я вялая, измученная и пытаюсь составить список дел.
1. Мне надо сегодня где-нибудь переночевать. Значит, сходить и разузнать про другой отель.
2. Не хочу возвращаться ни к Блэкам, ни к Хулии, вместе с тем не хочу, чтобы меня нашла полиция, так что надо найти жилье где-нибудь неподалеку, пусть даже ненадолго.
3. Мне скоро восемнадцать, пора научиться самой принимать решения.
Я могу отправиться куда угодно здесь, в Бразилии, или улететь домой. Если я доберусь до аэропорта так, чтобы меня не арестовали и не посадили в жуткую бразильскую тюрьму, то вернусь домой, найду работу и квартиру. Но я ничего не умею и вдобавок знаю, что Великобритания абсолютно не горит желанием удовлетворять мои потребности. Нет, возвращаться туда я не хочу.
Можно уехать в Амазонию, это на севере Бразилии. Там меня никому не найти. Буду учить английскому желающих или просто снимать деньги с карты Блэков, скрываться и ждать, что будет дальше. Надо только выучить португальский и зря не высовываться.
Тянусь за своей сумкой, чтобы проверить, сколько денег у меня осталось.
Шарю в сумке рукой. У меня есть и наличные, и карта. Сяду в автобус, идущий на север, – да, так будет лучше всего. Сую руку в один угол сумки, потом в другой. Они здесь. Я сама их сюда положила. Сумка всегда была рядом со мной. Я проверила ее, как только вышла из воды, и убедилась, что все на месте.
Сажусь и оглядываюсь. Поблизости несколько компаний. В мою сторону никто не смотрит. Никто не держит в руках мои деньги и карту и не смеется. Снова роюсь в сумке и замечаю, что мой шарф пропал. Выкладываю все свои вещи на песок, выворачиваю сумку, встряхиваю ее, но денег там нет.
Нет вообще.
Я лишилась всех своих денег.
Всех сразу.
У меня
не осталось
ничего.
Кто-то украл у меня и деньги, и карту, пока я спала.
Надо было снова рассовать часть денег по карманам. Их же оставалось гораздо меньше, чем вчера, но я была мокрой после купания и даже не подумала об этом.
Пытаюсь представить себе, кто мог подкрасться ко мне, пока я лежала с закрытыми глазами, залезть в мою сумку, вытащить все деньги до последнего реала, а заодно и карту, которую я сама украла.
Встаю у самого берега и визжу, повернувшись к морю, так громко, как только могу. Визжу, визжу, визжу. И плачу. И кричу. И ругаюсь. Бриз уносит вдаль мой голос.
А сама я уже никуда не уеду. Без денег ничего не получится. Надо найти полицейский участок, сдаться, а там будет видно. Или полицейскую машину, и пусть заберет меня.
Не могу. Не пойду в тюрьму. Слишком страшно. Не смогу смотреть в глаза Фионе Блэк и помнить, как я пыталась напасть на нее с разбитой бутылкой. Не смогу смотреть в лицо мужчине, которого я хотела бы считать своим биологическим отцом, и помнить, как он схватил меня за руку, чтобы я не ранила его жену. Не могу. Это же очевидно.
Целая вечность у меня уходит на то, чтобы добрести до Леблона – так называется пляж Ипанема со стороны фавелы. Я добираюсь туда, вся взмокшая, провонявшая потом, голодная и изнывающая от жажды, и понимаю: решающий момент настал. Или я остановлю полицейскую машину и сдамся властям, или ускользну от полиции и придумаю еще что-нибудь. Но пока понятия не имею, что именно. Плетусь по окраине еще одной фавелы, поднимаюсь по склону холма, а потом спускаюсь в элегантный, нарядный, чистый район для туристов.
На Эллу Блэк я не похожа. Я выгляжу как Бэлла Карр. И больше не боюсь, что меня узнают, потому что все равно или узнают, или нет, и тут уж ничего не поделаешь. На пляже полно народу, вода кристально-чистая, так что первым делом я снова иду купаться. Окунаюсь с головой в соленую воду, вяло дрыгаю усталыми ногами. И уже не боюсь, что кто-нибудь украдет мои вещи: на то, что у меня осталось, никто не позарится. Эта мысль на миг приносит ощущение свободы.
Выхожу на песчаный берег и осматриваюсь. Какой-то мужчина встречается со мной взглядом, улыбается, делает рукой жест, будто гладит меня по голове, но я хмурюсь, и он отворачивается. Я иду по пляжу, разглядывая людей.
ДАВАЙ, говорит Бэлла.
Ей даже не приходится упрашивать меня. Я точно знаю, что она имеет в виду, и подчиняюсь, потому что хочу того же самого. Сумку я подхватываю небрежным движением, на ходу. И шагаю дальше. Люди, рядом с которыми она лежала, дремлют, как дремала я, когда меня обокрали. Я вся дрожу, но продолжаю идти вперед, а на широком тротуаре вдоль пляжа припускаю бегом. Мчусь через толпу обратно в ту же сторону, откуда пришла. Сейчас шествие зомби было бы как нельзя кстати. Я понимаю: тем, что я бегу, своим видом (Фиона Блэк сказала бы, что я «страшилище») и предположительно дорогой (я толком не рассмотрела ее) сумкой в руках я привлекаю к себе столько же внимания, как если бы у меня на лбу крупными буквами было написано по-португальски «ВОРОВКА».
Пытаюсь отдышаться и перехожу на шаг. Вешаю сумку на плечо, чтобы выглядеть не так подозрительно. Не хватало еще, чтобы полиция Рио сцапала меня как раз тогда, когда я уже выбрала свой путь. Перебегаю через широкую улицу прямо между машинами, водители которых сигналят мне и бьют по тормозам, сворачиваю на боковую улицу, потом на другую. Это Рио для туристов, а мне лучше скрываться в переулках фавелы.
Останавливаюсь, сворачиваю к какому-то зданию и сажусь, вытянув ноги, на его мраморное крыльцо, потому что я только что осознала обстоятельство, которое меняет все. Я лишилась еще и паспорта.
Он был у меня в сумке, а теперь его в моей сумке нет.
Теперь я ничего не смогу. По крайней мере, законно и официально.
ПЛЕВАТЬ.
СЕГОДНЯ ОН ТЕБЕ И НЕ НУЖЕН.
ЕЩЕ УСПЕЕШЬ О НЕМ ПОДУМАТЬ.
Встаю и заставляю себя снова переставлять ноги по тротуару. В крошечном парке сажусь на скамейку и с делано небрежным видом открываю новую сумку. Она полотняная, в яркую розовую и голубую полоску, с золотой застежкой. Приметная вещь, надо от нее избавиться. Выгребаю из сумки все содержимое прямо в мою старую сумку, а новую запихиваю в ближайшую урну и ухожу прочь.
Я иду в направлении фавелы, а когда мне попадается очередная скамейка, сажусь и открываю сумку, чтобы как следует рассмотреть, что же я наворовала.
Кошелек есть, но наличных в нем немного. Есть кредитка на имя Йенса Бирхоффа, но как снять с нее деньги, я без понятия, ведь вряд ли ее пин-код – моя дата рождения. Есть айфон и книга, кажется, на немецком. Карт в кошельке несколько, но все они для меня бесполезны. Если бы я была хорошей, я взяла бы только наличные, а все остальное подбросила к дверям полиции, но я совершила уже два преступления, так что никакая я не хорошая. Оставляю кошелек себе, выбрасываю все карты, кроме кредитной – так, на всякий случай, и пересчитываю наличные так быстро и незаметно, как только могу.
На другой стороне улицы стайка мальчишек со скейтами глазеет на меня. Они уже просекли, чем я занимаюсь. Я иду прочь, а они за мной, прибавляю шагу – они что-то кричат мне вслед. Кажется, им не нравится моя лысая голова, как у скинхедов. Понятия не имею, что они кричат – может, «держи воровку», а может, «давай к нам в банду». А когда за спиной слышится свист, я бегу во весь дух, перелетаю через шоссе и сажусь в первый попавшийся автобус. За проезд я расплачиваюсь монетами доброго герра Йенса Бирхоффа.
Автобус увозит меня. Мне все равно, куда он едет. Доезжаю до конечной, выхожу в каком-то пригороде, сажусь на скамейку и жду другой автобус, чтобы он увез меня куда-нибудь еще.
Смотрю на айфон немца.
Я УКРАЛА ЕГО У НЕЗНАКОМОГО ЧЕЛОВЕКА.
УКРАЛА.
Я
ПРЕСТУПНИЦА.
Я
КРУТАЯ.
Нет, я не крутая.
Как быстро все рухнуло. Дома Бэлла была отделена от меня, жила особняком. А теперь мне нужна ее сила, но невыносима ее испорченность. Глядя на телефон, я съеживаюсь. Вся моя энергия иссякла.