Мы сидим друг напротив друга в «Супер-сукос». Воздух горячий и неподвижный: видимо, позднее будет гроза. Невозмутимая Жасмин ждет неподалеку. Я изучаю Аманду Хинчклифф. У нее сбоку на лице родинка, из нее растет волосок. Густые волосы, короткая стрижка. Но не такая короткая, как у меня. Смотрю на ее нос. Да, похож на мой. Снова прикидываю, какой у меня есть выбор. Я легко могу удрать. Выбежать из этого бара и в считаные секунды раствориться в переулках фавелы. Бегаю я быстрее, чем она, особенно в гору.
– Джо, – говорит она, и у нее срывается голос.
В ее глазах я вижу себя. Это дико и жутко, но встреча с ней – как возвращение домой. Я же знаю, что именно в ней я росла от эмбриона до младенца. Знаю, что ее увидела первой, когда появилась на свет. Это я знаю твердо.
Как и то, что это мое проклятие.
Меня забрали у нее и отдали Блэкам, но все-таки моя мать – вот эта женщина. Не могу разобраться в своих чувствах, кроме этой уверенности. Женщина передо мной, та самая, которую я видела почти все время, пока работаю в школе английского, видела просто сидящей за столиком или медленно бредущей на холм или с холма, носила меня в себе, когда убивала людей.
– Ты назвала меня Джолин?
Это первое, что я хочу узнать.
Она улыбается. Просто смотрит мне в лицо и улыбается. Ужас.
– Да, – кивает она. – Джолин. Я часто слушала Долли Партон. Она всегда нравилась мне. Знаешь эту песню? Она считалась старой еще до твоего рождения. И до моего тоже. А потом ты сама назвалась Джо. Это знак, мой птенчик.
– Никакой это не знак, и я не твой птенчик. Значит, все это сделала ты? Ты оставила мне еду и деньги на пляже. И написала «Это тебе поможет, Джо» на пакете. Потому я и назвалась Джо. Никакой мистики и знаков. Если бы я знала, я выбрала бы другое имя.
Она не обижается. Ненавижу ее. Ненавижу, но не могу отвести от нее глаз. Это как фильм ужасов, только наяву. Чудовище сидит напротив меня и зовет меня Джолин.
– Как ты меня нашла? – Это второе, что я хочу узнать. – Как тебе это удалось? Ты уже была здесь, когда я уснула на пляже. Ты нашла меня раньше, чем остальные.
– И прогнала человека, который напал на тебя, – говорит она. – Помнишь?
Закрываю глаза. Еще как помню. Еле заметно киваю. Благодарности от меня она не дождется. Вспоминаю, каким голосом она орала на него по-английски. Все это время она следила за мной. Каждую минуту.
Все время.
Как кошка за мышкой.
Как кот за птенцом.
– Как ты меня нашла?
Она вздыхает и наконец отводит взгляд. Скрытная.
– Помнишь, – говорит она, – как ты потеряла телефон? А потом он нашелся, потому что его отнесли в полицию, а оттуда вернули тебе.
И это помню. Как я бесилась, когда посеяла телефон, а потом радовалась, что кто-то нашел его и вернул мне. Но теперь эти воспоминания уже не греют душу.
– Ты установила на него программу слежения.
– Моя сестра. Да. Это она тебя фотографировала. И она же потихоньку вынула телефон у тебя из сумки. А установить такую программу легко, если знать, как это делается. У сестры есть друг, который разбирается в таких вещах. Она утащила телефон и у твоей приемной матери, проделала с ним то же самое и снова подбросила ей в сумку, так что она ничего даже не заметила. Мы же знали, что, когда я выйду, тебя увезут от меня. А я должна была увидеться с тобой, мой птенчик. Должна, и все. Ты же понимаешь…
Ничего я не понимаю.
– Значит, вы сразу узнали, что я в Рио.
– Да, узнали.
– И ты приехала сюда.
– Мне надо было увидеть тебя. Меня ведь скоро уже не будет. Видишь ли, я больна, так что…
Не желаю я выслушивать ее. Я уже раскалилась от ярости. У меня внутри все кипит. Определенно я сейчас Бэлла. Она нарушила законы столько раз, что даже не сосчитать, я могу отправить ее обратно в тюрьму и отправлю. Обязательно. И теперь полиция будет на моей стороне. В жилах по всему телу бурлит кровь. Меня бросает в жар, он бушует у меня внутри, и Бэлле нестерпимо хочется вцепиться в эту женщину, повалить ее на землю и размозжить ей голову молотком, как ту птичку.
Но нельзя, иначе я стану такой же дрянью, как она.
И молотка у меня нет.
– Ты с чьей-то помощью установила шпионские программы на мой телефон и на телефон моей мамы, чтобы всегда знать, где я. Если бы я выбросила свой мобильник еще на Пакете, ты не нашла бы меня здесь.
– Да, не нашла бы. И тем хуже было бы для тебя, мой птенчик, потому что я пыталась помочь тебе, как только могла. Я принесла тебе еду. Прогнала того человека. Заплатила за тебя взнос в школе английского.
Мне хочется возразить, что без нее мне было бы не хуже, но она права. Было бы. Та чужая рука на моей щиколотке. Она замечает мои колебания и переходит в наступление.
– Джо, – говорит она, – Джо, я всю жизнь ждала, когда наконец поговорю с тобой. Ты прости меня, но поговорить придется. Не знаю, поверишь ты мне или нет, но я делала все ради тебя и старалась, как могла. Правда, могла я немного.
– Да уж, немного.
– Мне не нравилось то, чем мы занимались – я и твой отец. Просто в то время я не знала другой жизни. Странное дело. – У нее на лице возникает жутковатое выражение – она погружается в воспоминания, и я отворачиваюсь. – В общем, я не могла допустить, чтобы ребенок родился, пока все это продолжалось. Потому и обрадовалась, когда нас поймали, – обрадовалась за тебя.
Ненавижу ее. Ненавижу так сильно, что хочется умереть. Зажмуриваю глаза и мысленно требую, чтобы она заткнулась. Перевожу взгляд на Жасмин, лицо которой становится вопросительным – она без слов спрашивает, не пора ли звонить. Мы договорились: как только я узнаю все, что хотела, Жасмин вызовет полицию. Но я качаю головой. Еще не время.
– Тебе хорошо жилось. Я так гордилась тобой. Моя сестра Одри – она не спускала с тебя глаз. Она тоже приезжала сюда. Выяснить, где ты, было нетрудно, надо лишь знать людей.
– Так это она меня фотографировала.
– Мне хотелось видеть твое лицо. Малышка моя. – Она протягивает руку, чтобы погладить меня по щеке. Я отстраняюсь, чтобы она не дотянулась.
Я ей не малышка. Я – это я, хоть и не знаю даже, как меня зовут. Наверное, надо снова стать Эллой Блэк. Быть Джо я просто не могу – теперь, когда знаю, что так зовут ребенка Аманды Хинчклифф и Уильяма Карра.
– Ты была умницей. – Она поднимает голову. – Тебе жилось просто зашибись. Извини, что я так выражаюсь.
– Я была несчастна.
– У тебя все было прямо-таки идеально. Джо, моя Джо. Моя Джолин росла так, как полагается.
– Неправда.
– Иначе такой жизни ты бы даже не узнала. Ты просто не понимаешь.
Я сжимаю кулаки.
– Но счастливой я не была. У меня… – Помолчав, я продолжаю: – Мне не давали покоя дикие мысли. А ты?… Когда ты совершала преступления, тебе казалось, что это твое другое «я» управляет тобой? Ты слышала звон в ушах?
Она недоумевает.
– Нет, птенчик мой. Я всегда была собой. Все это – моих рук дело.
Облегчение настолько острое, что я не смогла бы устоять на ногах. А я и не подозревала, что мне хотелось спросить об этом, но теперь вижу: вот оно, единственное, что мне надо было узнать. Бэлла только моя. Никакое она не генетическое наследие.
Она всматривается в меня. Потом качает головой и тяжело вздыхает.
– Разреши мне быть в твоей жизни, – просит она. – Я ведь ни в чем не виновата, нисколько. Да, я понимаю, стать тебе матерью я не смогу. Но разреши мне быть другом. Я желаю тебе только добра.
– Нет, – говорю я. – Нет, и все. И даже если ты скажешь, что умираешь или еще что-нибудь, – все равно нет. Мне плевать. Нет и нет. Ты не имеешь права. Нет.
Я встаю. Глаза почти полностью застилает туман. Надо сейчас же отойти от нее, и я выхожу из кафе. Не оглядываясь, хоть меня и тянет. Какая-то часть меня хочет задать еще миллион вопросов, пусть даже ответы на них будут кошмарными. Только этого не хватало.
Я киваю Жасмин, она достает телефон. Жду не дождусь. Мне лишь бы очутиться подальше от Аманды Хинчклифф, и я бегу прочь.
Такси поблизости не видно, а в ждущий автобус лучше не садиться, потому что тогда в него сядет и она, поэтому я решаю идти дальше пешком. И направляюсь к туннелю, чтобы остановить первое же такси, какое выедет из него.
Обернувшись, я вижу, что она идет за мной. Лицо морщинистое, будто жеваное, вид такой расстроенный, что хочется броситься на помощь, но нельзя – я ведь знаю, что порадовать ее можно очень просто, назвав мамой, а я никогда и ни за что этого не сделаю. Вспоминаю о других женщинах, которые когда-то сжалились над ней, попались в ловушку и умерли мучительной смертью, и продолжаю идти к входу в туннель.
– Джо! – кричит она. – Джо! Подожди минутку!
Я не жду. Иду вперед. Чтобы уйти подальше от нее.
– Джо!
Возле входа в туннель она почти догоняет меня. Мимо проносятся машины, потом сбавляют скорость, чтобы остановиться возле Росиньи. Они поднимают ветер, от которого шевелится пушистая щетинка у меня на голове. Аманда хватает меня за руку, я пытаюсь вырваться, но не могу: оказывается, она очень сильная.
– Джо, послушай. Тебе незачем встречаться со мной. Можешь заниматься чем хочешь. Просто мне необходимо видеть тебя. Клянусь тебе, я правда больна и долго не протяну. Просто… просто знай, что я люблю тебя. Я думала о тебе каждый день. В том же возрасте, как ты сейчас, я попала в тюрьму, провела в ней всю твою жизнь, и… Ну вот, теперь я вышла и сразу разыскала тебя. У нас с Одри разные паспорта… но тебе знать об этом ни к чему. Просто помни, что ради тебя я готова на все. Я умру за тебя, Джолин. Если тебе что-нибудь нужно, только скажи. И я исполню твое желание. Достану все, что бы ты ни попросила. Я ведь еще должна тебе подарки на дни рождения и Рождество за все восемнадцать лет.
– Нет, не должна. Прошу, не надо.
– Я сама хочу. Ты гораздо лучше, чем была я. Просто… живи, и все. Живи, действуй и будь счастлива. И не доверяй мужчинам. Смотри вперед, а не назад. Моя Джо, тебе все по плечу.