нным родственникам, приходящим из западных губерний. Не сажают огородов. Соломой, заготовленной для кормежки скота, топят избы. Не заготавливают кизяков, а дров на юге мало, жилища отсыревают, потому что не протоплены. От нечистого содержания домов — болезни.
Поселенцы за год, за два вовсе не поднимались до самостоятельной жизни (на что рассчитывало русское правительство), а оказались «доведены до самого жалкого положения», износились до лохмотьев. Но инспектора отмечали: произошло это потому, что поселенцы «все надеются на вспоможение от казны», а сами «не имели одежды по лености, ибо не держали овец, не сеяли льна и конопли», и их женщины не пряли и не ткали.[163]
Некоторые сознательно держали свои хозяйства в убожестве — это давало им основания просить помощи или разрешения уйти, отлучиться на заработки. «Иные сеяли по 5 лет на выпаханных нивах», не меняя культур, и в конце концов «даже семян не собирали», то есть урожай оказывался меньше посеянного. Волов же, данных правительством, «отдавали в извоз», не кормили, изнуряли непосильной работой. Были случаи, когда евреи-переселенцы «роптали» на тех, кто трудился и получал хороший урожай: они могут «показать начальству способность к земледелию и их принудят им заниматься».
В одной из колоний инспектора нашли из 848 поселенных там семейств — 538. Остальные ушли в Херсон, в Одессу, Николаев, даже в Польшу на промыслы; а то и вообще исчезли неведомо куда. И в других колониях тоже «Весьма многие, получив ссуду и считаясь хозяевами, являлись потом в селения только ко времени денежных раздач… а потом уходили с деньгами в города и селения для промыслов».
В селении Израилевка под Херсоном из 32 поселенных семей жили 13, остальные «шинкарили в соседних уездах».[164]
Для ведения же сельского хозяйства многие евреи привлекали к земледелию беглых бродяг — в основном из беглых крепостных. Эти занимались земледелием весьма охотно, а некоторым так нравились их новые хозяева, что они переходили в иудаизм, почему и «пришлось» запретить евреям нанимать в работники христиан (ужасно непатриотическое замечание: получается, евреи были лучше русских помещиков? Так?).
Оценки инспекторов, проверявших, как евреи приступили к новой жизни, рисуют безрадостную картину «по привычке к беззаботной жизни, малой старательности и неопытности к сельским работам». По их мнению, «к земледелию надо готовить с юных лет; евреи, до 45 и 50 лет дожившие в изнеженной жизни, не в силах скоро сделаться земледельцами».[165]
Ришелье утверждал, что жалобы исходят от «празднолюбивых» хозяев, а от «добрых» жалоб не дождешься. Но много ли было среди евреев хозяев добрых?
Порой оценки происходящего звучат не только наивно, но и обиженно: «Правительство пожертвовало для них казенным пособием с надеждою, чтобы были они земледельцы не по одному названию, а на самом деле».[166]«Некоторые из поселенцев, без побуждения к трудолюбию, могут надолго остаться в убыток казне».[167] И вообще еврейские колонии не процветают «по узнанному теперь их отвращению к земледелию».
А раньше узнать этого было ну никак невозможно… Скажем, спросить самих евреев.
Может быть, стать земледельцами евреям помешали какие-то внешние обстоятельства? Тяжелый климат? Неурожаи? Трудности поднимать целину? По словам хнычущих переселенцев, «степная земля столь твердая, что ее приходится пахать четырьмя парами волов», воды у них мало, все они больны от плохого климата, а выращенное ими тут же поедает саранча.
Все это было… Но, во-первых, Новороссия — это один из самых благодатных регионов во всем мире, край курортов международного значения. В Северном Причерноморье и в Северном Кавказе сосредоточивается порядка 20 % мирового чернозема. Это край — почти самый благоприятный и для земледелия, и для жизни человека на всем земном шаре. Во всяком случае, и жить тут лучше, и уж конечно, вести хозяйство выигрышнее, чем в Израиле.
Во-вторых, в том же самом месте и в то же время другие переселенцы: болгары, меннониты, немцы, понтийские греки разводили огромные сады, виноградники, собирали великолепные урожаи и быстро становились «весьма зажиточны».
Несколько раз немцев-колонистов даже переселяли в еврейские колонии — чтобы те могли посмотреть, как хозяйничают. Усадьба немца издали была видна, выделяясь на фоне еврейского переселенческого убожества. Но евреи лучшими хозяевами не стали — ведь от демонстрации соседа, у которого десятеро детей, импотент не излечивается, а только приобретает комплекс неполноценности.
Мнение русских, от крестьян до царского дворца, было примерно одинаковым: евреи неспособны к земледелию, потому что «изнежены» и привыкли к более легкой жизни. Эту позицию слишком легко разделить. У русских, природных земледельцев, постоянно осваивавших новые пространства, слишком велико неуважение к людям, не способным преодолевать трудности и устраиваться на новом месте. Даже люди, чья семейная память уже не включает поколений крестьян, считают труд на земле благородным, жизнь поселянина здоровой, а деятельность по освоению, по распашке леса и степи — самой осмысленной.
Такого рода слова я много раз слышал от интеллигентов далеко не первого поколения, потомков дворян, богатых предпринимателей… тех, кто уже давно никак не связан с землей. Русские не одиноки: своих крестьян любят в Германии, в Польше… Во всех европейских странах. Эта любовь к фермерам, интерес к сельскому труду определили судьбу сельского ветеринара Джеймса Хэрриота, уроженца большого города, написавшего удивительно лиричные воспоминания о своей работе в английской «глубинке».[168]
Эти настроения очень хорошо заметны, они прекрасно прослеживаются во всех оценках, данных инспекторами: евреи как бы цинично обманули правительство, но получается, что обманули и общество; ведь люди ждали от них чего-то другого. Все, кто участвовал в попытках переселять в Новороссию евреев, «точно знают»: земледельческий труд «лучше» и благороднее розничной торговли. Они уверены, что правительство действует в интересах евреев, чуть ли не оказывает им услугу.
И мы, ныне живущие, прекрасно понимаем логику предков: ведь все мы точно так же «знаем», что земледельческий труд благороден, а торговля — дело в жизни десятое.
Но «оказывается», возможна и совершенно иная точка зрения! Позицию земледельческих народов совершенно не обязаны разделять те, кто никогда не жил земледелием. Что толку вспоминать времена пророков и освоения Ханаана? Это был другой народ, с другими традициями и логикой поведения.
Ашкенази отродясь не были земледельцами и не хотели ими становиться. Более того — земледельческий труд они не только не любили, но и последовательно презирали: «Опытом доказано, что сколько хлебопашество необходимо для человечества, столько же оно почитается самым простым занятием, требующим более телесных сил, нежели изощренности ума, и потому к этому занятию на всем земном шаре всегда отделялись только такие люди, кои, по простоте своей, не способны к важнейшим упражнениям, составляющим класс промышленников и купцов; сим же последним, как требующим способностей и образования, как служащим главным предметом обогащения держав — во все времена отдаваемо было предпочтение и особенное уважение перед хлебопашцами… Но клеветнические представления на евреев пред русским правительством преуспели лишить евреев свободы упражняться в преиму-щественнейших их, по торговым оборотам, занятиям и заставили их перейти в звание носящих на себе имя черного народа — хлебопашцев. Выгнанные в 1807–1809 годах из деревень 200 000 чел принуждаемы были идти на поселение и на местах необитаемых».[169]
И далее бедные страдальцы, сосланные в роскошные черноземные степи, просили записать их снова мещанами, с правом по паспортам отлучаться, куда они ни пожелают. Если читатель хочет, он может посмеяться над этими евреями или проникнуться к ним любой степенью пренебрежения. Но до этого давайте все-таки усвоим — никто не обязан разделять представления и предрассудки русского (и любого другого) народа.
Итак, выяснилось: евреи не просто «не умеют» быть земледельцами. Они не хотят ими становиться и презирают земледельческий труд. Что толку вспоминать времена царя Шломо-Соломона, когда живший в Палестине еврейский народ, вероятно, относился к земледелию примерно так же, как и современные англичане, немцы, русские и японцы.
Ашкенази, польско-русские евреи, говорящие на идиш, никогда не занимались земледелием, и если даже перегнали не один миллион тонн пшеничного зерна на водку, то своими руками не вырастили ни килограмма.
Нота Ноткин и другие богатеи, может быть, и не против, чтобы часть бедноты занялись этим убогим делом, земледелием (раз ни на что другое не способны). Но сам-то он ни за какие коврижки не займется этим низким делом и своих сыновей и зятьев к нему даже и близко не подпустит. Так кочевники позволяли заниматься земледелием бедняцким родам, у которых было слишком мало скота для кочевки: аристократический прищуренный взгляд поверх оттопыренной губы.
Это отвращение к сельскому труду, к жизни в селе, неприязнь и пренебрежение к крестьянству, евреи-ашкенази пронесут сквозь всю свою историю. Уже в 1960-е годы Г. С. Померанц бросил фразу про «неолитическое крестьянство» и отнюдь не отрекся от нее в 1990-е. Можно привести много аналогичных примеров и оценок, но что толку? Вроде бы и так все достаточно ясно.
И получается, что правительство Российской империи много лет кряду пытается заставить евреев заниматься не просто чем-то им глубоко чуждым, а к тому же очень неприятным и постыдным. Чем-то вроде попытки уговорить членов высшей брахманской касты заняться подметанием улиц, уборкой мусора и разделкой животных на бойне.