Его властные, контролирующие манеры всегда заставляют меня подчиняться его воле и наслаждаться этим больными, ненормальными способами.
Мой телефон вибрирует в сумке, и внезапный звук чуть не заставляет меня подпрыгнуть. Дерьмо. Он привел меня в перевозбужденное состояние, даже не прикоснувшись ко мне.
Я проверяю свой телефон и нахожу сообщение от него.
Ашер: Пять минут.
Нет.
Нет, нет.
Это... это слишком похоже на роман Старой Рейны с Cloud003. Все слишком похоже.
Может, Ашер читал сообщения. Может, он знает об этом романе? Это наказание за это?
Мой телефон снова вибрирует, и я чуть не роняю его.
Ашер: Четыре.
Я бросаю телефон и сумку на стул и поднимаю край футболки, стягивая ее через голову. За ними следуют мои джинсы, затем туфли на плоской подошве.
Стоя посреди своей комнаты в одном лифчике и трусиках, моя грудь поднимается и опускается с резкими вдохами. Мои ноги так сильно дрожат, что я удивляюсь, как легкие не отказывают мне. Волосы все еще влажные после душа, который я приняла в кампусе. Аромат моего шампуня с сиренью становится в десять раз сильнее, пока это не становится единственным, что я чувствую.
Мой телефон вибрирует на стуле, и я дергаюсь, прежде чем прерывисто вздохнуть.
Блядь.
Это хуже, чем быть на волне адреналина. Это похоже на постоянную стимуляцию без возможности высвободиться.
Ашер: Одна минута.
Уже прошло три минуты?
Ругаясь себе под нос, я расстегиваю лифчик и спускаю трусики вниз по ногам. Дрожь охватывает мои пальцы, когда нижнее белье присоединяется к одежде на полу.
Я ложусь на кровать и смотрю в потолок, сопротивляясь желанию натянуть одеяло и скрыть свою наготу.
Да, Ашер видел меня голой ранее, но это первый раз, когда он так прямо приказал мне раздеться. И, к моему чертовому ужасу, возбуждение охватывает мои бедра. Он еще даже не дотронулся до меня, но я никогда не чувствовала себя такой возбужденной, как сейчас.
Я потираю бедра друг о друга, снимая напряжение, но от этого становится только хуже, больнее, недоступнее.
Это настоящая пытка.
И только Ашер может положить этому конец.
Глава 18
Рейна
Щелчок двери оглушает в тишине комнаты. Я сдерживаюсь, чтобы не вздохнуть с облегчением.
Но это неправильно. Я не должна испытывать облегчения, когда понятия не имею, что он планирует со мной сделать.
В конце концов, это Ашер. Быть непредсказуемым вот его способ действия.
Его шаги тихие, но я почти могу представить, как он крадется в моем направлении. Я не осмеливаюсь поднять глаза или сменить позу. По какой-то причине я чувствую, что должна оставаться в таком положении.
Кажется, прошла целая вечность, прежде чем он наконец появился в поле зрения.
Мои губы приоткрываются.
Он тоже полностью обнажен. Его скульптурный пресс напряжен и просит, чтобы мои пальцы пробежались по ним, прикоснулись к ним, обняли их — и в конце концов лизнули их. V-образные линии создают мужской вид на его бедра, но не более того, к чему это приводит.
Его член такой толстый, длинный и твердый — такой твердый, что пульсирует. Боже, как он уместится во мне?
Мне требуется несколько секунд, чтобы снова сосредоточиться на его лице. То, что я там нахожу, вызывает дрожь, которая пробегает у меня между ребер и поселяется в сердце.
В его взгляде есть что-то непонятное, безумное, неизвестное.
Он протягивает указательный палец и проводит им по моему соску. Его прикосновение небрежное, но создает зону боевых действий в моем изголодавшемся теле.
Мое бедное, чувствительное тело.
Покалывание удовольствия танцует у меня в животе, требуя большего.
— Что я такого сказал?
Его тон спокоен, слишком спокоен — слишком хорош, чтобы быть правдой.
— Ч-что?
Я слишком отвлечена его пальцем, чтобы сосредоточиться на словах.
— Я сказал тебе лечь на живот, королева выпускного.
Он сказал.
О, Боже. Он сказал.
Какого черта я вместо этого легла на спину? В то время это казалось нормальным поступком, почти, как если бы он велел мне это сделать.
Я двигаюсь, чтобы подчиниться. Есть желание исправить ошибку; понятия не имею, почему, но я ...хочу.
Ашер обхватывает рукой мое горло, останавливая на полпути. Цокающий звук, который он издает, оборачивает вокруг меня петлю другого типа.
— Ты облажалась сегодня дважды, королева выпускного. Мне придется напомнить тебе, как это происходит, между нами.
Его хватка на моем горле усиливается, и я хватаю его за руку обеими своими. Мне вот-вот не хватит воздуха, и я вцепляюсь в него, чтобы он отпустил меня.
Боже, мне слишком нравится эта динамика, между нами.
— Опусти руки, или я свяжу их.
Он... не может же говорить это всерьез, верно?
Когда я не подчиняюсь, он отпускает мое горло. Я хватаю ртом воздух, когда он наклоняется к куче моей одежды. У меня едва хватает времени сосредоточиться, когда он поднимает мой лифчик и поднимает обе мои руки над головой.
— Эш... Что ты делаешь?
— Я же говорил тебе — не сопротивляйся мне, когда дело доходит до того, как все устроено, между нами.
Он связывает оба моих запястья вместе и прикрепляет их к столбику кровати над моей головой.
Я лежу перед ним, голая и связанная. Моя грудь вздымается и болит от желания, чтобы к ней прикасались.
Что-то в этой позе такое интимное, такое откровенное, и все же такое... правильное.
Неправильно чувствовать себя такой правильной. Это больной и безумный поступок.
— Теперь, насчет наказания...
Его рука снова хватает мое горло в заложниках, и на этот раз он садится мне на живот, его колени устраиваются по обе стороны от меня.
С этой позиции он кажется таким разрушительным и богоподобным, опасным и захватывающим.
— Я собираюсь трахать твою киску жестко и быстро, пока ты не закричишь мое имя, но я не остановлюсь на этом. Даже когда ты задрожишь и станешь умоляешь меня остановиться, я не сделаю этого. Знаешь, что я сделаю дальше? — он берет паузу, и я втягиваю воздух дрожащими губами. — Я собираюсь трахнуть тебя в задницу и заявить права на каждый сантиметр тебя, так что, когда я закончу, ты не посмеешь даже подумать о другом парне, не говоря уже о том, чтобы позволить им прикоснуться к тебе.
Мое дыхание становится прерывистым и поверхностным, когда я пытаюсь понять смысл его слов. Он... он собирается трахнуть меня в задницу.
Это должно было меня напугать, но мои бедра напрягаются совсем по другой причине.
— Я выебу из тебя память о любом другом ублюдке, Рейна.
Ему это и не нужно. Ашер единственный мужчина в моих воспоминаниях. Теперь, когда он мой, мне не нужен никто другой.
— Открой свой рот.
— Зачем?
— Когда я отдаю тебе приказ, ты подчиняешься, королева выпускного.
Черт бы побрал его и его властную сторону, но я бы солгала, если бы сказала, что это не повлияло на меня. Внутренности моих ног покрыты болезненным возбуждением.
В тот момент, когда я приоткрываю губы, он засовывает между ними что-то черное.
Подождите, это... анальная пробка?
— Соси.
Я не разрываю зрительный контакт, когда делаю это. Его властность и непринужденность, с которой он командует мной, вызывают удовольствие во всем моем теле.
Облизывая языком пластиковую штуковину, я делаю вид, что сосу ее, как делаю с его членом. Ему нравится, когда я опускаюсь на колени в душе и беру его.
Как он сказал, он единственный, перед которым я когда-либо встану на колени.
Глаза Ашера темнеют, а его член еще больше увеличивается.
— Достаточно. — он скрипит зубами, вынимая пробку. — Я собирался облегчить это для тебя.
Он хватает плоть моего бедра, нежно проводя пальцем вверх к моей сердцевине.
Только в хищном взгляде, которым он меня одаривает, нет ничего нежного. Его палец скользит в мой влажный вход, и я прикусываю нижнюю губу.
— Но тебе нужно было играть в свои игры.
Неразборчивые всхлипы единственные звуки, которые я могу издавать. Я хочу больше, его пальцев, этих рук, его самого.
Я просто хочу его всего, и иногда, как сейчас, это пугает меня.
Как это возможно, чтобы кто-то безгранично желал другого человека? Без мыслей о последствиях?
— Ты знаешь, что происходит, когда ты играешь со мной в игры?
Он убирает пальцы с моей шеи и раздвигает мои бедра.
Я вскрикиваю, но прежде, чем я успеваю прийти в себя от неожиданности, он шлепает меня по ягодице. Мой стон прерывистый и едва слышный.
— Я играю с тобой в ответ.
Он врезается в меня одним яростным движением.
Мои бедра дрожат, а стенки сжимаются от вторжения. Спина выгибается над кроватью, и все становится наполненным Ашером, его толщиной, его ароматом сандалового дерева, смешанным с цитрусовыми, его силой и даже его чертовыми играми.
Лёжа, привязанной к столбику кровати только усиливает ощущение того, что я полностью в его власти — или ее отсутствии.
— Сколько гребаных раз я говорил тебе не испытывать меня?
Его толчки резкие и сильные, едва дающие мне возможность дышать, не говоря уже о том, чтобы думать.
Он наказывает меня, и я наслаждаюсь каждым ударом боли, каждым жестоким прикосновением и дикой связью.
Мне нравится, когда он сбрасывает свою невозмутимую маску и показывает мне свое истинное расстроенное «я».
Потому что я знаю, что он такой только со мной.
— Я больше не тот старшеклассник. — толчок. — Если я увижу, что ты с кем-то флиртуешь, я не только изобью их. — толчок. — Я трахну тебя у них на глазах. — толчок. — И заставлю их услышать, как ты выкрикиваешь мое чертово имя.
Яростная волна охватывает меня.
Это может быть из-за того, как безжалостно он врывается в меня, его грубых слов, его возбуждающих обещаний.
Или всего вышеперечисленного.