Я устала, я зеваю. Мне нужно сделать паузу, приготовить ужин для Робин. Я уже и так неплохо поработала, и будет вполне разумно устроить небольшой перерыв.
Именно так я и говорю себе, но вместо этого берусь за следующую стопку файлов. Я открываю третью папку и снова погружаюсь в чтение. К половине восьмого мои глаза уже слезятся и чешутся. Шутка ли дело, пятьдесят тысяч сообщений, напечатанных на двух с лишнем тысячах листах.
Страница за страницей, я бегло просматриваю текст, слова пляшут перед глазами одно на другом. Я уже собираюсь закончить на сегодня, как вдруг следующая серия сообщений мгновенно приковывает все мое внимание. Я понимаю, что наткнулась на золотую жилу.
Пометив этот файл стикером, я начинаю очень внимательно изучать страницу. Меня охватывает облегчение. Наконец-то я нашла то, что искала. Возможно, я не очень хорошо разбираюсь в подростковых аббревиатурах, однако я вполне могу понять, что сейчас читаю именно тот фрагмент переписки, который будет иметь большое значение для подрыва доверия как к самой Фрее, так и к выдвинутым ею обвинениям.
Я варю себе кофе и продолжаю читать, совершенно забыв о времени, пока вниз не спускается Робин, прося что-нибудь поесть, и я вдруг понимаю, что уже почти девять часов. Я готовлю одно из любимых блюд Робин – макароны в соусе песто с зеленым горошком. Наш ужин проходит без особых разговоров за просмотром сериала «Друзья» на «Нетфликсе». Я с радостью ощущаю, как постепенно спадает напряжение прошедшего дня.
Все воскресенье мы с Робин тщательно притворяемся, что понедельник попросту не наступит. И разумеется, никаких упоминаний про разгромленную комнату наверху. С утра у нас был поход в супермаркет за продуктами. Сегодня к нам в гости придет Зора, и я планировала приготовить жаркое. С особой тщательностью я колдую над обедом – варю картошку и готовлю тесто для йоркширских пирогов. Одновременно с этим я закидываю в сушильную машинку только что постиранную школьную форму Робин.
Но вот все готово. Я достаю свежевысушенную одежду своей дочери и несу в ее комнату. Она лежит на кровати и что-то просматривает в своем телефоне. Когда она видит у меня руках школьную форму выражение ее лица мгновенно меняется.
– Я не хочу идти туда завтра. Я ненавижу эту школу.
– Все скоро наладится. Обещаю.
– Ты не можешь мне этого обещать, – с усмешкой заявляет Робин. – Я знаю, что этого никогда не случится. Это ужасное место, и люди там тоже ужасные.
– Давай дадим этой школе еще немного времени, дорогая. Может быть, все станет получше, – говорю я с надеждой в голосе.
Но при этом в душе я глубоко сомневаюсь, что она мне поверит. Я и сама в это не верю. Лицо Робин бледное и невообразимо печальное, и, глядя на него, меня охватывает гнев.
– Хорошо, – говорю я с такой решимостью, что Робин даже отпрянула назад. – Хорошо. До конца семестра. Ты даешь этой школе шанс до конца семестра. И если все будет так же плохо, то мы вытащим тебя оттуда. Мне плевать, что это лучшая школа в Лондоне. Есть масса других. И вообще, я могу учить тебя дома сама. Мы с тобой со всем разберемся.
– А как же завещание? И этот дом? Я думала, что мы не сможем здесь жить, если я не буду учиться в «Ашамс».
– Если понадобится, я обращусь в суд, чтобы обжаловать это условие. И мы всегда сможем пожить у Зоры, если нас отсюда выгонят. Но не волнуйся, нас не посмеют отсюда выгнать.
– Правда?
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого не произошло. Обещаю. Я не могу видеть тебя такой несчастной. У меня от этого сердце разрывается. И ты права – я действительно не могу обещать, что все наладится. Но я точно могу тебе пообещать, что если к концу семестра все не станет лучше, то я заберу тебя оттуда. Договорились?
Лицо Робин засияло, щеки снова порозовели.
– Спасибо, мам.
Приехала Зора, и мы все вместе поднимаемся наверх, чтобы показать ей разгром в моей детской комнате.
– Я бы никогда в жизни не стала туда подниматься сама, – говорит Зора, вздрагивая всем телом. – Однажды у меня было намерение посмотреть, что там и как. И я даже сделала пару шагов вверх по ступеням, но потом почувствовала, что оттуда исходит нечто мрачное и зловещее, и повернула обратно.
Я закатываю глаза:
– Не слушай ее, Робин. Зора всегда любила драматизировать.
– Ладно, может, это и чересчур, но мне действительно не понравилась здешняя атмосфера. В доме было не очень-то уютно, знаешь ли.
– Тут до сих пор не слишком уютно. Хотя мы потихоньку все приводим в порядок. Мы пытаемся превратить его в наш собственный дом, правда, Робин? – спрашиваю я, и Робин задорно смеется в ответ.
Наш разговор плавно переходит к недавнему инциденту с чучелом совы, и Зора находит случившееся весьма забавным. Затем Робин тащит нашу гостью в свою собственную комнату, чтобы продемонстрировать ей последние улучшения – свой новый ковер и несколько больших цветочных наклеек на стенах. Когда Зора возвращается вниз, она одобрительно хлопает меня по плечу.
– Все выходит отлично, – говорит она. – По крайней мере, Робин теперь нравится ее комната. Я так рада, что у нее до сих пор есть тот самый зайчик, которого я когда-то ей связала. Никогда бы не подумала, что он выдержит так долго.
– Она его просто обожает. И никогда с ним не расстается, – смеюсь я.
Услышав слова Зоры о том, что Робин стала нравиться ее комната, я теперь начинаю понимать, почему это всегда была самая красивая спальня в доме – в ней меньше всего было вещей моей матери. И я делюсь этими мыслями с Зорой.
– Должно быть, тебе очень тяжело спать в ее бывшей комнате, – сочувственно говорит она.
– Да нет. В общем-то, все в порядке. Наверное, я уже привыкла и обжилась там. Или я просто не позволяю себе думать о том, что это бывшая спальня моей матери. Да, похоже, это ближе к истине.
– У меня до сих пор в голове не укладывается, что ты все-таки сделала все это, – вздыхает Зора, задумчиво опускаясь на стул.
– В прошлый раз ты достаточно ясно выразила свои чувства по этому поводу, – отвечаю ей я. – Совершенно ясно. Не нужно снова повторяться.
– Я и не собиралась, – говорит Зора. – Я просто беспокоюсь о тебе. Ты не видела свою мать последние десять лет ее жизни. Ты даже не появилась на ее похоронах. – Она ловит мой возмущенный взгляд и поднимает вверх руку в знак молчания: – Подожди. Я знаю, что это было ее решение выкинуть тебя из своей жизни. И я также знаю, что она запретила тебе присутствовать на своих похоронах. Но вот теперь ты вернулась в этот дом, спишь в ее постели, отправляешь свою дочь в ту самую школу, в которую она тебе повелела. Как до этого дошло? Неужели с Эндрю все действительно настолько плохо?
Я киваю и пристально смотрю на Зору. На этот раз я выдерживаю ее взгляд, и Зора первой отводит глаза.
– Ладно, – сдается Зора. – Допустим, так и есть. Но послушай, у тебя там наверху маленькая несчастная девочка, которая очень скучает по своему отцу. Как ты думаешь, ты могла бы попытаться поговорить с ним еще раз? Может быть, у вас получится все уладить?
Я чуть было не расхохоталась, услышав эти слова:
– Ни единого шанса, Зора. Это все произошло по его инициативе. Именно этого он и добивался.
Зора смотрит на меня с сомнением:
– Ты не можешь знать этого наверняка.
– Ты хочешь попытаться убедить меня в обратном? Я знаю, о чем говорю. Случилось именно то, чего он так страстно желал. И нет никакого другого пути решения нашей ситуации. Впрочем, с другой стороны, это пойдет на пользу моей адвокатской практике, не так ли? Ты мне столько лет промывала мозги по этому поводу. Помнишь, как ты меня отчитывала, что все эти годы после рождения Робин я постоянно отказывалась от своих собственных интересов ради семьи. Что я жила в таком месте, где никак не могла применить свою юридическую квалификацию, и все это только лишь ради работы Эндрю. По крайней мере, теперь я снова в суде, причем благодаря тебе. Робин ходит в школу, у нас есть жилье, и мы получаем достаточно денег на проживание из фонда доверительного управления капиталом моей матери. Так что у меня появились время и возможность, чтобы возобновить свою адвокатскую практику. И у меня все получится.
– И все же мне кажется, что ты ошибаешься насчет Эндрю. Я думаю, что на самом деле с ним происходит нечто большее, нечто, не имеющее к тебе прямого отношения. Иначе его поведение выглядит необоснованно странным, – говорит Зора.
Я отрицательно качаю головой:
– Ты не понимаешь, Зора. Перестань за него заступаться. Он сам захотел исчезнуть из нашей жизни. С ним все кончено.
– Я не верю, что это действительно так, – говорит Зора. – Ты не имеешь права так легко от него отказаться. Подумай о Робин.
– Они прекрасно общаются друг с другом, – резко заявляю я. – И повторяю тебе еще раз – именно этого он и добивался.
На мгновение во мне вскипает гнев, и в глазах отражается вспышка ярости. Но вскоре эмоции снова утихают, и я под пристальным взглядом Зоры беспомощно пожимаю плечами. Но все-таки Зора уловила мои истинные ощущения по этому поводу. После небольшой паузы далее мы переходим к обсуждению рабочих моментов, и, в частности, найденных мной доказательств в пользу нашего клиента. И больше не возвращаемся к обсуждению моего брака и Эндрю.
20
Мне снится кошмарный сон о какой-то жуткой катастрофе. Мой автомобиль кувырком летит через три полосы встречного движения, и как раз в тот самый миг, когда меня выбрасывает из машины, я просыпаюсь от сигнала будильника, который звучит как тревожная сирена реанимации из моего сна.
Полусонная, я обнаруживаю, что лежу потная и разгоряченная, закутанная в простынях, как в коконе. Сердце бешено колотится. Когда мое дыхание восстанавливается, я смотрю на часы. Сейчас 6:30 утра понедельника. Я легла спать только в четыре часа, а теперь уже пора вставать.
Я думала, Робин нервничала тогда, в свой первый день в новой школе. Но то была просто сущая ерунда по сравнению с сегодняшним утром. Сейчас мой бедный ребенок бледен и вял, как никогда. Я бужу ее целых три раза, прежде чем она вылезает из кровати. На ее лице написано такое отчаяние, что, глядя на него, дрогнет даже каменное сердце.