Лицо Николь вспыхивает от смущения. Какое-то время я ничего не отвечаю, оставляя ее помучиться в неловкой ситуации. Но потом немного смягчаюсь. В конце концов, она, в отличие от остальных, хоть как-то пытается со мной контактировать.
– Спасибо, – нейтральным голосом говорю я, идя ей на некоторые уступки. Но все же не облегчая уж совсем ее задачу снова восстановить потерянный контакт.
– Хм, я тут подумала… Я знаю, что обещала позвонить тебе насчет нашей совместной встречи с детьми. Извини, что я до сих пор этого не сделала. Это оказалось…
Ее слова затихают.
– Сложно?
Я блестяще подбираю нужное слово.
– Да. Очень сложно.
Наступает долгая пауза, а затем слова как будто сами собой начинают вырываться у нее наружу, перескакивая с одной темы на другую:
– Послушай, я знаю, какой невыносимой может казаться Джулия со стороны. Но она не такая плохая женщина, правда. Она была удивительно добра ко мне, когда от меня ушел мой муж. Думаю, она сама не до конца осознает, как она стала такой… Она слишком сосредоточена на Дейзи. Я имею в виду, с тех пор, как ее муж бросил ее. Ей тоже очень нелегко. Она пытается казаться такой… жесткой. Но когда ты познакомишься с ней поближе…
– Она ясно дала понять, что не желает знакомиться со мной поближе, – перебиваю ее я.
– Она обязательно подойдет к этому, – говорит Николь. – Просто дай ей немного времени. А тем более теперь, когда она узнала, что ты тоже выпускница этой школы. Она непременно оттает. Честно слово, глубоко внутри она и в самом деле весьма милая женщина. Я очень многим ей обязана.
Голос Николь срывается. Она выглядит так, как будто вот-вот заплачет, вокруг глаз у нее розоватые круги. Я молча слушаю ее, в ушах у меня звенит. Я знаю, что Николь делает это из самых добрых побуждений, искренне желая помочь. Но даже в этом случае я все равно не собираюсь вот так запросто отключать свои защитные барьеры, которые выстроены у меня в душе против всех этих надменных дамочек. Я абсолютно не желаю этого делать. И не буду, особенно после всего того, что случилось. Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, и натягиваю на лицо свою самую милую улыбку.
– Я уверена, что все уладится, – говорю я.
Николь улыбается в ответ, и остаток пути до школы мы идем вместе.
– Ты здорово выглядишь, мам, – говорит Робин и обнимает меня.
Мои опасения по поводу чрезмерной яркости этой помады сразу же рассеиваются. На мгновение я притягиваю Робин к себе, приобнимаю ее, затем снова отстраняюсь, положив руки ей на плечи.
– Как прошел сегодняшний день? – спрашиваю я.
Робин закатывает глаза:
– Ужасно. Зато я отлично справилась с тестом по английскому на понимание прочитанного текста.
– Ой, извини, я совсем забыла пожелать тебе сегодня удачи.
– Да все в порядке. Меня все эти контрольные не слишком беспокоят. Хотя, конечно, я рада, что у меня хорошо получается.
– А как другие девочки справились с тестом? – спрашиваю я Робин и беру ее за руку, когда мы выходим из школы.
Алая помада на моих губах – как надежный щит от любых непристойных взглядов и злых бормотаний нам вслед.
Робин смеется:
– Вообще-то, нам не разрешают показывать друг другу оценки. Но Дейзи украла мою работу, когда я получила ее обратно. И когда она увидела мой результат, то сильно покраснела и разрыдалась.
– О боже, почему? Неужели у нее была плохая оценка?
– Вовсе нет. На этот раз она получила семьдесят шесть баллов. Но ее мама хочет, чтобы ее результат в каждом тесте был больше восьмидесяти.
Я неодобрительно качаю головой:
– Она какая-то ненормальная. Я никогда этого не пойму. А что, Дейзи говорила с тобой?
– Нет. Я услышала, как она разговаривала об этом с Пиппой. Они все еще игнорируют меня.
В этот момент подъехал автобус, мы забираемся в него, и наш разговор заканчивается. Наступает время подумать о грядущих выходных.
25
В духовке печется золотистая лазанья, аромат от нее стоит просто умопомрачительный. В сумерках и с приглушенным светом этот дом выглядит весьма мило и гостеприимно. Мы хорошо потрудились для этого. Сочетание предстоящих выходных и готовящегося любимого блюда на ужин делает Робин по-настоящему счастливой. Я готовлю салат, нарезая огурцы и помидоры, и попутно упиваюсь тишиной и спокойствием. Как хорошо, что Робин хотя бы раз за все это время не чувствует себя такой несчастной. Мы уже садимся за стол, когда раздается стук в дверь. Робин вскакивает и бежит открывать.
Я жду, что она вот-вот вернется, но почему-то не слышу ни звука. Меня вдруг охватывает дикая паника – неужели кто-то посторонний схватил ее в дверях и утащил? Может быть, бандиты ворвались в дом и оглушили ее и она сейчас лежит у двери без сознания? Я выскакиваю в коридор, но сразу же останавливаюсь как вкопанная. В дверях стоит Эндрю, крепко обнимая и прижимая к себе Робин. Она тоже настолько сильно схватила его в объятия и повисла у него на груди, что складывается впечатление, что она никогда его не отпустит. Меня они не замечают. Я стараюсь быстро взять себя в руки.
– Я не ожидала тебя тут увидеть, – говорю я с некоторым усилием, но вполне спокойным голосом.
На самом же деле мне ужасно хочется кричать.
Как только Эндрю слышит мой голос, он отпрыгивает назад, как кошка, сразу же отпуская Робин.
– Входи, пап. Пойдем ужинать. Мама приготовила лазанью. Там ее целая гора. Почему ты не сказал мне, что приедешь? Я так скучала по тебе, – говорит Робин, втягивая его внутрь прежде, чем я успеваю сказать что-нибудь еще.
Робин болтает без умолку на протяжении всего ужина, посвящая своего отца в каждую деталь последних нескольких недель. Эндрю же, напротив, за все время, проведенное за столом, произносит лишь несколько ободряющих звуков, когда Робин рассказывает ему о своей новой жизни. Инцидент с совой, отвержение в школе, все обиды и унижения, которые она перенесла, личинки в коробке в ее сумке. Но есть и светлые стороны – Робин нравятся учителя и отделение искусств в школе. Но в целом все, что она перечисляет, это длинный перечень всяческих бедствий и сплошного горя. Я с трудом съедаю свой кусок лазаньи, постоянно запивая вином и водой стоящую комом в горле еду. Я стараюсь не напиваться, опасаясь, что не выдержу и начну орать и ругаться на Эндрю прямо на глазах у Робин и не смогу остановиться.
– Мама тоже ненавидит эту школу, – продолжает жаловаться Робин. – Все другие мамаши там просто ужасны.
– Скоро все наладится, – говорит Эндрю, впервые за долгое время произнося полноценную фразу. Он наклоняется как будто в мою сторону, но его взгляд скользит поверх моей головы куда-то вдаль.
– А мама мне пообещала, что если ничего не изменится в лучшую сторону, то она заберет меня из этой школы в конце семестра, – заявляет Робин.
– Не думаю, что это лучший подход к решению вопроса, – говорит Эндрю. – Что случилось с моим маленьким бойцом? Помнишь, как тебя задирал в начальной школе какой-то мальчишка? А ты постояла за себя, твердо сказав ему, чтобы он оставил тебя в покое… Тебе и тут нужно вести себя примерно так же.
Мои пальцы под столом сжались в кулаки, ногти больно вонзились в ладони. Я не собираюсь кричать, нет-нет. Это будет неправильно делать при Робин.
– Папа, – говорит Робин. – Здесь все просто ужасно.
– Держу пари, что ты сможешь это повернуть к лучшему, – заявляет Эндрю. – У тебя прекрасно получается заводить новых друзей. Не сдавайся. Это не лучший способ решения проблем.
Я не могу на него смотреть. Я так хочу ударить его, сидящего за моим столом, уплетающего за обе щеки мою еду… Тогда как это целиком и полностью его вина, что мы оказались здесь.
– Подожди, папочка. Я еще не все ужасы тебе рассказала. Ты бы видел, что бабушка сделала с маминой детской комнатой, – говорит Робин, явно не собираясь прекращать жаловаться.
Я протестую, пытаясь как-то остановить их, но уже слишком поздно – Робин ведет Эндрю из кухни вверх по лестнице. Я сижу, склонив голову, и ковыряю ногтями кожу, представляя себе, как Эндрю смотрит на погром, который учинила Лидия. Интересно, шевельнется ли у него в душе хоть капля сочувствия? Или он будет смотреть на это все безучастным взглядом, лишний раз доказывая факт моей полной ненужности и отвержения как матерью, так и мужем?
Через некоторое время я слышу, как они спускаются по лестнице. Робин бежит первой, легкими, как взмахи крыльев бабочки, шагами. Следом идет Эндрю – тяжелой, медленной походкой. Я гадаю – вернется ли он вообще на кухню или уйдет прямо сейчас? Он проходит на кухню и останавливается в дверях. Робин рядом с ним нет. Я смотрю на него снизу вверх, и впервые за несколько месяцев мы встречаемся взглядом. В течение долгих нескольких секунд мы глядим друг на друга, и мне показалось, что между нами пробежала какая-то искра. Я почувствовала, будто у нас снова возникла или возобновилась какая-то невидимая связь.
– Я хочу взять Робин с собой на выходные. Я остановился в отеле в двухместном номере. Думаю, тебе не помешает небольшой перерыв от всех этих забот. В понедельник утром я сразу отвезу ее в школу. Заодно посмотрю, что это за место. А после уроков ты заберешь ее домой, – говорит он.
Связь между нами обрывается.
– А что, если я не хочу, чтобы ты ее куда-то брал?
– Тогда давай спросим у Робин, чего хочет она сама, хорошо? Или ты собираешься ей сказать, что она не может больше проводить время со своим отцом?
Я делаю глубокий вдох. Да… Хорошо он подловил меня.
– Как я могу быть уверена, что ты потом отвезешь ее в школу? Откуда мне знать, что ты не заберешь ее обратно в США?
Он с удивлением смотрит на меня.
– Зачем бы я стал такое делать?
– Теперь я уже больше не понимаю, на что еще ты способен. Я даже точно не уверена, что знаю, кто ты есть на самом деле…
Я не в состоянии больше плясать под его дудку.
Я не выдерживаю и взрываюсь:
– Какого хрена ты здесь делаешь, Эндрю?