– Ну, ты идешь? – уточняет Джулия, и я снова смотрю на Робин.
Я отчаянно хочу увезти ее домой и порасспрашивать, как прошли выходные с ее отцом. Но так же отчаянно хочу ничего не знать об этом, притвориться, что его вообще здесь не было. Моя дочь умоляюще смотрит на меня:
– Мам, давай пойдем. Пиппа говорит, что там готовят лучший в мире горячий шоколад.
Мне, наверное, следовало бы отклонить это странное или, точнее говоря, неуместное предложение, но у меня не хватает духу сказать Робин «нет». Я уже несколько недель не видела Робин такой счастливой. И я отбрасываю свои сомнения. Это всего лишь чашка чая. Что такого ужасного может случиться?
– Да, пошли, – говорю я. – Это будет весело.
27
Остаток дня проходит в стремительном водовороте событий. Джулия, как бурный ураган, увлекает нас за собой вниз по улице, затем в мгновение ока оккупирует половину близлежащего кафе, заказывая всем пирожные, чай и горячий шоколад.
– А теперь, девочки, посидите и как следует пообщайтесь, – говорит она, когда перед нами расставлены все напитки и сладости. – А я собираюсь поболтать с твоей мамой, Робин, чтобы познакомиться с ней поближе.
Робин выглядит такой же ошеломленной, как и я. Я не совсем понимаю, какую роль мне уготовили в этом новом спектакле, но я пью чай и ем пирожное, слушая милую болтовню. Я наблюдаю, как Робин делает то же самое, и по мере того, как другие девочки все больше вовлекают ее в свой разговор, ее напряженное лицо расслабляется все сильнее. А когда я слышу задорный смех Робин, то у меня с души наконец-то спадает камень.
– Жаль, что ты с самого начала не сказала, что ты тоже выпускница «Ашамс», – снова повторяет Джулия. – Это бы многое изменило к лучшему.
– Не понимаю, почему это должно иметь хоть какое-то значение, – говорю я.
– Бывшим ученикам школы не нужно ничего никому доказывать, и место в «Ашамс» принадлежит им по праву.
Джулия сжимает губы. Николь ерзает на стуле, а дети перестают болтать, озабоченно глядя на взрослых. Когда я снова вижу беспокойство на лице Робин, у меня опять сжимается сердце. Мне хочется срочно сменить тему разговора, взять обратно свои слова, бросившие Джулии ответный вызов. Но в то же время я отказываюсь делать вид, будто все нормально и это было абсолютно естественное поведение с ее стороны.
– Это было… сложно, – решительно продолжаю я. – На новом месте и так нелегко обустраиваться. А Лондон и в самом деле новое место – по крайней мере, для Робин. Да еще и столкнуться с таким враждебным отношением, причем не понятно отчего. А ведь произошло кое-что действительно очень скверное.
В мыслях я держу эпизод с мертвой птичкой-робин, хотя и не могу озвучить этого вслух. Губы Джулии сжимаются еще сильнее, взгляд устремлен куда-то вдаль, словно она мысленно взвешивает все обстоятельства. Я бросаю взгляд на Робин, которая смотрит на меня абсолютно щенячьими глазами, в которых стоит мольба: не спорь, не выступай, не перечь, пусть все будет хорошо, пожалуйста.
Теперь все зависит от Джулии. Пауза явно затянулась. Каждая секунда длится все дольше и дольше, время растягивается, закручивается в спираль и замирает в ожидании реплики Джулии. Наконец она снова смотрит на меня и явно собирается что-то сказать. Я отключаю свой разум от воображаемого будущего нытья Робин и поднимаю подбородок, встречая неизвестность с высоко поднятой головой. Как бы ни повернулись в дальнейшем сегодняшние события, я встречу их лицом к лицу с поднятым забралом.
– Ты права, – говорит Джулия. – Я действительно вела себя слишком враждебно. Мне очень жаль. Извини. Мы можем начать все сначала?
Хм… начать все сначала? Но сперва я должна спросить про личинок. Их образ слишком задержался у меня в голове. Но напряжение за столиками явно спадает. Лицо Робин расслабляется, и она поворачивается к остальным девочкам, чтобы возобновить разговор. Я знаю, что, если сейчас я откажусь принять извинения Джулии и продолжу что-то выяснять, Робин очень на меня разозлится. А я больше не могу ее расстраивать.
– Конечно, – говорю я. – Мы можем начать все сначала.
Робин смеется, Дейзи и Пиппа тоже, и мой гнев понемногу стихает. Я так хочу, чтобы Робин перестала быть изгоем, чтобы девочки в классе общались с ней. Может быть, мне и нужно было последовательно отстаивать свои моральные принципы и непременно указать Джулии, насколько ее поведение было отвратительно и достойно всяческого презрения. Но я не делаю этого из-за Робин. Однако тот факт, что я приняла ее извинения, еще не означает, что я собираюсь расслабиться и стоить с Джулией доверительные отношения. Нет-нет. Я буду внимательно следить за всеми ее действиями. Я натягиваю на лицо милейшую улыбку.
– Должно быть, очень странно, что в шестом классе появился кто-то новый. Особенно с учетом этих ужасных предстоящих экзаменов. Я понимаю, что с этим трудно смириться.
– Спасибо, – говорит Джулия. – Я очень тебе признательна. И ты только посмотри, как хорошо поладили между собой наши девочки. Как приятно, что мы все теперь можем быть друзьями. – Она откидывается назад и делает широкий жест Николь: – Ты согласна, Ник?
Николь утвердительно кивает, улыбаясь с безмятежным выражением лица. Потом поворачивается ко мне и шепчет:
– Я же говорила тебе, что все будет хорошо, помнишь?
– Да, помню, говорила…
– Так забавно оказалось, что мы вместе учились в одной школе, – говорит Джулия, обращаясь ко мне. – Жаль, что между нами такая большая разница в возрасте. Думаю, ты меня совсем не помнишь, да?
– Да, боюсь, что так. И Джессику тоже. Четыре года – это слишком большая разница.
– Да, конечно, – говорит Джулия. – Мы тебя тоже совсем не помним. Полагаю, что ученики разных годов обучения особо не пересекаются и не общаются друг с другом. У них нет общих интересов.
В этот момент мой телефон издал сигнал о пришедшем сообщении. Барбара написала:
«Завтра ранний подъем. Судья сказала, что заседание начнется в 9:30. Увидимся в 9:00.»
– Работа? – интересуется Джулия.
– Ага, работа. У меня завтра с утра судебное заседание.
– Должно быть, это так увлекательно. Над чем ты сейчас работаешь? Быть адвокатом по уголовным делам – это так интересно, – говорит Джулия.
Я смотрю на нее с удивлением. Откуда она знает, чем я занимаюсь? Должно быть, кто-то упоминал об этом. Может быть, Робин.
– Ты сейчас ведешь какое-то серьезное дело?
Я не могу устоять перед возможностью похвастаться перед ней:
– Да, я думаю, это довольно громкий процесс. Но я не играю в нем какой-то особенно большой роли. Я всего лишь младший адвокат. И меня пригласили уже на последних этапах процесса, когда большая часть работы была проделана. Это дело по поводу сексуальных домогательств одного учителя к своей ученице.
– Кажется, я что-то читала об этом. Во вчерашнем номере «Стандарда» была большая статья на эту тему, – говорит Николь с большим энтузиазмом. – Это случилось в частной школе для девочек в центре Лондона, верно? В газете напечатали фотографию этого учителя. Он просто красавчик.
– Да-да, я все это знаю, – заявляет Джулия. – В той школе учится дочь подруги моей подруги. Эта девушка, которая обвиняет своего учителя, она немного… Мм… свободного нрава, скажем так. И еще, говорят, ей нравится придумывать всякие нелепые истории о других людях. И это просто позор, что дело зашло так далеко. Вообще, этот учитель – сын судьи или еще какой-то важной персоны. Это все очень странно.
Мне нужно быстро разобраться во всех сделанных ими комментариях, чтобы понять, на какие из них я могу ответить, а на какие нет из соображений профессиональной этики. Мне очень хочется расспросить Джулию подробнее об этой девушке в связи с ее замечанием, что она любит придумывать всякие истории о людях. Но я не хочу привлекать к этому чрезмерного внимания или сообщать какие-то подробности о деле.
– Ну, я в этом процессе действую как младший адвокат в интересах обвиняемого. Старший адвокат со стороны защиты, под началом которой я работаю и которая представляет его в суде, очень хороша. Я уверена, что она все это уже раскопала.
– А в жизни он такой же симпатичный, как на фотографии? – спрашивает Николь.
– Не могу сказать точно. Я не обратила на это внимание, – отвечаю я. – Он мой клиент. И он гораздо моложе меня. Я просто не рассматривала его с этой точки зрения. Кроме того, у него глаза очень близко посажены. Но я полагаю, вполне можно сказать, что он хорош собой.
Николь смеется:
– Да ты просто счастливица. Работаешь с таким красавчиком. У него на фотографии такие добрые глаза, и совсем они не близко посаженные. И вообще, что плохого в том, что мне нравятся мужчины, которые гораздо моложе меня? Посмотрите на французского президента Макрона, который на двадцать пять лет младше своей жены.
Я смеюсь, и Николь продолжает поддразнивать меня. Джулия особо не принимает участие в нашем обсуждении. Шутки Николь совсем не злые, это просто легкая ирония и добродушное подтрунивание. Я наслаждаюсь общением в женской компании. Я так соскучилась по своим подругам и по взаимодействию с другими мамами. Мне так этого не хватало здесь, в Лондоне.
Время летит незаметно, и прежде, чем я успеваю насытиться общением, оказывается, что уже половина седьмого. Наша импровизированная вечеринка заканчивается – детям нужно делать уроки и готовиться к занятиям по музыке. Робин тоже явно радуется жизни. И, возвращаясь домой, мы обе пребываем в таком приподнятом настроении, в каком не были уже целую вечность.
– Тебе понравилось? – спрашиваю я.
– Очень. Сегодня днем было по-настоящему здорово. Мне нравится, когда со мной нормально общаются.
– Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, моя хорошая.
И счастливая Робин убегает наверх к себе в комнату. И хотя я собиралась подробно расспросить ее, как прошли выходные с Эндрю и хорошо ли она провела время, я рада, что я могу на время переключиться и пока что не возвращаться к этой неприятной для меня теме.