28
После того как Робин с подачи Джулии перестала быть изгоем в классе, стало совершенно очевидно, что отныне ее пребывание в школьных стенах будет окрашено в совершенно другие тона. Слух об этом распространился буквально за один вечер. Я несколько раз за ночь просыпалась от пришедших от других мам сообщений, спрашивающих, не хочет ли Робин прийти к ним в гости поиграть с другими девочками. Наутро я показываю эти сообщения Робин, и она закатывает глаза от такой детской терминологии:
– Пф… поиграть…
Но все равно она выглядит радостной и очень довольной от такого нежданного внимания. Меня саму также приглашают в гости на несколько домашних вечеринок и посиделок за утренним кофе. Пришло даже одно письмо на официальном бланке от школьного комитета по цветоводству, в котором мне предлагается присоединиться к их сообществу. Я в недоумении хлопаю глазами, глядя на него.
Я уже собираюсь убрать подальше свой телефон, чтобы он не мешал мне подготовиться к предстоящему дню, когда приходит еще одно сообщение. На этот раз от Зоры.
«У меня есть кое-какая информация об этой Джулии. Я поговорила с Софи, и она думает, что помнит эту Джулию. Кажется, ее очень сильно травили в школе – у нее были кривые торчащие зубы и от нее всегда дурно пахло. А позже у нее еще и все лицо было постоянно обсыпано жуткими прыщами. Полагаю, сейчас она наверстывает упущенное».
Какое-то мгновение эта информация не укладывается у меня в голове. Как-то подобный образ бывшей жертвы совершенно не сочетается с Джулией. Она определенно полностью лишена такой черты характера, как сочувствие. Но по мере того, как я обдумаю все прочитанное, сопоставляя это с поведением Джулии, различные кусочки пазла начинают вставать на свои места. Ее идеальные зубы, идеальный цвет лица, идеальное все. Ее надежда, что я не помню ее со времен школы…
Несмотря на все то, что она сделала, я начинаю даже немного сочувствовать ей. В конце концов, мы не так уж сильно отличаемся друг от друга. У меня тоже в детстве были довольно тяжелые времена. И хотя я дала себе обещание как можно реже возвращаться воспоминаниями в те годы, меня совсем не удивляет, что Джулия пытается реконструировать свое прошлое, а точнее говоря, она хочет воссоздать его по-новому.
Ну, что ж. Пусть будет так. Я ничего не скажу. Сейчас она ведет себя весьма дружелюбно по отношению к нам, и это очень здорово облегчит школьную жизнь Робин. Но я не забыла, что произошло, и крепко держу в голове понимание того, на что способна Джулия. И информацию о ее прошлом я убрала пока что из своих мыслей, но в случае чего она лежит у меня недалеко наготове.
Робин практически идет уже вприпрыжку к тому времени, когда мы добираемся до школы. И каждый раз, когда мы проходим мимо девочки, которая с ней здоровается, ее настроение все больше и больше улучшается. Теперь, когда нас впустили внутрь этого школьного сообщества, я вижу, насколько мы были изолированы до того. У ворот школы меня встречают Джулия и Николь, как будто они специально ждали меня. Они заключают меня в теплые объятия, а потом пытаются уговорить присоединиться к ним за чашечкой утреннего кофе.
– Я не могу, мне надо в суд, – отнекиваюсь я. – В другой раз, когда все закончится.
– Конечно, конечно. Кто же, кроме тебя, будет представлять интересы «мистера секси», – подмигивает мне Джулия.
– Это точно, – смеюсь я.
– Когда ты закончишь? – спрашивает Николь.
– Думаю, около четырех.
– Ты не успеваешь к концу уроков, – говорит Николь.
– Да, не успеваю. Но Робин ходит в продленку, так что все нормально.
– Думаю, мы можем сделать кое-что получше, – неожиданно говорит Джулия и, поворачиваясь к Робин, продолжает: – Не хочешь ли ты сегодня после уроков пойти к нам домой? Вы с Дейзи можете делать домашнюю работу вместе.
Робин с энтузиазмом кивает. Я протестую – как-то это уж слишком… Но Дейзи тут же начинает болтать с Робин о том, чем они смогут заняться, после того, как приготовят все уроки. И опять же у меня не хватает духу сказать ей «нет».
– Тогда решено, – говорит Джулия. – Мы возьмем ее после занятий к нам домой, и ты потом сможешь забрать ее оттуда. Это немного разгрузит тебя, пока не закончится судебное заседание. Николь, ты согласна?
– Да, конечно. Это отличная идея. И у нас Робин тоже всегда желанная гостья. Я знаю, Пиппа будет очень рада видеть ее у нас.
У меня уже были припасены отговорки от всего этого, но, похоже, Робин так понравилась эта идея, что я прячу их в долгий ящик. Не могу отрицать, что это существенно облегчит нашу жизнь. Продленка после школы работает только до половины пятого, и даже если судебное заседание завершится сегодня вовремя, то я все равно рискую опоздать.
– Это очень мило с вашей стороны, – говорю я. – Так будет гораздо удобнее. Я знаю, что потом мне нужно что-нибудь придумать на тот случай, если я буду вот так задерживаться на работе допоздна, но пока…
Я отправляюсь на судебное слушание с легким сердцем. Я все еще весьма цинично отношусь к тому факту, что наше принятие в лоно школьного сообщества было основано на такой поверхностной предпосылке, но на данном этапе я не собираюсь бороться с этим. Я просто счастлива, что у Робин здесь наконец-то появились друзья. Изнутри меня грызет некоторый червячок сомнения, но я наступаю на горло его заунывной песне. Но все же держу ухо востро – эти люди не превратятся, как по мановению волшебной палочки, в наших новых лучших друзей. Думаю, что пока еще нет.
Я натыкаюсь на Джереми возле станции метро «Элефант-энд-Касл», слоняющегося в дверях с видом затравленной собаки.
– Я снова видел их в метро, целую группу, – говорит он.
Ему не нужно объяснять мне, о ком именно идет речь.
– Не волнуйтесь. Я проведу вас через них, – говорю я, – и мы снова найдем свободное помещение, где можно будет укрыться от посторонних глаз.
Само собой разумеется, подростки опять ждут Джереми в здании суда, недовольно фыркая и откидывая назад свои распущенные волосы, когда я пытаюсь пройти сквозь их строй, почти задыхаясь от стойкого запаха дешевых духов. По крайней мере, на этот раз я во всеоружии и готова к бою – с высоко поднятым подбородком я пробиваюсь сквозь толпу. Мы проходим в ту же комнату для переговоров, что и вчера, и закрываем дверь. Когда мы оказываемся в безопасности, то выдыхаем с облегчением и начинаем смеяться.
– С какой стати они сюда ходят? – спрашиваю я.
Джереми тут же становится серьезным, смех прекратился.
– Это отдельная школа для девочек, – говорит он. – Они глупеют рядом с учителями-мужчинами. А вы знаете, какими сумасшедшими темпами распространяется истерия в женском коллективе. Я для них просто объект массового наваждения и повального психоза. Они не понимают, что на кону стоит моя жизнь.
Торжественность его речи нарастает с каждым сказанным им словом, атмосфера в комнате накаляется.
– А разве у них нет уроков?
– Пф… Уроки, можно подумать, – фыркает он. – Но они же шестиклассники. По утрам у них бывает свободное время. Хорошо хоть, по крайней мере, что они уйдут к обеду. И, в любом случае, я надеюсь, что скоро им станет скучно и неинтересно. Особенно когда они поймут, что я их игнорирую.
– Понятно.
– Спасибо, что провели меня мимо них. Не думаю, что у меня хватило бы духу сделать это без вас.
Он улыбается.
– Без проблем. Все это включено в наши услуги, – иронизирую я в ответ.
Не ставя сумку на пол, я начинаю рыться в ней в поисках одной из папок. Я пытаюсь вытащить ее на весу и неловко роняю на пол, содержимое папки рассыпается вокруг. Я опускаюсь на корточки, чтобы собрать файлы. Джереми тоже приседает и начинает помогать мне. Мы находимся очень близко друг к другу. В какое-то мгновение я ощущаю тепло, исходящее от его тела, и шутки Николь про молодых привлекательных мужчин эхом отдаются в моем сознании. Нет-нет, я определенно не могу испытывать какого-то влечения к своему клиенту. Я быстро встаю, слегка встревоженная своими неясными ощущениями. В эту секунду звонит мой телефон, и я моментально прихожу в себя. Это Барбара, она говорит, что уже где-то рядом.
– Мне нужно пойти переодеться для судебного заседания, – сообщаю я Джереми, поправляя юбку. – Барбара будет здесь с минуты на минуту. И не забывайте, что слушание назначено на половину десятого. Сегодня все должно начаться пораньше.
Я распахиваю дверь и выхожу из комнаты для переговоров с такой стремительностью, что застаю врасплох этих торчащих в коридоре подростков. Я случайно стукнула одну из них по ноге своей сумкой.
– Ой! – вскрикивает эта девочка.
И я поворачиваюсь к ней и извиняюсь. Но на самом деле я не чувствую за собой абсолютно никакой вины.
Наконец-то! Вот и моя остановка. Я встаю и проталкиваюсь в выходу сквозь толпу стоящих пассажиров. Опустив голову и не обращая внимания на обеспокоенные комментарии и протесты, я продвигаюсь к дверям автобуса, чтобы выйти первой. Вот я уже бегу по тротуару, подошвы ботинок стучат в такт – раз, два, раз, два. Я сделаю все что угодно, чтобы добраться туда поскорее, чтобы оказаться там прямо сейчас.
Я больше не могу бежать. Вообще-то я практически никогда не бегаю. В правом боку нарастает острая боль, которая становится все более настойчивой и невыносимой. Я пытаюсь не обращать на нее внимания, но не могу. Я должна остановиться.
Я прислоняюсь к заборчику какого-то палисадника, пытаясь восстановить дыхание, боль потихоньку отступает. Мой телефон издает сигнал, и я с удивлением смотрю на экран. Похоже, что он, как Лазарь, снова ожил, хотя до этого был абсолютно мертвым. Экран покрыт паутинкой трещин, но я все же могу разобрать текст сообщения от Зоры: «Они уже приехали? Она дома?»
Я не могу ей ответить. Это слишком тяжело для меня. Я снова начинаю бежать, но мне приходится остановиться, потому что боль в боку снова усиливается. Я прислоняюсь спиной к стене. Из моей груди вырываются стенания: