– Сегодня утром я получила сообщение от Эдварда Кайода, – говорит она. – Он собирается подать прошение об отсрочке слушания на один день.
– Но почему?
– Истец заболела, – отвечает Барбара и закатывает глаза.
– А что с ней такое?
– Мигрень. У них есть справка от врача.
– Понятно. А тем временем разве не может прокурор вызвать на допрос каких-нибудь свидетелей по делу?
– Именно это я ему и предложила. И собираюсь также предложить это судье.
Она делает паузу. Я знаю этот тон.
– Я слышу в вашей речи слово «но».
– Да, так и есть. Но я думаю, что судья удовлетворит их ходатайство и отложит заседание. Я бы и сама на их месте точно так же просила бы отсрочку. Все это дело целиком зависит от ее показаний. Сторона обвинения должна выбрать для допроса истца самый подходящий момент и сделать это центральным событием процесса, – говорит Барбара, набрасывая на голову парик и поправляя очки.
– И все же вы будете возражать против этого ходатайства? – спрашиваю я, торопясь поспеть за широкими шагами Барбары, которая уже направляется в зал судебного заседания.
– Разумеется, да! За кого ты меня принимаешь? – фыркает Барбара. – Я сказала Эдварду Кайоду, что это самое возмутительное требование, которое я когда-либо слышала, и что я собираюсь приложить все усилия, чтобы положить конец мучениям моего клиента, и буду оспаривать это ходатайство.
– И что он ответил?
Барбара останавливается.
– Он был очень дерзок со мной, – говорит она, но при этом широко улыбается. – Вот что он прислал в ответ.
Она роется в своей сумке и достает телефон, показывая мне на экране какое-то сообщение. Я всматриваюсь в него. Ответное сообщение – это один смайлик без слов. Маленькое желтое лицо, закатившее глазки кверху. Я смеюсь.
– Вот именно, – говорит Барбара, и мы входим в зал суда.
А через несколько секунд появляется Ее Честь судья Чайновет. Как и предсказывала Барбара, слушание дела откладывается на день. Когда Барбара выдвигает свои доводы против ходатайства, становится ясно, что судья не впечатлена ими. Выражение ее лица становится жестче, и она жестом предлагает Барбаре сесть.
– Я уже достаточно наслушалась, мисс Карлайл. Ходатайство стороны обвинения удовлетворяется и рассмотрение дела переносится на один день. Мы все знаем важность показаний истца. Я надеюсь, ей станет лучше и она сможет присутствовать завтра, – говорит судья. – В противном случае мне понадобится еще одна справка от ее врача. Слушание дела должно продолжиться.
Эдвард согласно кивает, и нам объявляют, что мы все свободны до следующего дня. Я ухожу, довольная, что у меня целый свободный день впереди и что я смогу быть в школе вовремя, чтобы забрать Робин.
Я решаю сделать Робин сюрприз, нежданно встретив ее у школьных ворот. Но когда я там появляюсь, то с удивлением замечаю, как при виде меня лицо Николь вытягивается. Однако недовольное выражение ее лица быстро исчезает, и на его месте появляется улыбка.
– Как здорово! Робин будет очень довольна, – говорит она. – Мы думали, что ты приедешь гораздо позже.
– Да, так получилось. Сегодня все закончилось рано, – отвечаю я. – Вот я и решила приехать. Сегодня мы можем никого не напрягать, и я просто заберу Робин домой.
– Ну, вот. Я опасалась, что ты это скажешь. Пиппа будет ужасно расстроена, если Робин к нам не придет – она так ждала этого. Почему бы тебе тоже не пойти к нам? Я сейчас узнаю, какие планы у Джулии на сегодня. Давайте устроим девичник!
Я улыбаюсь, но меня немного смущает эта настойчивость Николь. И настойчивость других матерей тоже. Последние несколько недель конечно же были кошмаром, от которого я проснулась, но еще не до конца. И эта энергия, с которой теперь все хотят общаться с нами, меня немного пугает.
– Привет, – говорит мне одна мама.
– Привет, рада тебя видеть, – здоровается со мной другая.
– Мы бы хотели позвать к себе в гости Робин. Она такая хорошая девочка, – заявляет третья.
Я вижу Джулию в центре группы женщин, и как только она замечает меня, она машет рукой. Все остальные тут же следуют ее примеру, как послушные марионетки в руках своего кукловода. Теперь я воочию убеждаюсь, как волшебный порошок одобрения и принятия Джулии непостижимо действует на всех остальных совершенно магическим образом.
Джулия подходит и радостно заявляет, что устроить девичник – это отличный план. И вот она уже увлекает куда-то меня и Николь. И стрелы зависти, брошенные в нашу сторону всеми не включенными в эту команду везунчиков мамами, безобидно падают к моим ногам, отраженные щитом очарования Джулии. Мы с Робин, держась за руки, идем вниз по улице к дому Николь. И по ее счастливой улыбке я вижу, что она чувствует такое же радостное возбуждение, что и я сама.
Как только мы входим в дом к Николь, девочки, смеясь и перешептываясь, сразу же исчезают где-то наверху. Тем временем хозяйка дома открывает бутылочку отменного игристого итальянского вина просекко. Я беру бокал, который подает мне Николь, и сквозь моментально запотевшее стекло налитое в него содержимое приятно холодит мои пальцы. Я делаю глоток, пузырьки щекочут мне горло. Я начинаю кашлять, с ужасом понимая, что я снова подавилась и что сейчас я, вероятно, опять окунусь в волну страшного унижения наподобие того, что случилось тогда на вечеринке.
Но Николь начинает открыто и радостно смеяться, и Джулия тоже. Я успокаиваюсь. Кашель проходит. Я делаю еще глоток, и еще, и еще. И чувствую опьянение, но вовсе не алкоголем, а радостью зарождающейся новой дружбы и обещанием повторения таких вечеров, как этот. Прошел час, и мы уже опустошили две бутылки. За это время мне уже поведали абсолютно все сплетни об учителях и других мамах. Меня также посвятили в две семейные истории, рассказав о том, как трагично распались оба брака – у Джулии и Николь, но они нашли в себе силы и выжили.
Я впитываю это все как губка, хотя мало что могу сама рассказать о своем браке – только то, что мы с Эндрю расстались. Я сказала им, что меня пригласили стать членом комитета по цветоводству, на что они обе расхохотались, советуя мне обходить его стороной.
– Они там понятия не имеют, что и как нужно делать, – говорит Джулия. – Кто-то из них прошел однодневный курс в каком-то цветочном магазине в Мэрильбоне, и с тех пор там проходят настоящие кровавые баталии по поводу выращивания и ухода за одной-единственной розой.
Николь одобрительно усмехается:
– Джулия хочет сказать, что когда она возглавляла этот комитет с первого по четвертый класс, то очень хорошо справлялась с этим. Но потом там появились новые родители, которые заявили, что у них больше опыта в цветоводстве, и взяли все в свои руки. И вскоре там начались неприятные разногласия и ссоры. И больше не было смысла состоять в этом комитете. Оно перестало того стоить.
Я с удивлением смотрю на Джулию.
– Не могу себе представить, чтобы кто-то взял над тобой верх, – с удивлением говорю я.
– Я сама выбираю свои битвы, – заявляет Джулия, делая глоток просекко. – Главенство в этом комитете становилось все менее и менее привлекательным. К тому же в то самое время у меня с Полом начались очень серьезные разногласия, и мы впервые расстались. Я, конечно, очень серьезно отношусь к участию в школьной жизни, но не до такой степени, чтобы тратить свои силы и нервы на споры о гортензиях. – Тут она внезапно встает с таким видом, будто вспомнила о чем-то важном. – Разве у них сегодня не было контрольной по математике?
Николь кивает.
– Девочки! – окликает их Джулия.
Она встает, подходит к лестнице и снова зовет их.
– Девочки, вы можете спуститься? Мне нужно с вами поговорить.
Сверху раздается топот шагов, а затем появляются три девочки. Дейзи стоит сзади, высокая и серьезная, ее брови озабоченно сдвинуты. Пиппа тоже выглядит напряженной. Только Робин кажется расслабленной. Атмосфера в комнате заметно изменилась.
– Как все сегодня справились с тестом по математике? – спрашивает Джулия.
Выражение лица Робин не изменилось. Пиппа стоит, переминаясь с ноги на ногу. А щеки Дейзи стали пунцовыми, на шее у нее появились красные пятна. Никто не отвечает.
– Серьезно, девочки. Как прошла контрольная?
Робин стоит, вопросительно склонив голову набок, и смотрит на меня. Я пожимаю плечами и киваю.
– Восемьдесят два балла, – говорит она. – Но я делала упражнения на дроби еще год назад в своей старой школе.
Дейзи покраснела еще больше, а Пиппа уже просто нервно прыгает с ноги на ногу, ее движения становятся все более и более резкими.
– Это очень впечатляет, – кивает в ее сторону Джулия. – А как насчет тебя, Пиппа?
Пиппа судорожно дергается и тихо бормочет:
– Шестьдесят девять баллов.
– Но ты хорошо справилась с дробями, да? – спрашивает Джулия. – Это уже неплохо.
Пиппа немного расслабляется от этих слов. Она подходит к Николь, присаживается рядом с ней, и через мгновение Николь молча обнимает ее и крепко прижимает к себе.
– А ты, Дейзи? – не унимается Джулия, продолжая свой допрос.
Она смотрит в упор на Дейзи и улыбается одними губами, но в глазах у нее лед. От такой накаленной обстановки в комнате я сама начинаю нервничать, хотя я твердо знаю, что у меня сегодня не было тестирования по математике.
– Семьдесят семь, – мямлит Дейзи, глядя себе под ноги.
– Прости, что, дорогая? Что ты сказала? – вопрошает Джулия, делая сильный акцент на слове «дорогая».
– Семьдесят семь баллов, – говорит Дейзи уже погромче. Она откидывает волосы с лица и подходит вплотную к матери. – Семьдесят семь баллов! Не восемьдесят! Понятно? Теперь ты довольна?
Мать и дочь стоят какое-то время и пристально глядят друг на друга. Затем Дейзи разразилась в рыданиях и выбежала из комнаты, прихватив с собой Пиппу, как на буксире. Робин на мгновение замирает, растерянно глядя на меня, а потом следует за подругами.
– На самом деле все не так плохо, – обращается Николь к Джулии. – Дейзи гораздо лучше написала тест, чем Пиппа.