– Так и есть. Но скоро ты все поймешь. Послушайте, почему бы вам всем не прийти сегодня вечером ко мне домой? Девочки вместе сделают уроки, а потом могут посмотреть какой-нибудь фильм. А мы сможем поболтать, только на этот раз нужно позаботится, чтобы не было никаких огорчений. Не то что прошлой ночью.
По идее, я должна быть в восторге от этого приглашения. Ведь это возвращение в святая святых – во внутреннее святилище храма-дворца Джулии. Это блестящая возможность взять реванш после того унижения, которое я испытала в первый раз, когда была в ее доме на той злосчастной вечеринке в то далекое время, которое теперь кажется мне отделенным от сегодняшнего момента сотнями световых лет. Но я не могу пойти к ней домой. На сегодня я запланировала себе тихий домашний вечер, который включает в себя поедание вкусной пиццы и просмотр интересного фильма. И я не собираюсь отказываться от этой программы.
– Мне очень жаль, – говорю я. – Все это звучит очень заманчиво. Но у нас с Робин уже были планы на сегодняшний вечер. В другой раз, без сомнения.
– Что? Какие планы? – начала было возмущаться Джулия.
Но тут зазвонил ее телефон, и она была вынуждена ответить, выкрикивая кому-то указания в трубку. Можно только гадать, что такого могло случиться там, на другом конце провода. Я хватаюсь за эту возможность и убегаю прочь по своим делам.
После тихого дня, проведенного за умиротворяющей вырубкой растений и расчисткой сада, я прихожу пораньше к школе, чтобы забрать Робин. Я планирую быстро встретить ее и убежать, прежде чем Джулия сможет снова надавить на нас своим приглашением к ней домой. Когда я вижу Николь вдалеке, мое сердце замирает, и я в расстройстве думаю, что это бесполезно и вся моя схема не сработает. В отчаянии я притворяюсь, что поглощена своим телефоном. К счастью, Робин выходит из школы одной из первых, и рядом с ней нет никого из ее новых подруг. Я хватаю ее за руку, и мы как можно быстрее добираемся до автобусной остановки. Пока мы идем, я, задыхаясь, рассказываю Робин о планах на сегодняшний вечер.
– Тебя это устраивает? – спрашиваю я, когда мы уже сели в автобус.
Робин ничего не отвечает, но молча кладет голову мне на плечо.
– Я так понимаю, что это – знак согласия.
32
Субботнее утро. Я резко просыпаюсь, запутавшись в одеяле, разгоряченная и потная. Меня разбудил телефонный звонок. Я шарю по кровати в поисках телефона. Когда наконец я нахожу его, он уже перестал звонить. Но через мгновение начинает снова. Это Николь.
– Господи Иисусе, ты спишь? Вставай, пожалуйста, вставай. Случилось нечто ужасное, нечто ужасное.
Николь кричит в трубку, ее слова малопонятны, голос дрожит, она говорит быстро, всхлипывая и причитая.
– Что происходит? – спрашиваю я, садясь в кровати.
– Дейзи, – рыдает в трубку Николь.
– А что с Дейзи?
– Она не просыпается. Джулия и я пробовали ее разбудить. Но она не просыпается. Скорая помощь уже в пути. Пожалуйста, приезжай тоже. Ты должна приехать. Я не знаю, что будет дальше.
Телефон отключается. Сон моментально слетает с меня. Уже почти восемь часов – это позже, чем я полагала. Я вскакиваю с кровати и натягиваю на себя первую попавшуюся под руку одежду. Отчаяние Николь заразительно – всю свою настороженность относительно Джулии я пока ставлю на паузу. Сейчас ей нужна помощь, и я сделаю все что в моих силах.
Робин еще крепко спит, и на какое-то мгновение я задаюсь вопросом, безопасно ли оставлять ее дома одну. Мне не очень хочется брать ее с собой, чтобы оградить от этой ситуации, но я выкидываю эту мысль из головы. Она, конечно, эмоционально чувствительная девочка, но еще слишком мала, чтобы оставаться дома одной. Еще и этот Эндрю тоже – что, если он опять приедет, когда меня здесь не будет? Я бужу ее, велю быстренько одеться, и мы выбегаем из дома.
Не доходя до автобусной остановки, я замечаю свободное такси с зеленым огоньком. Я машу рукой, машина останавливается, и мы садимся. Я изо всех сил вцепилась в переднее сиденье машины, стараясь взять себя в руки, чтобы не закричать на водителя, подгоняя его ехать быстрее, быстрее, быстрее. Я постоянно проверяю свой телефон, время от времени перезванивая Николь, но она не берет трубку.
Наконец мы добираемся до дома Джулии. Казалось, что этот путь длился несколько часов, хотя на самом деле прошло всего пятнадцать минут. Мы останавливаемся на другой стороне дороги напротив ее дома, на том же самом месте, где такси высадило меня несколько недель назад, когда я приехала к ней на вечеринку. Я помню, как Дейзи стояла у входной двери, старательно проверяя, была ли я приглашенным гостем. И мысль об этой маленькой серьезной девочке с нервной улыбкой на лице пронзает меня насквозь.
Машина скорой помощи уже стоит перед домом Джулии. Входная дверь настежь распахнута. Я тянусь к руке Робин, ее холодные пальцы крепко сжимают мою руку. Мы вместе переходим дорогу. Из парадной двери появляются какие-то люди. Двое санитаров несут носилки, еще одна женщина идет сзади. На мгновение мне кажется, что носилки пусты, и страх, схвативший мою голову, как в тиски, ослабляет свою хватку. Но когда я замечаю маленькое бледное личико сверху над простыней, покрывающей тельце, мой страх возвращается снова с утроенной силой.
Это лицо Дейзи. По крайней мере, она еще не труп. Если бы она уже была мертва, ее лицо было бы закрыто. Да, она вся была бы накрыта простыней с головой. Робин тоже видит и узнает Дейзи, громко вскрикивая в тот же миг. Я притягиваю ее ближе к себе, и мы вместе смотрим, как носилки заносят в машину скорой помощи. Когда их благополучно погрузили, мужчина-фельдшер закрыл заднюю дверь, оставив женщину-врача внутри с Дейзи. Затем он сел на водительское сиденье, и машина отъехала, завывая сиренами.
– А где мама Дейзи? – спрашивает Робин. – И почему она не с Дейзи?
– Не знаю, милая. Она скоро поедет за ней, я уверена, – отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более ободряюще, хотя это совсем не то, что я чувствую в данную минуту.
Я как завороженная смотрю на другую машину, припаркованную у дома Джулии. Это полицейская машина. Внутри никого нет. Разумеется, я не знаю наверняка, почему Джулия не смогла поехать в больницу вместе с Дейзи, но у меня такое чувство, что нахождение полицейских в ее доме вполне может послужить объяснением этому.
Мы медленно поднимаемся по ступенькам к входной двери. Я останавливаюсь с замирающим сердцем, напуганная Робин сильнее прижимается ко мне. В доме царит холодная темнота. Я чувствую, как она заполняет все уголки, пробираясь под кожу. Мне очень хочется уйти прямо сейчас.
– Сэди, Сэди! – Я слышу голос Николь изнутри дома. – Сэди, слава Богу, ты здесь. Это просто ужасно. Заходи.
Мое желание поскорее уехать проходит. Николь плачет, слезы текут по ее щекам. Я не могу оставить ее здесь в таком состоянии. Я должна помочь ей справиться со всем этим. Что бы это не было! Я смотрю на Робин, и мы вместе входим в дом. Николь стоит у двери в гостиную, рядом с ней топчется Пиппа. Теперь это место выглядит совсем по-другому – все великолепие блеска и позолоты будто стерлось. Двери в зал плотно прикрыты, оттуда доносится гул голосов.
– Это полиция, – шепчет Николь так тихо, что я напрягаю слух и переспрашиваю. Она повторяет, на это раз произнося слова преувеличенно громко: – Полиция.
Я подхожу ближе:
– А почему здесь полиция? Почему Джулия не поехала в больницу вместе с Дейзи?
Николь велит девочкам идти на кухню и перекусить, а сама увлекает меня в одну из комнат. Зеленые стены, мебель из темного дерева – здесь уже и так достаточно мрачная атмосфера.
– Это все ужасно, – говорит Николь. – Так ужасно… Я так рада, что ты здесь. Я не знала, кому позвонить.
Я обнимаю ее. Николь падает мне на плечо, безутешно рыдая. Через какое-то время она отстраняется, выпрямляется, шмыгает носом и вытирает рукавом следы слез с лица. Она садится на один из богато украшенных стульев и делает глубокий вдох.
– Мы все пошли в гости к Джулии вчера вечером, знаешь? Тебя ведь тоже приглашали?
Я киваю.
– Мы подумали, что девочки наверняка захотят переночевать вместе и что это будет для них отличная передышка, потому что в последнее время они так много сил тратят на учебу. И мы с Джулией тоже собирались поболтать и многое обсудить. В этом семестре мы виделись с ней не так часто, как хотелось бы…
Николь говорит приглушенным голосом. Мне приходится наклоняться поближе к ней, чтобы все расслышать.
– Мы заказали пиццу. Девочки ели у себя в комнате перед телевизором. Мы сидели на кухне и пили вино – пару бутылок.
– Как в четверг?
– Да. Как в четверг. Но Джулия вела себя гораздо спокойнее. По крайней мере, я так думала. Она рассказала мне, что поговорила с Дейзи и они вместе выработали план. Чтобы все у нее было в порядке с учебой. Дейзи обещала взять себя в руки и с этого момента получать оценки получше.
Я в недоумении поднимаю бровь. Николь бросает на меня взгляд.
– Да. Я знаю. Ты права, – говорит она, отвечая на мой немой вопрос. – Ты права. Отметки у нее и так были блестящие.
– И как себя чувствовала Дейзи?
Я отчаянно хочу, чтобы Николь поскорее добралась до сути того, что все-таки произошло с Дейзи, что привело ее к такому состоянию, в котором мы ее увидели сегодня утром. Но я не хочу давить на и без того перепуганную Николь, торопя ее с рассказом.
– Уже сейчас, вспоминая вчерашний вечер, я понимаю, что Дейзи, должно быть, уже тогда чувствовала себя не очень хорошо. Она вела себя как-то нервно, все время жаловалась то на боль в животе, то на головную боль. И никак не могла успокоиться, несмотря на то что они смотрели комедию «Дрянные девчонки». Она весь вечер то и дело спускалась к нам на кухню и хотела поговорить с Джулией. Думаю, она была чем-то очень обеспокоена.
– Чем?
– Я не знаю точно. Может быть, предстоящими тестами. Может, тем, что Джулия очень сердилась на нее, считая, что она может делать контрольные на гораздо более высокий балл. Точно не знаю. Но как жаль, что я не осознала еще вчера, насколько ей действительно было плохо…