Николь делает глубокий вдох. Громкость ее голоса падает еще больше по мере того, как она приближается к кульминации рассказа.
– Вечер закончился тем, что Дейзи рано ушла спать. Пиппа еще немного поболтала с нами на кухне, но потом тоже поднялась наверх. Я спросила Джулию, может, нам все-таки поехать домой, но к тому моменту я уже слишком много выпила. – Николь взглянула на меня так, словно просила за это прощения. – Знаешь, как это бывает?
Я снова киваю:
– Да. Я знаю. В пятницу вечером… Конечно, я знаю, как это бывает.
– Мы могли бы вернуться на такси, но Джулия приготовила для меня свободную комнату. И мы все легли спать. На самом деле еще было не так уж и поздно. Наверное, около одиннадцати. Сегодня утром Пиппа проснулась рано и пришла ко мне. Она сказала мне, что Дейзи все еще спит. Мы спустились вниз позавтракать, и обеспокоенная Джулия пошла за Дейзи.
Повисла долгая пауза.
– Что было дальше, Николь?
Теперь она выглядит, будто приведение, с белым, как полотно, лицом.
– Потом сверху начались эти жуткие крики.
33
Николь больше ничего не говорит, но сидит молча, пребывая явно в шоковом состоянии. Я хочу расспросить ее, что же все-таки случилось дальше. Но каждый раз, когда я начинаю говорить, она поднимает руку в знак молчания и отчаянно вслушивается в звуки, доносящиеся из другой части дома. Кажется, что Джулия общалась с полицией в течение нескольких часов, хотя на самом деле прошло меньше двадцати минут. Вот она выходит из гостиной и направляется к нам. У нее заплаканное лицо и руки сжаты в кулаки.
Я слышу тяжелые шаги, идущие вверх по лестнице: полиция еще не ушла и поднимается в комнату Дейзи. Джулия не хочет разговаривать ни с Николь, ни со мной. Мы идем на кухню. Николь заваривает чай и пытается уговорить Джулию его выпить, но та отталкивает чашку. Наконец Николь спрашивает:
– Хочешь, я поеду с тобой в больницу?
Джулия взглянула на экран своего телефона. Потом посмотрела на Николь с отсутствующим выражением лица:
– Они уже позвонили отцу Дейзи. Он должен приехать туда. Я знаю, он уже в пути. Я не хочу его видеть.
– Но Дейзи…
– Она без сознания, Николь. Ты же ее видела. Они не могут привести ее в чувство. Она не будет знать, там я или нет. Для нее не будет никакой разницы.
– Может быть, она тебя услышит, – говорит Николь.
– А разве ты сама не хочешь ее видеть?
– Я сказала – нет! – рявкает на меня Джулия и встает со стула.
Мои ногти с силой впиваются в ладони, пытаясь сдержать шок от такой резкой реакции Джулии. Какое-то время никто не произносит ни слова, тишина, словно натянутая струна, ощутимо вибрирует между нами. Ее нарушает появление Пиппы и Робин. Лицо Пиппы заметно напряжено, она подходит вплотную к Николь.
– Это ты во всем виновата, – набрасывается Джулия на Пиппу.
В ее голосе столько яда, что девочка может запросто отравиться.
– Ты должна была проснуться пораньше. Тогда бы мы раньше ее обнаружили. Если она умрет, это будет на твоей совести.
Пиппа разрыдалась. Николь делает шаг вперед, сверкая глазами. Но затем делает над собой видимое усилие, пытаясь совладать со своими эмоциями.
– Ты так говоришь из-за шока, – констатирует она. – Ты же знаешь, что это неправда.
– Откуда мне, черт возьми, знать, что правда, а что нет? Они обе легли спать в полном порядке. А теперь твоя дочь стоит тут совершенно здоровая, а моя в гребаной коме. Кого еще, черт возьми, я должна обвинять в этом?
Каждый раз, когда Джулия ругается, меня бросает в дрожь. Пиппа стоит и нервно покачивается под натиском Джулии. Николь обнимает ее за плечи.
– Я знаю, ты сейчас в ужасном шоке, – заявляет Николь, – но обвинять Пиппу – это безумие. Ты не можешь этого делать. Один Бог знает, что случилось, в больнице проведут анализы и будет видно. Это может быть все что угодно. Ты не должна делать таких нелепых поспешных выводов.
– А почему бы и нет? Полиция ведь делает поспешные выводы. Та женщина-офицер… она сказала, что это возможные последствия передозировки, они ждут данные клинических анализов от токсикологической экспертизы. Они собираются обыскать мой дом.
Джулия резко садится, закрыв лицо руками.
– А что они ищут, Джулия? – холодно и настойчиво спрашивает Николь.
Джулия убирает руки от лица.
– Я не знаю, понятно? – выплевывает она. – Я ни хрена не знаю! Моя дочь лежит без сознания в больнице, и полицейские не позволяют мне даже навестить ее. Я должна оставаться здесь под охраной и наблюдать, как они разносят мой дом на части, вместо того чтобы мне, матери, быть со своей собственной дочерью. Зато они позволяют этому ублюдку Полу поехать к ней в больницу и быть там с ней?
У Николь очень серьезный вид.
– Ты действительно понятия не имеешь, что они ищут?
– Разумеется, не имею! Они нашли коробку с таблетками рядом с кроватью… Просто витамины, понятно? – кричит Джулия.
Она встает и подходит к Николь вплотную. Пиппа отшатывается от своей матери. Николь спокойно стоит на месте и не двигается. Наконец Джулия отступает и садится обратно, обмякая на стуле.
– Хочешь, чтобы я поехала в больницу? – спрашивает Николь. – Я посмотрю, как там обстановка, и доложу тебе обо всем.
Джулия качает головой. Похоже, ее гнев иссяк.
– В этом нет никакого смысла. Тебя туда не впустят. Она лежит в реанимации. Врач сказала, что мне обязательно позвонят из больницы.
В комнату входит женщина-полицейский.
– Миссис Бернет, – говорит она, – мы начнем обыск дома с вашей спальни. Вас это устраивает?
Она натягивает одноразовые перчатки.
– И я ничего не могу сделать, чтобы остановить это безобразие, правда? – злобно шипит на нее Джулия. Затем она поворачивается в мою сторону, и выражение ее лица еще больше ужесточается. – Ты же адвокат. Ты можешь их остановить?
Я чувствую себя как кролик, пойманный в свете фар.
– На данном этапе своей адвокатской практики я пока что не имею права вести дела самостоятельно… Я думаю, что если ты сейчас скажешь им, что ты возражаешь против осмотра дома, то им придется подавать заявление на выдачу ордера на обыск. Я не знаю точно, какова вероятность того, что они его получат, но думаю, что шансы на это очень велики. В сложившихся обстоятельствах, может быть, тебе лучше позвонить адвокату?
Джулия пренебрежительно отмахивается:
– Пусть ищут. Мне все равно. И я не собираюсь вызывать сюда своего адвоката. Пусть полицейские убедятся, что я не сделала ничего плохого. – Она снова смотрит на меня, и выражение ее лица становится еще более враждебным. – И вообще, что ты здесь делаешь?
– Николь попросила меня приехать, – объясняю я.
– Как странно, – говорит Джулия. – Ну что ж, представление окончено. Вы обе можете идти.
Я смотрю на Николь, которая пожимает плечами, выражение ее лица нейтрально, хотя на шее появляются розовые пятна.
– Я подумала, что Сэди может быть чем-то полезной, – говорит она.
– Да… Я просто сама не знаю, что делать. Не думаю, что кто-то может мне помочь в этом вопросе, – заявляет Джулия. – Тебе тоже надо уйти. Всем вам. Возможно, мне придется терпеть полицию в своем доме, но я не обязана терпеть тут всех вас. Убирайтесь отсюда. Пожалуйста.
Она выходит из комнаты, хлопнув за собой дверью. Я поворачиваюсь к Николь:
– Нам надо уйти.
– Я не хочу оставлять ее в таком состоянии.
И все же, сказав это, Николь встает и берет свою сумку. Пиппа уже стоит рядом со своим рюкзачком, и мы все выходим из дома. Робин шагает около меня, хлопая глазами.
– По крайней мере, полиция здесь. Они присмотрят за ней, – успокаиваю я Николь.
Полицейские стоят на ступеньках. Я оглядываюсь назад и смотрю на дом. Утро сегодня довольно мрачное, тяжелые тучи висят низко, в цокольном этаже дома Джулии горит свет. С улицы я отчетливо вижу фигуру Джулии, которая движется сквозь череду йогических поз «приветствия солнцу». Я тяну Николь за руку, указывая на цокольный этаж. Мы смотрим, как Джулия скручивается в позе собаки.
Из дома выходит мужчина-полицейский. Он спрашивает у нас наши имена и контактные данные. После того как он все записал, я оглядываюсь на дом, чтобы посмотреть, продолжает ли Джулия заниматься. Теперь она стоит на голове, ноги прямо перпендикулярны полу.
– Никогда такого не видел, – бормочет себе под нос полицейский.
– Никогда не видели, как кто-то занимается йогой? – спрашивает Николь.
– Никогда не видел, как кто-то стоит на голове, пока его ребенок в коме, – отвечает он.
Он смотрит на окна цокольного этажа еще секунду, а затем возвращается в дом.
34
Остаток выходных мы с Робин проводим дома. Я борюсь с искушением позвонить Николь или Джулии и спросить, как там Дейзи. Однако я полагаю, что если появятся какие-нибудь новости, они свяжутся со мной сами. Весь этот эпизод полностью выбил меня из колеи. Я очень беспокоюсь о том, какой эффект это могло произвести на Робин. Мы вместе с ней поработали в саду, затем посмотрели фильм.
В ночь с субботы на воскресенье Робин приснился кошмар, и она пришла посреди ночи ко мне в кровать. Но к вечеру воскресенья она стала гораздо спокойнее, вымотанная работой, которую мы с ней проделали в саду, вырубая и подрезая растения. Окна с одной стороны дома стали не так сильно обвиты плющом, в комнаты сейчас проникает больше света. Хотя теперь, конечно, ужасное состояние лакокрасочного покрытия потолков и пола, а также пятна на обоях в комнатах стали куда более заметны.
– Это и вправду может быть хорошим домом для нас, – говорит Робин ранним воскресным вечером, окидывая взглядом гостиную. – Мне здесь нравится даже больше, чем в доме у Джулии. Наш дом более комфортный и уютный.
Я скептически обвожу комнату глазами, останавливаясь взглядом на пятнах на стенах, на старом газовом камине, на обшарпанной каминной полке, которая пустует с тех пор, как я выкинула оттуда все статуэтки.