– Простите, простите, – кричит он. – Мне очень жаль. Я не хотел вас пугать.
Он пытается встать, но падает обратно на диван – его колено явно причиняет ему сильную боль.
– Вы не можете так себя вести, – строго говорю я. – Я здесь не для каких-то увеселительных целей. Мы должны были прорепетировать ваши показания и ответы на допросе.
– Я просто подумал…
– Что? Что вы подумали?
– Я подумал, что я вам интересен, – говорит Джереми. – Вы пошли со мной выпить. И вы очень добры со мной. Все на меня орут и постоянно указывают, что мне нужно делать. А вы – нет.
– Простите, если я произвела на вас неверное впечатление, – заявляю я. – И мне действительно не следовало соглашаться с вами пить. Но между нами могут быть сугубо рабочие отношения, не более того.
Он всхлипывает, плечи его трясутся.
– Не уходите. Я не хочу быть один. Мне все время снятся кошмары о тюрьме. Я просто в ужасе.
– Вас не отправят в тюрьму, – заявляю я. – Есть очень большая вероятность того, что вас оправдают.
– Но вы не можете мне этого обещать, – говорит он.
– Обещать я, конечно, не могу. Это зависит не от меня, а от присяжных. Но обычно присяжные не любят осуждать людей вроде вас.
– Что вы имеете в виду… людей вроде меня?
Я окидываю взглядом его квартиру: налицо все признаки достатка. Роскошные бархатные шторы на окнах, дорогие полы из цельного дерева, дизайнерские стулья в скандинавском стиле. Ничего из этого не могло быть куплено на зарплату простого школьного учителя. Я смотрю на Джереми, на его поникшие плечи и ощущаю, как его жалость к себе выделяется из него вместе с парами алкоголя.
– Такой обаятельный, интеллигентный белый человек из среднего класса вроде вас. Они посмотрят на вас и решат, что им не хочется разрушать вашу молодую жизнь. Может, вы и сделали то, в чем вас обвиняют, но им до этого нет никакого дела. Мы оба знаем, что показания Фреи не впечатлили присяжных. Но даже если бы она произвела на них блестящее впечатление, обычно присяжные не любят осуждать подсудимых, когда нет никаких других доказательств.
Джереми тянется к столику берет свой бокал с вином и осушает его залпом. А потом сидит и бесцельно смотрит внутрь пустого бокала с таким же пустым выражением лица. Через пару секунд он с силой пинает груду вещей из ящика, лежащую около его ног. Стопка рушится, и все рассыпается по ковру.
– Но может быть, им будет до этого какое-то дело. Мне было очень жаль Фрею там, за свидетельской стойкой, когда Барбара проводила перекрестный допрос, – говорит он.
Я моргаю от удивления. Я совершенно не ожидала услышать от него таких слов. Я смотрю на него и вижу, что лицо его напряжено, а его пристальный, почти что испуганный взгляд устремлен на пол. Как будто он увидел там змею, которая вот-вот набросится на него. Я прослеживаю за его взглядом.
На полу лежит книга в твердом переплете обложкой вниз. Джереми начинает тянуться к ней, но какой-то инстинкт толкает меня вперед, я быстро хватаю книгу первой. Я отхожу к двери, прежде чем перевернуть ее и посмотреть название. Это маленькая красная книжечка с золотым заглавием «Фанни Хилл – мемуары женщины для удовольствия». Я открываю ее и читаю надпись на форзаце: «Не могу дождаться, чтобы повторить это снова. С любовью, Ф.»
Я перевожу взгляд с книги на Джереми и обратно. Он снова опускается на диван.
– Это не то, чем оно кажется со стороны, – говорит он.
Я замерла. Замерла, как та змея перед броском, которую он как будто только что видел на полу.
– А что же это на самом деле, Джереми? – шиплю я.
Он молчит. Меня начинает потряхивать от шока, волосы на голове встают дыбом, а кожа покрывается мурашками. Я думаю о Фрее, о тех оскорблениях, которые сыпались на нее со всех сторон. Думаю о том, как высокомерно, поджав губы, смотрели на нее присяжные.
Я вспоминаю себя, я тоже была такой девочкой, изголодавшейся по материнскому вниманию. И сейчас я с ужасом понимаю, как легко было бы такому человеку, как Джереми, пролезть в мою душу, в мою жизнь, притворяясь добрым и понимающим, проявляя всю ту заботу, которой мне так не хватало.
И теперь я отчетливо вижу, что мне еще сильно повезло. Да-да, очень сильно повезло, в отличие от Фреи.
Джереми наклонился вперед, упершись локтями в колени и сжав кулаки. Его лицо напряжено.
– Ей было пятнадцать, когда вы начали соблазнять ее, Джереми. Пятнадцать, – возмущенно говорю я. – Неужели это для вас ничего не значит? Неужели вы настолько лишены стыда и совести, что можете вот так просто сидеть и говорить мне, что все в порядке? И после всего этого вы спокойно спите по ночам, даже не думая о том, что вы сделали? О той лжи, которую вы сказали?
– Пожалуйста, не надо… – умоляет он.
– Почему же, черт возьми, не надо? Самое время кому-то об этом вам сказать. Вы разрушили жизнь этой несчастной девочки, причем дважды. В первый раз, чтобы развлечься, а во второй раз, чтобы обезопасить себя. Это отвратительное поведение.
Сейчас он рыдает. Я смотрю на него как будто в первый раз – через призму правды все его очаровательные манеры наконец-то видны в их истинном свете.
– Вы вонючий трус, сэр, – говорю я. – Это ужасно.
Он поднимает руку, как бы останавливая меня, и тут же бессильно опускает ее.
– Вы не понимаете, – бормочет он.
– А я и не хочу ничего понимать, – заявляю я.
Мой телефон начинает звонить, пронзительно и настойчиво. Впервые с того момента, как я попрощалась с Робин сегодня утром, я почувствовала себя хорошо. Я качаю головой и иду к своему телефону, отсоединяя его от зарядного устройства. Затем снова поворачиваюсь лицом к Джереми:
– Если вы им не расскажете правду, то ее расскажу я. Вы поставили меня в безвыходное положение.
– А вы думаете, они не знают?
Я стою в шоке, как оглушенная, не веря своим ушам. Я внимательно смотрю на него, ожидая увидеть ухмылку, но его лицо – это сплошная маска страдания.
– Кто знает?
– А как вы думаете? Мой отец, Барбара. Они прекрасно подлатали всю эту историю. Нельзя, чтобы я очернял фамилию. Хорошо хоть, что у меня и моего отца, по крайней мере, разные фамилии. Я взял себе фамилию матери, когда отец ушел от нас. Лучше бы я этого не делал… никто не может обвинить Его честь господина судью в том, что его сын – педофил.
– А Зора? Она тоже знает? – спрашиваю я практически шепотом.
– О, нет, – отвечает он. – Мы не впутывали в это дело адвоката. Ей это знать совершенно не обязательно.
Он смеется, но его смех тут же снова переходит в рыдание. Однако меня совсем не трогают его слезы. Мне хочется швырнуть в него этой книгой, ударить ею по лицу, но вместо этого я кладу ее себе в сумку. Он вскакивает на ноги, по-видимому забыв о ранении, и блокирует дверь, выхватывая у меня сумку и вытаскивая оттуда книгу. Я стою неподвижно, а он падает обратно на диван, издавая крик боли и потирая колено. Я пристально смотрю ему в глаза.
Он может делать с этой книгой все что ему заблагорассудится, сколько угодно отрицать ее значение и вообще существование. Теперь я все знаю. И он знает, что я знаю.
Я выхожу из комнаты, спускаюсь по лестнице и захлопываю за собой дверь.
45
Всю дорогу домой я снова и снова прокручиваю это в голове. В общем-то, это, конечно, не доказательство его вины как таковое. Но это неопровержимая улика по делу, о которой я не имею права умалчивать. Я не знаю, как подойти к Зоре, чтобы сказать ей, что она была настолько сильно введена в заблуждение мисс Карлайл.
Я должна обсудить это с Советом адвокатов, спросить их мнения относительно надлежащего курса моих дальнейших действий. Мое сердце замирает при этой мысли. Я так устала. Я даже не в силах больше заглядывать в свой телефон, чтобы проверить сообщения и пропущенные звонки, пока я не доберусь до дома и не сварю себе кофе.
Наконец я дома. У меня уже куча пропущенных вызовов. Четыре из них от Джереми, он, должно быть, пытался дозвониться мне, пока я была в метро. Я немедленно блокирую его номер. Я не собираюсь больше с ним ни о чем разговаривать. Также есть пропущенный вызов от какого-то неизвестного американского номера. Пока я с удивлением смотрю на него, соображая, кто бы это мог быть, он звонит снова, и я отвечаю. Это Эндрю.
– Сэди, – говорит он. – Мне нужно кое-что тебе сказать.
Теперь я чувствую, что просто изнемогаю от усталости.
– Знаешь что, Эндрю? Не нужно сейчас начинать никаких разборок. Я сейчас не в том состоянии – я очень устала. Я просто чертовски сильно устала. У меня серьезные проблемы на работе, а еще одна из подруг Робин находится в коме. У меня и так забот полон рот.
– Хорошо. Я понял. Я все понял. Я просто хотел сказать тебе кое-что, – продолжает говорить он. – Я знаю, что мне нужно многое объяснить тебе. Я знаю, что вся наша ситуация очень непростая. Но это не то, чем оно изначально кажется. Я хочу, чтобы ты верила мне и верила в меня. Что бы там ни говорили. А я все объясню тебе позже. Сейчас пока что не могу.
– Нет, – выдыхаю я. – Нет. Не сейчас… Я слишком устала.
И я кладу трубку. В задумчивости я верчу свой телефон в руке и тут вспоминаю про сообщения от Зоры, которые она присылала мне раньше, еще когда я только шла домой к Джереми. Я перехожу по ссылке из ее сообщения.
Это статья на сайте новостного агентства «Рейтер», броский заголовок гласит: «Министерство юстиции США обвиняет основателя крупнейшей компании в сфере недвижимости, а также ее бывших руководителей высшего звена в соучастии в коррупционной схеме „Понци“». И далее следует текст самой статьи:
«В этот четверг Федеральная прокуратура США возбудила уголовное дело против владельца и руководящего состава компании „Сиклифф Сектюритис“ в организации коррупционной схемы под кодовым названием „Понци“. Предварительная оценочная стоимость мошеннических операций компании составляет свыше двухсот пятидесяти миллионов долларов с участием более чем двух тысяч жертв…»
«Сиклифф Секьюр