Как храбро она справилась с этим непростым переездом через Атлантику, покинув все то, что было ей так знакомо и дорого, расставшись со всеми своими подружками и школой, где она чувствовала себя как дома. Она стойко преодолела все горести этой разлуки со своим привычным миром, все эти недели не виделась со своим отцом, справилась с нашим переездом на новое и такое поначалу враждебное место – новый город, новая школа, попытки завести новых друзей, новый дом, который оказался таким ветхим и старым…
Я заставила Робин пройти через все это. Я даже не хочу сейчас думать о том, что она все это время могла эмоционально разрываться внутри между желанием быть одновременно и со мной, и с Эндрю. Теперь все будет по-другому. Как только Робин вернется домой, вернется ко мне, все изменится. Я приведу наш дом в полный порядок.
Теперь тоска и паника в моей душе уступают место решимости. Хватит уже утопать в отчаянии и упиваться жалостью к самой себе. Пора идти домой и разбираться со всем этим дерьмом. Я уже почти дошла до автобусной остановки, когда услышала окликающий меня женский голос:
– Сэди, Сэди!
Это Джессика. Она одета в спортивный костюм, ее щеки пылают румянцем. Я хотела было проигнорировать ее, но она уже слишком близко. С распростертыми объятиями Джессика направляется прямиком ко мне.
– Мне так и показалось, что это ты, – говорит она, приобнимая меня за плечи.
Я вся напрягаюсь от ее непрошеных прикосновений.
– Я уже ухожу домой.
– А ты была здесь зачем – попить с кем-то кофе? – спрашивает Джессика, и ее глаза горят от любопытства.
– Да, что-то вроде того, – отвечаю я. – В любом случае, я уже ухожу.
Я пытаюсь стряхнуть с себя руку Джессики, но она только крепче сжимает мое плечо.
– У тебя все в порядке? Ты выглядишь как-то не очень…
Мне придется задержаться тут с ней на пару минут, чтобы ответить на ее вопрос и при этом не показать ей свою слабость. И я гордо поднимаю свой подбородок под пристальным взглядом ее любопытных глаз-бусинок.
– Я упала, – с достоинством поясняю я, показывая на грязные продранные колени на своих джинсах. – Споткнулась о бордюр.
– А, понятно. Может, заскочим к Джулии выпить кофе? Или к Николь?
У нее выражение лица голодной до новостей сплетницы. До этого момента я как-то не думала о том, какой эффект на других мамаш произвела моя новоприобретенная дружба с Джулией и Николь. Теперь я вижу, Джессика ревнует. Но прямо сейчас я точно не в состоянии разбираться еще и с этим.
– Я заходила к Джулии, но ее нет дома.
– Ну, у нее сейчас очень много дел, – говорит Джессика, высовывая кончик языка и облизывая уголки рта. Она наклоняется ко мне. – Я знаю, что она ужасно популярна, но, кажется, она, как магнит для неудачи, притягивает к себе сплошное невезение. Бедняжка ее дочь…
Я абсолютно не желаю включаться сейчас ни в какие разговоры с ней. Я хочу просто уйти, причем как можно скорее, от этой женщины, выражение лица которой становится все более и более хищным. Но я ничего не могу с собой поделать. Мне нужно знать, что она имеет в виду.
– Притягивает невезение? – переспрашиваю я таким тихим голосом, что я даже не уверена, услышит ли меня Джессика.
Но она так жадно смотрит на меня, что не пропускает мимо ни одного слова.
– Да-да, невезение. По крайней мере, некоторые это называют именно так. Эта маленькая девочка сейчас на грани смерти в больнице. Говорят, что это она могла накачать ее наркотиками, – злобно шипит Джессика.
Я чувствую на своей щеке дыхание этой женщины, такое затхлое и поганое. Я пытаюсь отодвинуться назад, но ее пальцы, как когти хищной птицы, сильнее сжимаются на моем плече.
– И конечно, была еще одна маленькая девочка, Зоя. Ты, наверное, уже слышала об этом?
– Я знаю только то, что с ней произошел несчастный случай, – говорю я. – И какое отношение это имеет к Джулии?
– Ну, она, разумеется, была там. Разве ты этого не знала?
– Где она была?
– В отпуске с семьей Зои, когда это все случилось. Когда Зоя утонула.
Я вся оцепенела. Словно вспышка молнии прошла прямо сквозь меня. Мое лицо дергается от нервного тика.
– О боже, – восклицает Джессика, – ты такая бледная, Сэди. Не понимаю, почему для тебя это шок. Там, где Джулия, всегда случается что-то плохое. Ты ведь наверняка слышала все эти истории про нее еще со школьной скамьи?
Я смотрю на нее в полном недоумении, даже не пытаясь это как-то скрыть.
– Истории в школе? Нет, я ничего не знала. Какие истории?
– Истории о том, какой несносной задирой и хулиганкой она была. Про нее ходили легенды.
– Я ни о чем подобном не слышала. Я была на несколько классов старше ее, поэтому ничего про это не знаю. Моя подруга говорит, что, кажется, она слышала, что над Джулией часто издевались в школе.
На этих моих словах Джессика начинает хохотать, и в ее смехе слышится неподдельное веселье. Ей приходится даже убрать руку с моего плеча, чтобы вытереть проступившие на глазах слезы. Пользуясь моментом, я отступаю на шаг назад. Я ужасно хочу сбежать от нее.
– Твоя подруга ошибается, – говорит она. – Твоя подруга очень-очень сильно ошибается. Джулия всегда была настоящей сукой. Она и ее подружки постоянно издевались над слабаками. Они так затравили одну девочку, что той пришлось уйти из школы. Я это знаю точно – я дружила с ее младшей сестрой.
– Тогда почему ты продолжаешь подлизываться к Джулии сейчас, если она такая ужасная? – спрашиваю я.
Хищное выражение слетает с лица Джессики, ее губы сжимаются. Она обхватывает себя руками, как будто пытаясь согреться от леденящих душу воспоминаний.
– Я бы никогда в жизни не стала ее злить, – говорит она. – Она меня ужасно пугает. Мне уже почти сорок лет, а Джулия Брамфитт до сих пор пугает меня до чертиков.
От этого признания меня бросает в дрожь. Я начинаю пятиться, отчаянно желая убежать.
– А Робин разве не с тобой? – спрашивает Джессика.
Я ничего не отвечаю. Но молча разворачиваюсь и быстрым шагом ухожу прочь, холодея от ужаса.
47
По дороге домой я заклинаю автобус ехать быстрее. Но когда я выхожу на своей остановке, мои шаги внезапно замедляются. Меня разрывает изнутри на части. Я жутко боюсь прийти туда и узнать, что Робин там нет. Я боюсь, что дом будет таким же закрытым и пустым, каким я его оставила: свет выключен и нет никаких признаков жизни.
Но, быть может, прямо сейчас Робин стоит на пороге и стучится в дверь. Возможно, она переминается с ноги на ногу, расстроенная тем, что меня нет дома. И не знает, что делать дальше. Я ускоряю шаг. Я даже не уверена, взяла ли Робин с собой пальто, я не уделила достаточного внимания тому, что она упаковывала для поездки. Она замерзнет, устанет и расстроится.
Я уже почти бегу. В мой мозг вторгается еще одна мысль: а что, если ее там нет? А что, если там никого нет и никакая маленькая фигурка сейчас не стоит там и не ждет моего возвращения?..
Мои шаги замедляются, потом ускоряются, потом снова замедляются, пока я наконец не оказываюсь за углом, почти у самого дома. И там кто-то стоит – прямо у двери. Этот силуэт движется ко мне, силуэт, который, я знаю, слишком высокий для десятилетней девочки и слишком не похожий на Робин. Но все же это может быть она, это может быть она…
Я бросаюсь бежать во весь опор. Я залетаю в калитку, выкрикивая со всей силы имя «Робин». И кто-то мне отвечает. Но это не голос Робин.
– Сэди, – говорит Зора.
При виде ее я разрыдалась.
– Я не знаю, где она, – кричу я. – Не знаю, не знаю. Ее нигде нет.
Зора молчит, ожидая, что я продолжу. И действительно, после того как сказано самое худшее, остальные слова легко выходят наружу. Как только я посвящаю Зору во все, что теперь знаю, я начинаю действовать.
Я звоню Николь и снова прошу ее повторить последовательность событий, произошедших днем ранее. Я также записываю адрес в Олдборо и прошу ее сказать мне точно, во что была одета Робин, когда она уезжала.
Николь, кажется, очень удивлена тем, насколько я взбудоражена, но отвечает на мои вопросы без возражений. Я снова звоню Джулии. И общаюсь с ее автоответчиком: «Где ты, черт возьми? Где, черт возьми, моя дочь? Позвони мне сейчас же!»
После этого мы сидим с Зорой за кухонным столом, напряженные и сосредоточенные.
– Может, ты еще кому-нибудь позвонишь? – спрашивает она.
– Некому звонить. Робин оставила свой телефон здесь. Нет никакой возможности связаться с ней.
– Понятно, – говорит Зора. – Пора привлекать полицию. Мне все равно, что там говорит эта женщина, Николь, о том, что нужно еще подождать, что все само собой уладится. Джулия должна была привести Робин сюда еще несколько часов назад. Мы не можем больше ждать.
Меня на мгновение парализует от ее слов. Все это стало внезапно слишком реальным. Затем я преодолеваю свое оцепенение. Я киваю и набираю три девятки – номер Службы спасения.
На этот раз мой разговор с оператором прошел с куда большим толком и продуктивностью, чем раньше. Она сказала, что полиция скоро подъедет ко мне, чтобы составить протокол, и на этом разговор заканчивается.
Как только это дело сделано, страх возвращается ко мне снова. Это слишком много для меня, слишком много. Я поднимаюсь наверх, в комнату Робин, ложусь на ее кровать, обнимаю ее подушку и плюшевого мишку, которого она забыла. На всем этом остался ее запах, он меня успокаивает, по крайней мере, на мгновение. Я плотнее закутываюсь в одеяло, оборачивая себя отпечатками, оставленными Робин.
Зора гремит посудой внизу, убирая со стола. Я ныряю под одеяло с головой и закрываю глаза. Я заклинаю все силы неба и земли избавить меня от всего этого кошмара. Все что угодно, чтобы Робин вернулась ко мне домой.
Я просыпаюсь оттого, что рука Зоры легонько трясет меня за плечо. В комнате темно. Я резко сажусь на кровати.
– Я подумала, что лучше все-таки разбудить тебя, – говорит она. – Хотя я бы действительно хотела дать тебе поспать.