– Давай, мам, поскорее узнаем, что там, и покончим с этим, – подбадривает меня Робин.
И я, собравшись с духом, снимаю с коробки крышку.
– О, – восклицаю я от неожиданности. – Боже мой…
От удивления и растерянности я даже прикрыла рот рукой.
– Что там такое? – интересуется Робин. – Дай мне посмотреть.
Она заглядывает в коробку и достает оттуда матрешку которую я помню еще со своих самых ранних детских лет. Перед моим мысленным взором появляется сцена, как моя мать разбивает ее вдребезги, как напрягаются на ее шее сухожилия, когда она остервенело взмахивает молотком, и какое почти что садистское удовольствие и злость написаны на ее лице.
– Ты же говорила, что бабушка разбила ее, – спрашивает Робин и вынимает матрешку из коробки целой и невредимой.
Я беру ее у Робин из рук и задумчиво провожу пальцами по множеству склеенных стыков.
– Получается, что она ее склеила, – удивленно констатирую я, и в воздухе будто разливаются какие-то флюиды, немного ослабляющие атмосферу царящей здесь тотальной ненависти.
– Это будет самая чудесная комната в доме, – говорит Робин, подходя и обнимая меня.
– Извини. Мне ужасно жаль, что все так вышло, – говорит мне Эндрю вечером того же дня.
Я внимательно смотрю на него:
– Да, я понимаю.
– Как ты думаешь, ты сможешь все-таки когда-нибудь меня простить?
Я наблюдаю за его взглядом и вижу, что все это время он безотрывно смотрит прямо на меня. Мы стоим и долго смотрим друг другу в глаза.
– Ты снова вернешься в Судейскую палату? – спрашивает он меня после некоторой паузы.
– Ну, одному из нас придется выйти на работу чтобы как-то содержать семью, – с улыбкой говорю я. – Ты же теперь превратился в стукача: по твоей наводке арестован твой босс, а он, между прочим, был гарантом твоей рабочей визы в Штатах.
– Ничего, мы справимся. У нас все получится, – говорит он. – Теперь твоя очередь немного поработать. В любом случае, я остаюсь здесь, в Англии.
– Да? А вот я не уверена, – бормочу я. – Я не уверена, хочу ли я остаться здесь. – И я обвожу рукой кухонное пространство вокруг меня. – Я говорю не о том, что, возможно, нам сейчас стоит вернуться обратно в США…
– Ну уж нет. Только через мой труп. В любом случае, даже если бы мы и могли это сделать, думаю, что Робин не позволила бы такому случиться, – заявляет Эндрю, весело смеясь.
Через мгновение я тоже начинаю смеяться.
– Над чем это вы тут хохочете? – раздается голос из коридора, и через секунду появляется Робин.
Она все еще бледная и чересчур похудевшая за время пребывания в больнице. Но в целом она в порядке. В полном порядке.
– Твоя мама предлагает вернуться в Америку, – говорит Эндрю. – А я предположил, что тебе не слишком понравится эта идея.
– Еще чего! Ни в коем случае! Никакой Америки, – заявляет Робин. – Я больше никуда не двигаюсь. Мне нравится здесь. И мне нравится эта школа. Мы можем остаться?
Я смотрю на них обоих и улыбаюсь. У меня появляется такое чувство, будто ничего никогда и не случалось. Смертельная опасность, угрожавшая Робин, исчезла. Хотя я сама конечно же вряд ли смогу когда-либо забыть это жуткое ощущение прикосновения к ее холодной руке. Тень леденящего кровь ужаса, скорее всего, надолго останется в моей душе.
После того как мы тогда, несколько недель назад, нашли Робин в «тайном доме», все завертелось с такой невероятной скоростью, что мне потребовалось какое-то время, чтобы осознать, что же именно тогда произошло. Поначалу, увидев неподвижное, безжизненное тело Робин со следами крови на голове, я в ужасе подумала, что она мертва. Но когда я взяла ее холодную руку, то почувствовала слабый пульс.
Очень быстро приехала скорая и доставила Робин в больницу. Однако потребовалось несколько долгих недель, прежде чем она полностью восстановилась, а транквилизаторы, которыми ее накачали, вышли из организма.
– Если бы вы обнаружили ее хоть немного позднее, было бы уже слишком поздно, – сказал мне один из врачей в больнице. – И еще ей несказанно повезло, что ей не дали большую дозу. Учитывая все обстоятельства, можно сказать, что она родилась в рубашке.
Я смотрю на нее сейчас, скачущую по дому с Эндрю. И понимаю, что ей действительно несказанно повезло. Не то что бедняжке Дейзи. Ее похороны были одним из самых печальных событий, на которых я когда-либо бывала. У меня разрывалось от боли сердце, когда я смотрела, как ее потерянный от горя отец, низко склонив голову, стоял в траурном зале крематория. А рядом с ним, утешая и поддерживая его, находилась Николь.
Они становятся все ближе – Пол и Николь. Кажется, их отношения приносят ему некоторое утешение. А что чувствует сейчас Джулия, я даже представить себе не могу. Какая жуткая бессмыслица… Но в поведении Джулии вообще мало что имеет смысл. Невозможно себе представить, чтобы кто-то был настолько поглощен честолюбием, что был готов убить конкурентов своего ребенка. Однако именно это и произошло.
В настоящее время Джулия пребывает под арестом по обвинению в непредумышленном убийстве своей дочери, а также в похищении и покушении на убийство моей дочери.
Когда мы ехали тогда с полицейскими проверять, не находится ли Робин в «тайном доме» Николь, я как раз получила от нее сообщение, в котором она писала, что в ее загородном доме есть скрытые помещения. И что несколько лет назад она потеряла от них ключ. В тот момент в ее доме как раз гостила Джулия, которая знала об этих потайных комнатах в задней части дома. Должно быть, это она тогда и украла этот ключ, чтобы сделать себе дубликат. А когда приехала к Николь в этот раз, то подбросила его обратно, когда у нее появилась такая возможность. Николь не упоминала об этом раньше, потому что у нее просто в голове не укладывалось, что Джулия могла похитить Робин и спрятать ее там.
Волокна от одежды, которая в тот день была на Джулии, были обнаружены криминалистами по всему телу и на одежде Робин. Отпечатки пальцев Джулии были на упаковке из-под транквилизаторов, которыми она накачала Дейзи и Робин, а сами пустые пачки от этих лекарств с именем Джулии на этикетке были обнаружены в мусорном баке возле ее дома. На дубликате ключа от потайного помещения в доме Николь, который в конечном итоге также был найден в сумочке Джулии, тоже были ее отпечатки.
Полицейские сообщили мне, что Джулия признает себя виновной в непредумышленном убийстве своей дочери. Она говорит, что опустошена, что никогда не простит себе того, что случилось с Дейзи. Но пока что она отрицает любые обвинения, связанные с Робин. Однако никакого другого объяснения своим действиям она также не дает. Скорее всего, после смерти Дейзи это все перестало иметь для нее какое-либо значение. И она, кажется, даже больше не пытается толком защищать себя, чтобы как-то смягчить выдвинутые против нее обвинения.
Согласно версии полиции, Джулия, охваченная горем и чувством вины из-за комы Дейзи, в сердцах решила забрать Робин, внутренне обвиняя ее в том, что она лишила Дейзи первенства в классе. Ранним воскресным утром она первым делом разбудила Робин, напоила ее шипучим напитком с подмешанными в него лекарствами, и, попрощавшись, отъехала из Олдборо, но недалеко. Затем в каком-то безлюдном месте она остановила машину, ударила Робин по голове и тайно вернулась к дому Николь, чтобы спрятать тело в этом сарае на заднем дворе, от которого у нее был ключ.
Я никогда не узнаю, что творилось у Джулии в голове в тот момент, какие именно выводы заставили ее пойти на такое страшное преступление. Пичкать наркотиками Дейзи, чтобы повысить ее успеваемость в школе… ну, в этом, во всяком случае, была хоть какая-то логика, темная и извращенная, но была. Но пойти на убийство ребенка, видя в нем конкурента своей дочери…
Стремление Джулии любой ценой привести свою дочь к успеху было поистине безжалостным. Это стало для нее настоящим наваждением. Было ясно, что она не остановится ни перед чем. Пока Робин не появилась в этом классе, Дейзи была лучшей ученицей и гарантированно получила бы стипендию при поступлении в старшую школу. Но по всем предварительным тестам Робин постоянно получала более высокие баллы, чем Дейзи. Именно поэтому Джулия стала давать своей дочери все больше и больше лекарств, то искусственно стимулируя ее, то, наоборот, успокаивая при сильном перевозбуждении, пока все это не зашло слишком далеко…
Должно быть, она считала, что и в коме Дейзи в конечном итоге тоже виновата именно моя дочь. Поэтому, когда она увидела возможность отомстить Робин, заставив ее страдать так же сильно, как страдала Дейзи, она ухватилась за этот шанс обеими руками.
Теперь я смотрю на свою дочь. Какая все-таки потрясающая стрессоустойчивость и жизнестойкость у организма в юном возрасте. Робин полностью вернулась в прежнюю форму только небольшая отметина от удара осталась на голове. Никаких других шрамов, синяков или последствий. Ничего.
Но самая большая новость – ей теперь не придется сдавать экзамены для поступления в старшую школу. В администрации «Ашамс» все были настолько потрясены случившимся, что во избежание громкого скандала они отменили процедуру поступления девочек в старшие классы на конкурсной основе по результатам сдачи экзаменов. Прием в старшую школу теперь будет осуществляться автоматически.
В полученном от миссис Грейсон письме с поразительной сдержанностью в оценке случившегося говорилось: «Хотя данный инцидент являет собой пример проявления конкурентного воспитания в своей крайней степени, мы позаботимся о том, чтобы в будущем не создавать атмосферу, благоприятствующую такому опасному поведению».
Что ж, прекрасное решение. Робин очень рада. Пиппа просто счастлива. Жаль, что для Дейзи все это уже слишком поздно. Тщетная попытка заставить ее быть первой, сиять ярче всех обернулась полной трагедией. Бедный ребенок! В смертельной гонке за успехом она подвергалась такому чудовищному прессингу со стороны собственной матери, пичкавшей ее лекарствами, повышающими работоспособность только ради того, чтобы она получала самые лучшие оценки в классе.