Джерри продолжал снимать.
Она подбежала к нему, насколько можно бегать на высоких каблуках по каменистой почве.
— Джерри, вернись. Мне кажется…
— Заткнись! — заорал он с такой злостью, что она застыла на мгновение. Но теперь она отчетливо видела, что волосы-шнурки шевелятся и что у них есть и глазки, и ротики, и красные язычки шевелятся.
— Джерри, вернись. Это не туземцы. Это инопланетяне. Это их тарелка!
Она читала в «Сан», что над Австралией видели летающие тарелки.
— Да заткнись, мать твою! — огрызнулся Джерри. — Эй, здоровый, ты шевелись, а? Не стой столбом. Буга-буга, не? — Он не отрывал глаз от видоискателя.
— Джерри… — пробормотала она, хотя слова застревали в горле.
Один из инопланетян указал слабенькой ручкой на автомобиль. Джерри сунул камеру ему под нос, и существо закрыло объектив ладонью. Джерри, конечно, взъярился.
— Убери лапы, ты! — заорал он и глянул прямо на инопланетянина, не через объектив, а нос к носу. — Ох ты ж… — только и выдавил он.
Рука его метнулась к бедру. Он всегда носил с собой пистолет, потому что американец имеет право носить оружие, а в наши дни вокруг столько наркоманов. Через таможню в аэропорту он проносил пистолет каким-то хитрым способом. Уж у него-то никто оружия не отнимет.
Она совершенно ясно разглядела, что случилось дальше. Инопланетянин открыл глаза.
У него были глаза под этими темными кустистыми бровями, только до сих пор он были закрыты. Теперь веки поднялись, и взгляд уперся в лицо Джерри, и тот застыл, точно камень. Так и стоял — в одной руке камера, другая тянется к пистолету.
Собрались вокруг еще несколько инопланетян. У всех глаза были закрыты, кроме тех, что на концах волос. Глазки поблескивали, красные язычки мелькали, а гудение звучало все громче. Многие волосы-змеи повернулись к ней. Колени ее подкосились, сердце колотилось в горле, но ей надо было выручить Джерри.
Она протиснулась между двумя великанами-пришельцами, протянула руку к мужу, похлопала его по плечу, сказала: «Джерри, проснись!» Но он стоял парализованный, как статуя.
— Ох, — выдавила она и разрыдалась. — Что же мне делать, что же мне делать?
Она в отчаянии оглянулась. Ее окружали тонкие, длинные, черно-белые лица, белые зубы, закрытые глаза, шевелящиеся, бормочущие волосы. Шепоток их был мягок, как музыка, не злобен, он успокаивал. Она смотрела, как двое огромных инопланетян осторожно поднимают Джерри — как ребенка или куклу — и нежно несут к машине.
Они пытались положить его поперек заднего сиденья, но Джерри не помещался. Пришлось прийти им на помощь — опустить заднее сиденье и втиснуть Джерри наискось. Инопланетяне подложили ему под бок видеокамеру, потом выпрямились и посмотрели на нее блестящими глазками волос, мягко промурлыкали что-то и показали крохотными ручками на дорогу.
— Да, — выговорила она. — Спасибо. До свидания!
Они промычали что-то в ответ.
Она села за руль, закрыла окно, развернула машину на широком месте — там все же стояла табличка «Перекресток Гронг», хотя никакого перекрестка не было и в помине.
Назад она ехала поначалу медленно, поскольку руки тряслись, затем все быстрее и быстрее: во-первых, потому, что Джерри надо к доктору, а во-вторых, она любила гонять по длинным прямым дорогам, а Джерри пускал ее за руль только в городе.
Паралич оказался полным и необратимым, и это было бы ужасно, если она не могла обеспечить бедного Джерри круглосуточным первоклассным уходом, потому что заключила очень выгодные контракты сначала с телевизионщиками, а потом с парнями на видео. Вначале запись показывали под заголовком «Инопланетяне высаживаются в австралийской пустыне», а потом она вошла в историю и науку как «Перекресток Гронг, Южная Австралия: первый контакт с горгонидами». Дикторский голос объяснял, как она, Энн Лори Дебри, стала первым человеческим существом, заговорившим с нашими друзьями из космических далей еще до того, как те отправили послов в Канберру и Рейкьявик. За весь фильм она попала в кадр только однажды, руки у Джерри тряслись, а тушь для ресниц у нее размазалась, но это все ничего. Героиней-то была она.
Сон Ньютона
Когда правительство Атлантического союза, спонсировавшее ОСПУЗ в рамках очень секретной программы, пало в результате Високосного путча, Мэстон и его люди уже были готовы. В один день все накопления, документы и члены Общества были переброшены в США. Немного оправившись, они подали прошение правительству Республики Калифорния на поселение, заявившись группой сектантов-хилиастов, и им выделили для проживания обезлюдевшие отравленные болота долины Сан-Хоакин. Построенный ими город-купол был прототипом самого Особого Спутника Земли, и жизнь в нем была приятна настолько, что кое-кто из колонистов начал поговаривать, будто вовсе незачем тратить зря столько сил и энергии — почему бы, дескать, тут и не остаться? Но разрыв калифорнийско-мексиканского мирного договора, первая волна вторжения с юга и новая вспышка грибковой чумы показали лишний раз, что Земля более для жизни непригодна. В течение четырех лет четырежды в год сновали туда-обратно челноки со строительными командами. Через семь лет после переезда в Калифорнию последний челнок, десять раз просновав между Землей и золотым пузырьком в точке либрации, доставил колонистов на ОСПУЗ, в безопасность. А пять недель спустя мониторы ОСПУЗа показали, как орды Рамиреса захлестнули Бейкерсфилд, разрушив взлетную площадку, разграбив все, что осталось в комплексе, и подпалив купол.
— Мы были на волосок от гибели, — заметил Ноах, обращаясь к своему отцу Изе.
Ноаху было одиннадцать, читал он много и каждое вновь открытое клише смаковал с упоительной серьезностью.
— Вот чего я не понимаю, — пожаловалась пятнадцатилетняя Эстер, — так это почему все остальные за нами не последовали.
Она приподняла очки и, прищурившись, вгляделась в экран. Коррективная хирургия мало чем могла помочь ей, а учитывая жестокие аллергические реакции и проблемы с иммунитетом, вопрос о пересадке глаз не стоял — она даже контактные линзы носить не могла. Обходилась очками, как в гетто. Врачи уверяли Изю, что пара лет в свободной от загрязнения среде ОСПУЗа избавит ее от большинства проблем и тогда она сможет выбрать себе пару новеньких глаз из заморозки. «Будешь тогда синеглазка моя!» — утешал он тринадцатилетнюю дочку, когда третья по счету операция не увенчалась успехом. Главное, что дефект был приобретенным, а не наследственным. «Гены у тебя чистенькие, — говорил ей Изя. — У нас с Ноахом рецессивный ген сколиоза, а вот у тебя, девочка моя, безупречные спиральки. Ною-то придется искать себе подругу в группах В или G, а ты можешь выбрать кого угодно во всей колонии — ты неограниченная. У нас таких только дюжина».
— Значит, я смогу вести неприличный образ жизни, — заключила Эстер; выражения ее лица не было видно под повязками. — Да здравствует номер тринадцать!
Сейчас они с братом стояли у монитора — Изя позвал их, чтобы показать, какая судьба постигла купол Бейкерсфилд. Некоторые на ОСПУЗе, особенно женщины и дети, впадали в сентиментальность, или, как они говорили, «ностальгию». Изя хотел показать детям, чем стала Земля, почему они покинули ее. Электронный мозг, запрограммированный на выбор интересных для обитателей ОСПУЗа тем, завершил репортаж о разграблении Бейкерсфилда показом карты с отмеченными завоеваниями Рамиреса и переключился на бассейн Амазонки, где работали перуанские метеорологи. Экран заполнили дюны и голые ржавые равнины; за кадром нудел голос ЭМ, переводящего дикторский текст на английский.
— Только гляньте, — сказала Эстер, поднимая очки. — Там все мертво. Почему они все сюда не подались?
— Деньги, — бросила ее мать.
— Потому что большинство людей не хотят довериться разуму, — ответил Изя. — Деньги — средства — лишь вторичный фактор. Последние сто лет любой, кто мог взглянуть на мир разумно, видел, что происходит: истощение ресурсов, демографический взрыв, распад государственных систем. Но чтобы действовать рационально, нужно поверить в разум. А большинство скорее поверит в удачу, в Господа Бога или в очередную панацею. Разум суров. Трудно планировать, ждать годами, принимать решения, экономить снова и снова, хранить тайну, чтобы ее не украли или не разрушили жадностью или мягкотелостью. Многим ли под силу держаться выбранного пути, когда рушится мир? Разум — вот компас, который привел нас сюда.
— И никто другой не пытался?
— О других мы не слышали ничего.
— Были еще фои, — пискнул Ноах. — Я читал о них. Они тысячи людей помещали в заморозку, живых и здоровых, потом строили эти дешевые ракетки и отправляли в полет: дескать, через тысячи лет они прилетят к какой-то звезде и проснутся. Они не знали даже, есть ли там планета.
— Вот-вот, а их вождь, преподобный Кевин Фой, уже будет ждать их, чтобы поприветствовать с прибытием на землю обетованную, — закончил за него Изя.
— Аллилуйя!.. Бедные придурки — так их в народе звали. Я тогда был твоим ровесником, смотрел по телевизору, как они залезают в эти свои ракеты. У половины или грибок, или БМВ-инфекция. Детей несут на руках, поют гимны. Это не люди, доверившиеся разуму. Это люди, в отчаянии отбросившие его.
В объемном экране над пустынями Амазонии набирала силу колоссальная пыльная буря — тусклое, рыже-серо-бурое пятно. Цвета грязи.
— Нам, похоже, повезло, — заметила Эстер.
— Нет, — ответил ее отец. — Удача тут ни при чем. И мы не избранный народ. Мы те, которые выбрали.
Изя был мягким человеком. Но сейчас в голосе его слышался тугой звон. Дети и жена удивленно глянули на него.
— И мы принесли жертвы, — произнесла Шошана. Карие глаза ее были прозрачны.
Изя кивнул.
Она, вероятно, думала о его матери. Сара Розе могла претендовать на одно из четырех мест, оставленных для женщин, вышедших из детородного возраста, но все еще полезных для колонии. Но когда Изя сообщил ей, что внес ее в списки, Сара взорвалась: «Жить в этой кошмарной банке, в этом летающем мячике? Без воздуха, в тесноте?» Изя пытался рассказать ей о пейзажах, но она отвергала все возражения. «Исаак, меня клаустрофобия одолевала в куполе Чикаго, а там миля в поперечнике! Забудь об этом. Бери Шошану, бери детей, а меня оставь дышать смогом, ладно? Езжай. А мне пришлешь открытку с Марса». Не прошло и трех лет, как она умерла от БМВ-3. Когда Изина сестра позвонила и сказала, что мать умирает, Изя уже прошел санобработку. Покинуть купол Бейкерсфилд значило проходить все сначала, а кроме того, подвергнуться риску заражения последней, самой смертоносной формой быстро мутирующего вируса, который унес тогда уже два миллиарда человеческих жизней — больше, чем отложенная радиационная болезнь, и почти столько же, сколько голод. Изя не поехал. Потом пришло письмо от сестры: «Мама умерла в ночь на среду, похороны в пятницу в десять». Он посылал письма, факсы, «е-мэйлы», звонил, но не мог пробиться — а может, сестра не захотела отвечать. Теперь боль почти унялась. Они выбрали. И принесли жертву.